Клановость высшей российской власти

Как выглядят действующие механизмы рекрутинга правящего класса в России? Мы сделали попытку провести расчет коэффициента клановости...

Клановые группировки в высшей российской власти определялись посредством анализа биографий представителей политической элиты. Обнаруживаемые групповые совпадения в анкетных данных позволяли сделать предположение о наличии структур соответствующих кланов. Показатель, превышающий 10% кланового представительства, рассматривается как высокий. Применительно к постсоветскому периоду для определения политической элиты использовались данные рейтингов ста ведущих политиков России.

До трети (33%) представителей политической элиты в современной России составляют лица, происхождение или трудовая деятельность которых связаны с Санкт-Петербургом (Ленинградом). Понятие «ленинградский клан» является на сегодня достаточно устойчивым в политологической литературе и подтверждается в данном случае статистически. Известным современным феноменом является широкое выведение на уровень высшей власти бывших и действующих представителей органов безопасности и силовых правоохранительных структур. Их удельный вес в современной политической элите находится на беспрецедентно высоком уровне, превышая четверть всего истэблишмента (27%). Еще более впечатляющим является рост представительства в высшей политической власти лиц, деятельность которых связывалась с банковскими структурами и крупным бизнесом. Уже к 2000 г. численность этой категории превысила треть от состава российского правящего класса. На сегодня этот показатель и вовсе достиг 50% всего истэблишмента. Несмотря на реляции о победе над олигархическим капитализмом образца 1990-х гг., подлинный облик нынешней власти позволяет констатировать прямо противоположную тенденцию. Финансовая олигархия составляет сегодня реальность современного функционирования и кооптирования российской власти.

Достоверность выполненных расчетов была проверена по персоналиям депутатов Законодательного собрания. Целесообразность такой проверки определялась двумя соображениями: во-первых, возрастала выборка (до 620 человек); во-вторых, речь шла об органе, формируемом демократическим путем – посредством выборов.

Если клановые структуры в нем сохраняются, то рецептура выборности сама по себе не отменяет действия иных недемократических механизмов рекрутинга.

Предположение наглядно подтвердилось. Петербургская группа составляет 12,9%, а представителей органов госбезопасности – 12,3% депутатов Законодательного собрания. Это меньше, чем среди ста ведущих политиков. Но такое уменьшение по мере снижения по пирамиде власти – прогнозируемо. Для сравнения, представителей вооруженных сил в Законодательном собрании – 6,9%, что почти в два раза меньше, чем «гэбистов» и «мвдэшников». Характерно появление новой клановой группы – «бывшие спортсмены» (5,8%). На фоне провала России в олимпийском Ванкувере такое их представительство во власти, по меньшей мере, не оправданно. И особая позиция у представителей банковских структур и крупного бизнеса – 47,9%. Цифры, полученные применительно к когорте ста ведущих политиков, на уровне Законодательного собрания фактически совпали.
Сегодня циркулируют слухи о покупке депутатских мест в Государственной Думе, называются суммы… Притом что почти каждый второй депутат имеет отношение к банковской или предпринимательской деятельности (т.е. кооптируются в депутатский корпус люди по меньшей мере, состоятельные) данное обвинение звучит достаточно правдоподобно. Институт выборности, таким образом, сам по себе принципиально не влияет на модель элитаристского рекрутинга. Выборы сегодня достаточно управляемы. За ширмой их в современной России действуют ведомственные и земляческие кланы. Но главное, что определяет основной принцип рекрутинга элит в Российской Федерации, – это деньги.
Речь, таким образом, должна вестись не о демократизации элитогенеза, а о создании фильтрационных институтов селекции элит в интересах России. Это должны быть институты ценностного типа. Они должны прийти на смену ныне действующим фильтрам финансового профиля. В этой трансформации и заключается путь оздоровления российской государственной власти.

Багдасарян В.Э., доктор исторических наук