\"Поедете на виселицу? Выбор советского пленника

Перед ним стоял выбор: голодная смерть или воевать против своих.

Чуть-чуть не умер — такое случалось с Григорием Нечипоренко не один раз. Буквально всю войну он ходил по краю, был ранен, но не убит. Попал в плен, но выжил. Немцы использовали его в качестве живого щита, но в последний момент атака отменилась. По нему впрямую бил вражеский танк, но он чудом спасся. Уже в СССР после немецкого плена в советском фильтрационном лагере его не записали в изменники, как многих других, а отпустили.

Всегда по краю

Его призвали в армию 15 мая 1939-го. Ему был 21 год. Григорий служил в Эстонии при штабе полка бухгалтером и писарем. Получал прилично — 150 рублей. Обычному красноармейцу платили 8 рублей.

Это был июнь 1941 года, до конца службы оставалось несколько месяцев. 21 июня сообщили: «Завтра в 5 утра идем на большие маневры к морю». Но раннего подъема почему-то не было. Все с удовольствием проспали до 9 утра. А после зарядки и завтрака, в 11 часов, политрук объявил о начавшейся войне.

Они получили приказ отходить через таллинское шоссе. Грузились впопыхах. Завскладом наполнил кузов саперными лопатами, пустыми бочками для горючего и документами. Сюда же решили посадить и Григория.

— Неподалеку от городка Раквере машина резко затормозила. Прямо на нас смотрел немецкий танк. Капитан с водителем бросились в кювет, а я оцепенел. И вдруг раздался залп.

Дым, смрад, гарь. В ушах звенело. Полуторку приподняло, но не перевернуло. Вся машина была изрешечена осколками. Григория спасло только то, что кузов был заполнен железным инвентарем.

Он побежал к лесу. Сзади строчил пулемет. Внезапно Григорий почувствовал, что-то не дает ему бежать.

— Меня задело осколком, — вспоминает Григорий Максимович. — Никакой боли не было. Просто я понял, что скачу на одной ноге.

Раненого Григория переправили в госпиталь города Тапа.

— Я очень боялся оставаться в Эстонии и во что бы то ни стало хотел попасть в поезд с ранеными, который отходил в Ленинград. Но на вокзале замешкался с костылями, и пока доковылял до вагона, состав уже тронулся, — рассказывает ветеран. — Эта случайность снова спасла мне жизнь.

Когда он проезжал мимо Нарвы на следующем поезде, то видел на развилке догорающий эшелон, на который только что опоздал.

Он провел в госпиталях больше месяца. Комиссия признала его негодным к военно-строевой службе.

— У меня не получалось даже сесть на стул. В левом бедре остался осколок. Я мог только охранять сады или работать в госпиталях.

Его назначили казначеем в финансовую часть при штабе полка. «На фронт вернулся, но не с автоматом, а с карандашом», — подшучивали над ним сослуживцы.

Полицаями были пленные

Их полк пробыл под Ворошиловградом недолго. 31 июля 1942 года они получили приказ отступать.

— Нам не говорили, что мы бежим. Говорили: «Идем на защиту Баку», — вспоминает Григорий Максимович.

В тот день немцам удалось взять в плен более 70 тысяч человек. Это была тщательно отработанная операция: истребители отсекали конец колонны, после чего отставших окружали моторизованные части. Потом эта процедура повторялась снова. К вечеру пленных согнали на большое поле, огороженное колючей проволокой. После этого стали отправлять в Донецк (тогда Сталино).

— И вот что смешно: до этого момента, пока мы отступали и я ехал на телеге со съестными припасами, у меня совсем не было аппетита. И только когда мы оказались в плену, я вдруг ощутил зверский голод, — признается фронтовик.

Ту картину Григорий Максимович запомнил навсегда: колючая проволока, шесть больших котлов, в которых готовят «обед» для пленных.

— Они привозили с полей тухлых мертвых лошадей, рубили их вместе с шерстью и прямо так варили. Но и этой еды хватало не на всех, — рассказывает Григорий Максимович. — Тот, кто пытался подойти к кухне, получал от полицая. Тогда я впервые увидел, как человек человека бьет дубинкой. А полицаями были наши, из пленных...

