Россия пожинает плоды своей цивилизационной идентичности

Европа... Как много в этом звуке для сердца русского слилось! И отозвалось тоже немало: «европейский уровень», «европейское качество», «европейский сервис», «европейского уровня образование». Прилагательное «европейский» продолжает служить синонимом всего того мало-мальски хорошего, что изредка встречается на просторах нашей большой страны. И как же им злоупотребляют! ТЦ «Европейский», бесконечные «Евросеть», «Евростиль», «Евродом»... Похоже, в нынешние времена присвоение чему бы то ни было титула «европейский» стало аналогично награждению «знаком качества» в СССР. И посему данный процесс в той же степени сопряжен с различного рода очевидными нелепостями. Существует же, например, «европейская мойка» - видимо, при мытье автомобиля там воды не жалеют, и моющие средства не так активно разворовывают. А надругательство над квартирным интерьером, совершаемое сезонными таджикскими умельцами, в гуще народной среды по-прежнему с умилением именуют «евроремонтом».

Корпоративному люду, работающему в российских филиалах крупных международных компаний, приятно осознавать, что их хэд-офисы находятся где-нибудь в Париже, Лондоне или Женеве. Греет душу, что хоть опосредовано, но, мол, мы все-таки европейцы - дальние, так сказать, родственнички. Для прилизанных «белых воротничков» общеевропейская идентичность она как-то все же более комильфо, нежели там какая-то «евразийская» или тем паче неприкрыто азиатская.

Азиатского происхождения у нас исторически было принято стесняться. В бородатом анекдоте про поручика Ржевского, когда главному герою после всех уже свершенных им безобразий предлагают напоследок еще и в рояль нагадить, тот подсобравшись и стряхнув алкогольный туман, выносит взвешенную экспертную оценку: «Не поймут-с. Азия-с».

А, собственно говоря, с чего это мы вдруг Азия-с? Есть же устойчивое выражение: «Европейская часть России». И проживает на территории этого устойчивого выражения как минимум 80 процентов населения Российской Федерации. В чем же тогда проблема?

А проблема состоит в том, что помимо карт географических, существуют еще и карты ментальные. Кто, кого и куда на эту ментальную карту поместил, сильно зависит от изначального восприятия, положившего начало формированию клише, произошедших затем исторических коллизий и их последующей интерпретации. Такая вот история с географией.

География

Все начинается с разных географий. Сия, казалось бы, точная наука подвергается эрозии плюрализма интерпретаций. И требование выдачи другого глобуса перестает быть капризом эмоционально неустойчивого барчука. Например, в таких странах как Австралия и Новая Зеландия продаются глобусы, где южное полушарие находится в верхней части глобуса, а северное - наоборот, в нижней. В результате, Австралия с Новой Зеландией оказываются в центре мироздания, а Россия - примерно там, где на наших глобусах рисуют Антарктиду.

На картах мира, изготавливаемых в США, Северная и Южная Америка расположены не в левом углу как у нас, а ровно посередине. Из правого и левого углов торчат, соответственно, ошметки Европы и Азии.

Столь же условны и плюралистичны интерпретации того, где начинается, и где заканчивается Европа. Мы все учили в школе, что граница между Европой и Азией проходит по Уральскому хребту и Кумо-Манычской впадине. Следуя этой логике, получается, что наиболее населенная часть России находится в Восточной Европе. Но если посмотреть, например, справочник ООН «Мировая Статистика», то в графе «Россия: географическое положение» указано - Северная Азия. И лишь в скобочках приписано, что «существует мнение, что часть России, расположенная к западу от Урала относится к Европе». Ни больше, ни меньше: «Существует мнение».

На географических картах, издаваемых в Польше, Белоруссия обозначена как «Азия», а вот Украина уже как «Европа». Смотрится довольно забавно, поскольку две страны расположены примерно на одной и той же долготе - эдакий «азиатский» выступ Белоруссии в Европу и ниже контр-выступ «европейской» Украины (как удар и контрудар на военных картах). Ясновельможные географы исходят из предположения, что Белоруссия находится под полным контролем «азиатской» Российской Империи (что на самом деле неправда, поскольку Батька рулит своей страной довольно самостийно). Украина же, ведомая твердой рукой демократической Польши в направлении НАТО и Евросоюза, заслуживает, по их мнению, если пока еще и не институциональной, то уж хотя бы географической дефиниции «европейской страны». Интересно, после победы Януковича на недавних президентских выборах станут ли поляки перекрашивать Украину обратно в «Азию»?

Чудеса с расплывчатой европейской идентичностью на этом не заканчиваются. Например, Израиль, который находится вообще на Ближнем Востоке, участвует в музыкальном конкурсе Евровидение, а соседний Ливан, половину населения которого составляют христиане, уже нет.

Или взять, например, Каспийский регион и участие в том же всеевропейском молодежном музыкальном бдении: почему солнечный, мусульманский, нефтеносный и авторитарный Азербайджан есть в списке приглашенных на Евровидение, а столь же солнечный, мусульманский, нефтеносный и авторитарный Казахстан в нем отсутствует?

История

Помимо расплывчатых географических определений Европы и Азии, есть еще и тенденциозные идеологические. Берут они начало в античной древности, во времена греко-персидских войн. Собственно, деление на Европу и Азию придумали упоенные победой греки, положив начало первой в истории человечества идеологической «холодной войне».

Условно проведя границу по Геллеспонту (тогдашнему названию пролива Дарданеллы), греки под «Европой» стали подразумевать себя, а с «Азией» отождествили находящееся по ту сторону проливов Персидское царство. Европа, то бишь Греция, стала синонимом гражданственности, свободы личности и демократия, а символизирующая Азию Персия начала олицетворять самовластие, деспотизм и растворение личности в толпе угодливых и раболепствующих подданных. В интерпретации греков, источником их победы стала приверженность демократическим ценностям. Не правда ли, что-то очень сильно напоминает?

Любая идеологическая схема, как правило, не обращает внимание на нюансы, а иногда и напрямую грешит против истины. Данная конструкция не стала исключением. В ней как-то совсем игнорируется тот факт, что при Фермопилах первый удар приняли на себя спартанцы, которые были в разы «тоталитарней» самих персов. Спартанцам же принадлежала и ключевая роль в решающей битве при Платеях. Более того, «свободолюбивые эллины» совершенно не гнушались тем, чтобы служить в качестве наемников в армии «ненавистных персидских деспотов» (взять хотя бы историю, изложенную в «Анабазисе» Ксенофонта).

Но тогда возник великий миф, который дожил и до наших дней. Миф гласит, что Европа (читай расширительно «Запад») - она по определению хорошая, то есть свободная и динамичная, а Азия (читай расширительно «Восток») - она по определению плохая, а именно деспотичная и сонная. На фоне существующих темпов роста азиатских экономик постулат о «сонности» Азии вызывает глубокий скепсис. Но общие рассуждения на тему «что такое хорошо и что такое плохо» продолжают место быть.

В киноэпопее, снятой Питером Джексоном по мотивам романа Джона Рональда Руэла Толкиена «Властелин колец», объединенные силы Запада противостоят объединенным силам Востока. Силы Запада, понятное дело, белые и пушистые - все сплошь рыцари без страха и упрека. А с Востока прет такая нечисть, что невольно в голову закрадывается мысль - вот бы их сейчас всех гадов разом, одной ковровой бомбардировкой...

Кстати, о бомбардировках. Когда в 2006-2007 годах на повестке дня остро стоял вопрос о возможной бомбардировке ядерных объектов Ирана вооруженными силами США, и разведки разных стран давали в прессу утечки, что вот-вот начнется, на экраны мира вышел исторический боевик Зака Снайдера «300 спартанцев». В свое время этот выдающийся «киношедевр» не обстебал и не отфотожабил разве что только ленивый. Однако мало кто обратил внимание, что основная задача фильма состояла в том, чтобы послужить международной агиткой в пользу бомбометания, если бы американцы все же перешли от слов к делу.

В фильме противостоящие грекам персы (они же иранцы) просто несказанно прелестны - тут любой Хеллоуин и «Рассвет мертвецов» отдыхает. А персидский царь Ксеркс вообще изображен в виде голубоватого фрика ростом с Колю Валуева (эдакий the Gay Beast from the East). Ходили же персидские цари, ясное дело, исключительно полуголыми, дабы цинично выставлять на показ свои альтернативно-сексуальные прелести. Всегда обычно энергично защищающие права сексуальных меньшинств и активно ратующие за повсеместное проведение гей-парадов американцы на сей раз включили на полную катушку мобилизационный ресурс гомофобии. И, надо сказать, желаемый эффект был достигнут - все ведь в душе переворачивается, глядя на этих пиндосов безобразных: бомбить их, бомбить и еще раз бомбить!