Вскоре Григория перевели в лагерь на границе с Польшей. Здесь пленным полагались уже и завтрак, и обед, и ужин. Это была отвратительная баланда, но Нечипоренко она казалась вполне съедобной.

— По сравнению с голодом 30-х годов на Украине, который я перенес, это было не так уж и плохо.

Они падали в вырытые нами траншеи

Через пару недель немцы стали набирать из пленных группы по 10 человек, чтобы они копали траншеи рядом с железной дорогой. Для чего нужны эти ямы по два метра в длину и метр в ширину, стало ясно, когда к этому месту подошел товарняк из пяти вагонов. Напротив каждого вагона выстроились автоматчики, и из вагонов стали выводить связанных людей.

— Это были евреи, и их расстреливали прямо здесь же. Они падали в наши траншеи, — вспоминает Григорий Максимович. — Мы стоим — у нас слезы катятся. Женщины с детьми на руках, старики… В ямы падали еще живые люди… Когда поезд ушел, нам приказали засыпать эти могилы. А через некоторое время нас тоже посадили в вагоны и повезли дальше. Больше всего мы боялись, что, когда поезд остановится, нас будут ждать такие же траншеи.

Украина — Польша — Германия — Норвегия. Григорий Нечипоренко и не предполагал, что будет путешествовать таким странным образом.

В 1944 году Советская армия атаковала оккупированную Германией Норвегию с севера. Осенью начались бои за портовый город Киркенес. Немцы срочно приказали пленным покинуть территорию лагеря.

— Мы поняли, что нас будут использовать в качестве живого щита. Фашисты часто так поступали с пленными. Пока мы плыли на катере, я успел несколько раз со всеми попрощаться.

На середине пути катера внезапно остановились… развернулись и вернулись к берегу. Пленных выстроили в колонну и повели обратно в лагерь. Выяснилось, что совет-ские войска уже взяли город, и немцы отменили атаку.

Выбор

Неожиданно пленных стали кормить чуть лучше. Но длилось это «благополучие» недолго.

— Однажды к нам приехал вербовщик власовской армии. Он поставил условие: либо всех переводят на рацион из двух сырых картофелин и кружки кипятка с травой в день, либо пленные записываются во власовцы.

Вечером в бараке обсуждали, что делать…

— Сдохнем от голода, если не согласимся, — не выдержал один заключенный.

— Да? А присягу против своих ты принять готов? — парировал другой.

В бараке воцарилось тягостное молчание.

«Как верный сын моей Родины, я добровольно вступаю в ряды войск Комитета Освобождения Народов России. Торжественно клянусь честно сражаться до последней капли крови под командой генерала Власова на благо моего народа против большевизма. Эта борьба ведется всеми свободолюбивыми народами под высшей командой Адольфа Гитлера» — так звучали слова присяги, и бывшим советским солдатам с трудом давались именно слова… Завербовать удалось лишь двух молодых парней.

Остальные тех двоих не осуждали. Новобранцам выдали черную форму, освободили от работы, кормили отдельно. Им была предоставлена относительная свобода, которую ограничивал лишь приставленный к ним немецкий часовой. Спустя два дня новобранцы-власовцы этой свободой воспользовались: убили охранявшего их солдата и сбежали. Обманули всех…

— Когда немцы об этом узнали, власовского вербовщика чуть не расстреляли. Он тут же уехал из лагеря. Вся вербовка на этом и закончилась, — смеется Григорий Максимович.

Если что — бросайтесь на проволоку

В марте 1945 года в лагере под Нарвиком собралось около 5 тысяч заключенных. Командовал ими главный полицай лагеря Юрий Иванович Попов — бывший учитель из Москвы. Таких жестоких людей Григорий не видел еще никогда.

Обычно сами немцы выбирали, кого из заключенных назначить полицаем. Они просто подходили и прикрепляли на робу значок. Отказаться от такого «повышения» было нельзя. И все же когда полицаям приказывали взять в руки палку и избить провинившегося, шли на это далеко не все.

Попов же свою работу выполнял от души. В случае отказа другого полицая бил палкой вначале нерадивого подчиненного, а потом провинившегося пленника.