Тогда в администрации Буша-младшего бомбить все же не решились. Видимо, прикинули реальные шансы на успех и подумали, что затевать третью войну на фоне столь успешно протекающих двух остальных (Ирак и Афганистан) будет несколько накладно в смысле экономических, политических и имиджевых издержек. Но, как мы видим, извечный дискурс «Азия-Европа» со строго черно-белым распределением ролей живет себе и здравствует. И в нем всегда было, есть и будет место для «плохих парней» родом из Азии (с Востока). Ну, а где заканчивается Азия и начинается Европа, как мы видим, до сих пор не решили, и, судя по всему, еще не скоро решат.

Самовыдвиженцы в европейцы

Есть две большие страны, которые с периферии бочком затесались в плотную европейскую политику, и с чьей идентичностью - «европейские» это страны или нет - до сих пор все никак не разберутся. Это Россия и Турция.

С Турцией сюжет выглядел несколько проще. В XIV-XVI веках захватив все Балканы и значительную часть Центральной Европы, Турция достаточно громко заявила свое физическое присутствие на Европейском континенте. В Европе же Турцию до конца XVIII века однозначно воспринимали как чужеродное тело - пришлые оккупанты-агрессоры, к тому еще и иноверцы.

С Россией история была более запутанной. До конца XVII века ее никто не считал «Европой», да и всерьез тоже не воспринимал. Россия представлялась европейцам как «периферия периферии» - довольно отдаленная территория, граничащая с такими задворками Европы как Литва и Польша, никогда не принимавшая участие ни в каких больших европейских делах (крестовые походы, Ренессанс, Великие географические открытия, Реформация и Контрреформация) и всю дорогу проходившая то под хазарами, то под скандинавами (варягами), то под татарами. По своему быту и нравам московиты напоминали заезжим европейским путешественникам азиатов (еще в XVI веке московитов продолжали путать с татарами), а исповедуемое в этих краях православное христианство интерпретировалась как экзотическая восточная религия, чье даже дальнее родство с католицизмом или протестантизмом ставилось под довольно большое сомнение.

Впрочем, быт и нравы - это все, как говорят англичане, matter of interpretation. Например, в годы правления московского царя Иоанна Грозного (1547-1584) было казнено порядка 30 тыс. человек. Примерно столько же было казнено при человеколюбивом Филиппе II испанском (1556-1598). А многоженец Генрих VIII английский (1509-1547) отправил на эшафот аж 75 тыс. человек. Как мы видим, по понятиям XVI века Иван Грозный такого абсолютно уж беспредельного ничего не творил и был, как сейчас говорят, «в тренде». Тем не менее, слава душегуба на все века и времена досталась именно нашему отвязному Иоанну, а не сопоставимо кровососистым европейским монархам того времени.

Прожить бы России дремотной жизнью периферийного азиатского царства (как, например, провела свой XVIII и XIX век Персия), если бы на рубеже XVII и XVIII веков Петр Первый не вломился в Европу в буквальном смысле этого слова. Там его, понятное дело, не очень ждали, но выпереть обратно нагловатого кандидата в «новые европейцы» тогда не сумели. Когда шведский король Карл XII выстраивал свои полки на поле Полтавской битвы, основной пафос обращения к солдатам был «загнать московитов обратно в их медвежью берлогу». Но московиты подсобрались, поле битвы осталось за ними, равно как и «нога в двери» в не очень гостеприимном европейском доме.

В послепетровскую эпоху Россия вступила в так называемый «концерт европейских держав» - это когда три-четыре крупные европейские державы начинали активно дружить против трех-четырех других крупных европейских держав. После обильного кровопролития все, как правило, менялись партнерами, и свальный грех большой европейской политики придавал очередной импульс тогдашней системе «сдержек и противовесов».

В отличие от Турции, которая оставалась невостребованной в вышеописанной системе группового евроцинизма до самого конца XVIII века, России таки удалось вступить в сей славный «концерт» со своим увесистым «контрабасом» - многотысячной регулярной армией, которой, в конечном счете, удалось разгромить лучших полководцев Европы XVIII-XIX века - Карла XII шведского, Фридриха Великого прусского и, наконец, Наполеона.

В общем-то, помогла религия. Каким бы экзотичным ни казалось европейцам русское православие, оно все же не обрубало напрочь возможность вступления в династические браки (с турецким исламом было сложнее - отправлять европейских принцесс в гаремы турецких султанов не решались даже евроциники и европрагматики).

Открылась обширная ярмарка европейских невест из крошечных североевропейских государств, которые, приняв православие, становились русскими императрицами. Романовы породнились с основными правящими домами Европы, а Россия получила статус дальнего родственника с плохими манерами в дружно ссорящейся большой европейской семье.

Насчет «плохих манер» тут все, конечно, очень относительно. Так называемое «европейское качество жизни» сформировалось только к XVIII-XIX веку, а еще в XVII веке Европа представляла собой кровавое месиво, где судьба была индейка, а жизнь - копейка. В ходе Тридцатилетней войны (1618-1648), в которой приняло участие большинство европейских держав, население Германии сократилось более чем на 50% (для сравнения, в Великой Отечественной Войне СССР потерял 13% населения).

Да и XVIII век в Европе в смысле быта и нравов был скорее переходным периодом к последующим пасторальным картинкам, которыми мы умиляемся до сих пор. С гигиеной было, например, как-то совсем не очень. Петр Первый, побывавший во Франции в начале XVIII века отметил, «что в Париже воняет». Причем, заметьте, это был комментарий человека, который большую часть жизни провел в солдатских казармах. Поэтому вряд ли его можно обвинить в гиперсенситивности к запахам, связанным с человеческой жизнедеятельностью.

В Версале гости королевского дворца мочились прямо за колоннами, поскольку с количеством туалетов архитекторы явно просчитались. А русский посол на приеме у короля Людовика XV заметил, что у знаменитой фаворитки маркизы де Помпадур по лицу бежит клоп. Маркиза в смысле сообразительности и расторопности ничуть не уступала нашей современнице Ксении Собчак - она быстро заправила клопа под парик, загладив тем самым намечавшийся было конфуз.

Что же касается «прав и свобод человека», то провозгласившая их Великая Французская Революция (1789-1794), немало потрудилась нам их закреплением, понастроив гильотин на главных площадях большинства городов Франции. Был здесь все же некий резон - гражданин без головы он ведь и более правопослушен, и в чем-то даже более свободен.

Все это так - но все же, все же, все же... Если бы качество жизни в России и общий уровень развития не уступали бы сложившимся в Европе стандартам, не стал бы Петр Первый ввязываться в эту долгую бодягу с хлопотными плотницкими работами по прорубанию окна в Европу. Видимо, он интуитивно чувствовал острую необходимость «модернизации» (любимое слово Дмитрия Анатольевича).

Как лечили «больных людей Европы»

К XIX веку в Европе к России сложилось отношение, какое обычно бывает у столичной родни к забулдыжному региональному родственнику, у которого, тем не менее, обнаружился какой-то ценный ресурс (например, коммерчески реализуемая недвижимость). Так бы его и знать не знали, а тут за стол сажают, наливают, а когда тот выходит в туалет «освежиться», тихо шепчут за его спиной: «Вот, урод... Ну, урод...». Но при этом мечтают про себя, как бы поскорее получить доступ к этой недвижимости.

Таким ценным ресурсом России являлась ее армия, без которой в европейском «концерте держав», как правило, что-то, как-то не сдерживалось и не противовешивалось. России обычно предлагали поучаствовать, а потом награждали в европейской прессе какой-нибудь ласковой дефиницией, предполагающей педжоративную коннотацию.

Так в ходе революций 1848 года, произошедших в ряде европейских стран, Россия удостоилась звания «Жандарма Европы». Дело обстояло следующим образом: Австрийская Империя, не справляющаяся с венгерским восстанием, обратилась к русскому императору Николаю I за помощью. Тот откликнулся и отправил в Венгрию стотысячную армию, ибо Австрия для России на протяжении последних полутораста лет была хоть и на редкость плохим, но все же союзником.

На Россию легла военная часть операции - разгром венгерской повстанческой армии, а вот всеми карательными практиками занимались уже исключительно австрияки. Один эпизод этой войны совсем уж вышел за рамки европейского представления о комильфо.

После кровопролитных боев храбро сражавшаяся венгерская гусарская конница, состоявшая в основном из дворян, сдалась русскому командованию. За проявленную венграми храбрость в бою им были предложены очень почетные условия капитуляции - все просто расходятся по домам, сохранив при себе личное холодное оружие. Оценив благородство врага, венгерские офицеры сели выпивать с русскими. Алкогольное братание, в ходе которого все поднимали тосты за храбрость и воинскую доблесть друг друга, продолжалась три дня.

Вскоре австрийское командование переслало требование русскому командованию требование передать пленных венгерских офицеров в руки австрийского правосудия. Русское командование покряхтело, но согласилось, - союзники все же как-никак - рассчитывая однако на то, что венгров только немного пожурят, да и отпустят. А австрияки отправили большинство венгерских офицеров прямехонько на эшафот. После этого несколько десятков русских офицеров, принимавших участие в этой пирушке, написали рапорт об отставке. Многие из них десять с лишним лет спустя в качестве добровольцев приняли участие в гражданской войне в США на стороне северян.