С особой ненавистью он относился к молодому солдату Яше Кацману.

— Я сгною тебя, — обещал он.

В один прекрасный день Яши в лагере не стало. Теперь заключенные боялись Попова еще больше.

— Все изменилось 7 мая 1945 года. В тот день мы работали в порту, но во время обеда всех вдруг собрали и повели обратно в лагерь. Мы слышали обрывки разговоров немцев, но не до конца понимали, что происходит. Попов был чернее тучи.

Больше пленных на работу не выводили.10 мая немцы установили на вышке пулеметы и окружили периметр лагеря собаками. Все понимали: что-то готовится. Вечером 12 мая один из полицаев предупредил пленников, что лагерь будут ликвидировать.

— В случае чего выбивайте окна и все матрасы и простыни бросайте на проволоку — и вперед. Кто-нибудь да спасется, — прошептал он.

В ту ночь никто в бараке не сомкнул глаз

— Мы ждали, что нас придут убивать. Ближе к утру снаружи стали раздаваться странные звуки. Мы слышали беготню, крики, пару выстрелов, потом все стихло. Мы сидели, пытаясь уловить хоть один звук, как вдруг кто-то снаружи начал отпирать дверь… «Ну вот и наш черед пришел», — прошептал кто-то…

В барак вошли… норвежские полицейские. Ни слова не говоря, они распахнули двери барака и направились дальше. Когда пленники вышли наружу, немцев в лагере больше не было. И только возле каждого барака стояли канистры с бензином.

Где попов?

— Это был настоящий праздник. Мы обнимались и плакали. Никто не мог поверить, что теперь мы свободны, — улыбается Григорий Максимович.

Первыми приехали союзники — агитировали не возвращаться в СССР: «Зачем вам ехать на виселицу?»

— На виселицу — зато домой, — отмахивались заключенные, не веря словам иностранцев.

…Появления в лагере Яши Кацмана не ожидал никто. Его давно уже похоронили. Яша был в советской форме — он был уже капитаном.

— Где Попов?! — был его первый вопрос.

— Сбежал.

— Кто хочет пойти найти?

Вызвались трое пленных. Вскоре беглого полицая привезли обратно в лагерь. Его хотели пропустить сквозь строй — союзники не позволили. Попова посадили в карцер и стали охранять от бывших пленников.

Одним из последних в лагерь приехал советский дипломат из Осло Караваев. Но американцы отказались выдавать пленных.

— Мы несем ответственность за этих людей.

— Хорошо, тогда давайте опросим их, — предложил Караваев.

Бывших пленников по очереди заводили в барак, где стояли два стола. За одним сидели представители союзников, за другим — советские дипломаты.

— Куда желаете ехать? — спрашивали каждого.

Все как один хотели ехать домой.

Ну все, хана!

— Мы ехали домой в вагонах и пели песни. На каждой станции нам улыбались и махали руками люди. А вот встретили нас… неласково. Прибываем в Выборг, и тут появляется охрана, автоматчики, все двери в наших вагонах запирают на замки. «Ну все, хана!» — сказал я.

Скоро объяснили: прежде чем отправиться домой, бывшие пленные должны пройти проверку в фильтрационном лагере под Муромом.

— В Муроме нас выгрузили из вагонов, выстроили в колонну, но когда раздалась команда «Шагом марш», передние — ни с места. «Вы что, русский не понимаете?!« — вспылил старшина, который командовал нашим этапированием. «Понимаем. Уберите автоматчиков и ведите так. Мы сюда приехали добровольно».

Эти слова неожиданно убедили. Автоматчиков убрали, и колонна двинулась.

— Нам объяснили, что эти меры нужны для того, чтобы отсеять шпионов, диверсантов и предателей. Мы отнеслись к этому с пониманием. Главное — мы были в своей стране. Хотя, конечно, относиться к нам могли бы и получше…

…На положении неполной свободы Григорий Нечипоренко прожил еще около года. 14 апреля 1946-го он получил наконец паспорт, что означало его полное восстановление в правах. В том, что его признают невиновным, он не сомневался никогда.

И лишь спустя многие годы Нечипоренко узнал, что далеко не каждому солдату, побывавшему в плену, повезло так же…