Такая вот история. Но все «сливки» в европейской прессе тогда собрала именно России, и «жандармом Европы» именовать стали именно ее, а не возводившую виселицы Австрию.

Помимо «жандарма Европы», Россия в XIX веке удостоилась еще и эпитета «больного человека Европы». Эпитет предполагал две вещи: 1) за страной все же частично признавалась европейская идентичность; 2) акцентировалось то, чтобы стать полноценным европейцем, необходимо пройти курс лечения.

Если в «жандармы» записывали исключительно Россию и, если говорить современным маркетинговым языком, это было ее unique selling proposition, то «больным человеком Европы» попеременно называли то Россию, то Турцию. В конечном счете, «пролечили» обеих. Но первой курс принудительной евротерапии прошла все же Россия.

Годы правления русского императора Николая I (1825-1855) очень сильно напоминают нынешнюю «стабилизацию». Сильно надувались щеки, но реально ничего не делалось. Вдрызг проигранная Крымская война (1853-1856) - а именно тогда и родилось знаменитое российское обещание: «шапками закидаем» - стала тестом на прочность для системы, суть которой сводилась к парадигме «хочу быть великим, оставляя все, как есть».

Война начиналась как война России против сильно одряхлевшей к тому времени Турции. И на первом этапе войны в 1853 году Турции досталось от России примерно как Грузии в 2008. Но потом Англия начала сколачивать масштабную европейскую антироссийскую коалицию.

Ничего сугубо «русофобского» в коалиционных усилиях Англии не было - она всегда себя так вела против любой европейской страны, позиции которой, по ее мнению, начинали усиливаться и тем самым грозили существующей системе сдержек и противовесов в «концерте» европейских держав. Так в середине и конце XVIII века Англия сколачивала коалицию против Франции, в середине XIX века - против России, в конце XIX века - против Германии.

Примечательно другое - Англия и Франция, основные западные участники антирусской коалиции, в качестве идеологического прикрытия войны начали раскручивать тему противостояния «демократического Запада деспотичному Востоку». Особая пикантность данной ситуации состояла в том, что союзником Англии и Франции в борьбе против «деспотичного Востока» выступала ...Турция (после краткого эпизода участия во второй Антифранцузской коалиции 1798-1800 годов ее, наконец-то, пригласили полноценно поучаствовать в собачьей свадьбе большой европейской политики, несмотря на некошерный религиозный бэкграунд).

Турция вроде тоже как Восток, и тоже далеко не светоч плюрализма и демократии, аналогично России давно фигурировала в качестве еще одного «больного» в тогдашнем Freedom Index, составленном европейскими журналистами. Выяснять же, кто из двоих менее «болен», или кто более демократичен - российский самодержец или турецкий султан - занятие примерно столь же перспективное, как пытаться выяснить, кто больший демократ - Путин или Саакашвили. Но военной пропаганде, понятное дело, не до таких маленьких нестыковочек.

Если вспомнить русско-грузинскую потасовку августа 2008 года, события тогда, к счастью, не стали развиваться по сценарию «второй Крымской войны». Сказалась усталость Запада от Ирака и Афганистана, о которой уже писалось выше. Но до боли знакомый механизм предвоенной пропаганды о «противостоянии авторитаризма и демократии» на всякий случай запустили по всем каналам западных медиа в первый же день конфликта. Врали масштабно и вдохновенно. Видимо, хотя бы на уровне теории, некий план Б все же обсуждался.

Вернемся, однако, к XIX веку. Когда в европейском менуэте произошла очередная смена партнеров, и в 1891 году Россия и Франция договорились дружить против Германии, те же французские издания, которые клеймили российский деспотизм во время Крымской войны, начали взахлеб нахваливать «благонравный патриархальный народ, который живет под мудрым правлением своего государя». В качестве ответного жеста благодарности, во время официального визита французской делегации в Санкт-Петербург русский император Александр III с кривым лицом послушал «Марсельезу», за публичное исполнение которой в России полагался срок.

Политический истеблишмент Республики Франция распорядился в честь одного из самых консервативных царей династии Романовых отгрохать в Париже «мост Александра III». По сей день это самый величественный монумент российскому самодержавию в Европе и самый красивый мост через Сену (по сравнению с ним мост Альма, построенный в честь крымских побед французского оружия, выглядит как унылая ЖБК, перекинутая советскими строителями через какую-нибудь речку Малая Шушера).

Как только речь зашла о двух миллионах штыков, которые согласно договору Россия обещала выставить против Германии в случае возникновения конфликта, накал антидеспотичного пафоса у французских коллег заметно снизился. Да, и вообще, во время Первой и Второй мировых войн, с учетом количества русских дивизий на германском фронте и готовности русских продолжать боевые действия несмотря на огромные потери, западные союзники с пониманием относились к «недемократическому» характеру правления в России.

Что же касается Турции, то для лечения этого «больного» Запад заготовил такую клизму, по сравнению с которой антироссийская Крымская война выглядела не более чем щадящей терапией. Турции, поздно вступившей в коалиционную европейскую кадриль, сильно не повезло оказаться в плохое время в плохом месте: в начале XX века вступить с союз с так называемыми «центральными державами» - Германией и Австро-Венгрией.

В ходе Первой мировой войны (1914-1918) «центральные державы» проиграли странам Антанты. Страны-победители, среди которых решающие голоса принадлежали Франции, Англии и США, определили контуры послевоенного мира. На Германию наложили неподъемные репарации и запретили иметь полноценную армию. Австрия из империи превратилась в крошечный клочок земли с немецкоговорящим населением (причем очень много австрийских немцев осталось за пределами Австрии, аналогично тому, как многие этнические русские оказались за пределами России после распада Советского союза). Турцию же, немного немало, решили просто напрочь стереть с географической карты.

Предполагалось, что Турция полностью лишается своей государственности, а места компактного проживания этнических турок в Малой Азии делятся между...Грецией и Арменией. При всем своем одряхлении к началу XX века, Турция все же как-никак была великой региональной державой. Поэтому решение поделить ее между Грецией и Арменией было примерно аналогично тому, как если по тому состоянию, в каком Россия подошла к началу 1990-х годов прошлого века, ее бы вдруг решили поделить между Польшей и Монголией.

Но, как говорится, лечить, так лечить. Ведь смерть больного, в конечном счете, является одним из способов преодоления его земных несовершенств. Европа, она ведь не резиновая. Одним самовыдвиженцем будет меньше.

Однако со смертным приговором, вынесенным их государственности, турки так и не согласились. Под руководством генерала Кемаля Ататюрка (1881-1938) они подняли восстание. Были пролиты реки крови. Тем не менее, турки отбились и свою государственность сохранили.

После войны Ататюрк начал проводить реформы, очень похожие на реформы Петра Первого. Турцию была декретивно провозглашена европейским светским государством. Традиционную восточную одежду было запрещено носить под угрозой получения тюремного срока.

При последователях Ататюрка, сохранивших его жестко проевропейский курс, Турция в 1963 году подала заявку на вступление в Евросоюз. В этой очереди она стоит уже почти пятьдесят лет.

В очередь, господа, в очередь

К 1990-м годам прошлого века Турция стала вполне благополучным государством, являющимся членом OECD, Организации Экономических Развитых Стран Мира (вопрос о вступлении России в эту организацию так пока и не решен). Тем не менее, стоя в полувековой очереди в ЕС, Турция пропустила вперед и слаборазвитую, насквозь коррумпированную Болгарию и нищую, цыганскую Румынию. Вот-вот она пропустит вперед и Боснию-Герцеговину, балансирующую на грани «несостоявшегося государства» (failed state) и имеющую пятидесятипроцентную безработицу.

В опубликованных планах расширения ЕС до 2025 предполагается «завершение интеграции Западных Балкан». То есть принятие в члены ЕС Хорватии, Сербии, Черногории, Македонии, Боснии-Герцеговины, и даже, возможно, Албании и Косово. Затем предполагается взять десятилетнюю паузу по приему новых членов, дабы переварить столь ценное приобретение (что касается второй половины перечисленного списка «кандидатов», то речь идет о выдаче гражданства ЕС более чем десятку миллионов девиантных голодранцев).

Шансы же Турции и Украины на вступление в Евросоюз рассматриваются как «чисто теоретические» (вступление России в ЕС не обсуждается даже на уровне гипотезы).

Помимо того, что Турция и Украина являются большими странами, и европейский «собес» довольно серьезно опасается, что их не потянет, тут еще встает и вопрос идентичности: «А европейцы ли вы на самом деле, товарищи кандидаты?» Что касается Турции, то политкорректные евробюрократы не могут высказать ей прямо в лицо свое подлинное мнение по этому поводу. Вместо этого Турции предлагают выполнить программу по самосовершенствованию из десяти пунктов. Она их выполняет. Затем предлагают программу из двадцати пунктов. Затем из пятидесяти. И так до бесконечности.

Основным камнем преткновения с Турцией является то, что это большая мусульманская страна (по прогнозам ее население вскоре составит 100 млн. человек), бывшая когда-то серьезным военным противником европейцев. С точки зрения европейской идентичности Турция представляется довольно внятным антигероем (иная цивилизация, «не мы»). Но во времена политкорректности такое вслух никогда не высказывается. Поэтому выполняйте, господа, новые пункты и стойте себе тихо в очереди.

С Украиной история чуть-чуть иная. Входившая когда-то в Литву, а затем в Польшу, эта далекая окраина - а именно от этого слова и происходит название «Украина» - в буквальном географическом смысле с натягом все-таки может быть причислена к Европе (хотя, как мы уже отмечали, география - вещь предельно расплывчатая и идеологизированная). Что же касается вклада сих отдаленных мест в европейскую культуру, то кроме еврейских погромов и казацкого бандитизма тут похвастаться особо нечем. А с таким cultural contribution into the common European heritage до Брюсселя явно не доедешь.

Да и современная Украина с ее донецкими «понятиями», равно как и западенскими «иконами стиля» вроде Романа Шухевича и Степана Бандеры, в европейских столицах большого восторга не вызывает. Даже Польша, одна их немногих европейских стран лоббирующих вступление Украины в Евросоюз, была вынуждена отправить в Киев официальную ноту протеста в связи с недавним посмертным присвоением Степану Бандере звания Героя Украины.

В 1990-е годы практически всеми западными политиками и аналитиками Украина ставилась на одну доску с Россией, и по поводу сроков ее гипотетического вступления в евроатлантические структуры говорилось твердое и решительное: never.

Но в начале «нулевых» под давлением неожиданно вспухших нефтяных пластов Россия, все предыдущее десятилетие пролежавшая в положении риз, неожиданно встала на четвереньки, обозревая мутным взором окрестный двор, где когда-то числилась в большом авторитете. С опаской относясь к дальнейшему распрямлению конечностей, - иначе говоря, «вставанию с колен» - производимому этим проблемным пациентом, западные эскулапы собрали консилиум, на котором решался вопрос, как и чем будем дальше лечить.

Вспомнили рецепт маститого профессора господина Бжезинского, что «если надежно оторвать Украину от России, то последняя уже никогда не сможет стать значимой мировой державой». И Украине вместо прежнего «никогда» начали сулить довольно быстрое вступление в НАТО и туманно намекать на некие перспективы интеграции в Евросоюз.

На Украине некоторые прозападно настроенные оптимисты интерпретируют вступление в НАТО как первый этап полноправного членства в западном клубе. Мол, за вступлением в НАТО через пара-тройку лет автоматом последует вступление в Евросоюз, который является куда более желанным призом. Но если мы посмотрим на пример Турции, которая числится в НАТО с 1952 года, а Евросоюз не вступила до сих пор, то поймем, что никакой гарантированной последовательности действий тут не наблюдается.

Киевская интеллигенция и «прогрессивная украинская общественность» она душой, конечно же, с Европой. От Москвы ничего хорошего, кроме того, что та будет вертеть Украину на своей «вертикали», украинские прогрессисты не ждут (и, наверное, имеют на то основание). Но вот то, что Европа вдруг раскошелится на интеграцию пятидесятимиллионой страны, чей уровень жизни ниже, чем в Румынии, а уровень коррупции и общего бардака - выше, чем в России, более чем сомнительно. С десятимиллионной Болгарией намучились (после приема в ЕС в Болгарии на всех уровнях госуправления продолжают брать взятки, несмотря на угрозы Брюсселя прекратить перечислять трансферты на «развитие»), на очереди лихие Западные Балканы, а тут прикажете с совсем немаленькой Украиной изрядно повозиться?

Вообще-то, прием в НАТО и ЕС - совершенно разные вещи. Если страну принимают в Евросоюз, то новый «недоразвитый член» ЕС получает от всего сообщества деньги на развитие и совершенствование, дабы в будущем размером своим и красотой сравняться со старожилами. Вступающему же в НАТО предлагают на собственные деньги перейти на натовский стандарт вооружений. В случае Украины, чьи арсеналы сплошь советского происхождения, это однозначно влетит ей в немалую копеечку.

Перспективы приема Украины в НАТО в 10-20 летней перспективе можно расценить примерно как 50/50. Само украинское население туда не особо рвется, мечтая скорее о ЕС и связанных с этим «коврижках» (вот польские сантехники по всей Европе работают, а чем украинские хуже?) Для НАТО же прием Украины в свои ряды не будет стоить практически ничего, а возможность сделать «козью морду» России будет реализована. Поэтому после временного отката связанного с недавним отказом в предоставлении Украине ПДЧ (План Действий по Членству в НАТО), скорее всего лет через пять НАТО к теме вернется и, «дыша духами и туманами», будет обрисовывать Украине контуры ее будущей полной интеграции в евроатлантическую цивилизацию.

А контуры эти более чем смутны. До 2030 года вступить в ЕС ей точно не судьба, и, возможно, позже тоже. Ну, не дадут деньги еврокомиссары. Ну, не дадут. Не исключено, что Украину, как и Турцию, продержат в «предбаннике» объединенной Европы лет 40-50.

А за 40-50 лет стояния в очереди можно и «обидки» включить. Хотя украинские элиты особой симпатией к России не отличаются (это относится и к «донецким», которых зачастую почему-то называют «пророссийскими», хотя они особого повода к этому никогда не давали), унижение ожидания без определенной перспективы может привести и к некоторому взбрыкиванию в виде отдельных акций демонстративного сближения с Россией по типу «назло бабушке уши отморожу».

Вот, например, Турция - также большой любовью к России не страдает и является прямым конкурентом России в борьбе за влияние на Кавказе. Тем не менее, десятилетия, проведенные в очереди на «квартиру в ЕС», обострили ее чувствительность и подтолкнули к ряду антиевропейских демаршей. Одним из них является подписание всех соглашений с Россией по строительству газопровода «Южный Поток», который, как известно, соперничает с лелеемым объединенной Европой газопроводным проектом «Набукко».

Помимо очереди на институциональное присутствие в Европе, есть и очередь на присутствие символическое - например, право выступать на Евровидении. Азербайджан, вот, удостоился этой чести. Хотя, казалось бы, ну Восток Востоком - кюфта-бозбаш, Шемаханская царица, узкие улочки старого города в Баку, где снимали знаменитую сцену «Черт, побери!» в кинокомедии «Бриллиантовая рука».

В Казахстане справедливо решили, что чем мы, собственно говоря, хуже. И, по слухам, тоже подали заявку на участие в «символической Европе», дабы отправлять потом своих молодых поющих красавиц на конкурс Евровидения.

Суть заявки якобы состояла в том, что, исходя из канонов изучавшейся в СССР географии, ма-а-аленький кусочек Казахстана находится все же в Европе. Если в городе Орал - бывшем Уральске - перейти по мосту через реку, то, как раз в этой самой Европе и окажешься (Чапаев в свое время мостом не воспользовался, рванул вплавь и обетованного берега так и не достиг).

«Оральная» заявка Казахстана не убедила европейцев на сто процентов. Фрейдизм, конечно, неотъемлемая часть европейской культуры. И если бы при впадении сей судьбоносной реки в море, согласно логике цепочки пищеварения, находился город Анал, шансы заявки возможно бы и возросли. Но там находится нефтедолларовый город Атырау. Поэтому европейских чиновников в очередной раз одолел присущий им фирменный евро-скепсис.

В Европе панически боятся всего, что оканчивается на «-стан». Удовлетвори сейчас заявку Казахстана, а там, глядишь, и Узбекистан с Таджикистаном подтянутся, принеся от генетиков справку, какой вклад воинство Александра Македонского внесло в укрепление местного генофонда. А затем и Афганистан с Пакистаном придется уважить - ведь «европеец» Саша Македонский и там прогулялся, закладывая в сухую почву азиатской глубинки семя передовой культуры эллинизма. (Не попав на Евровидение, Казахстан все-таки получил утешительный приз в виде «говорильни» ОБСЕ - но ведь хотелось-то не говорить, а петь!).

Осмысление «недоевропейскости» и поиск новых идентичностей

У Тургенева есть такой пассаж, что русских заграницей видно за версту - во-первых, по покрою платья, а, во-вторых, по выражению лица, которое постоянно меняется с надменного на испуганное и снова на надменное. Когда Тургенев писал эти строки в середине XIX века, русские со времен Петра Первого более-менее свободно ездили в Европу уже в течение 150 лет. Тем не менее, этого срока им не хватило, чтобы гармонизировать себя с объектом своих чаяний и восторгов. Как мы видим, и сейчас, двадцать спустя после падения «железного занавеса», ситуация с культурной адаптацией россиян к европейскому пространству мало в чем изменилась.

Есть легенда о том, что в России до революции правящий класс был насквозь рафинирован и европеизирован. Это не совсем так. Были, конечно же, отдельные уникумы вроде Пушкина с Набоковым, которые иностранными языками владели как родным. Но они, скорее, составляли исключение из правила (ведь и в советские времена встречались люди типа Владимира Познера).

Как писал известный эмигрантский писатель Василий Яновский в своей книге «Поля Елисейские», посвященной творческим деятелям первой волны русской эмиграции, абсолютное большинство русских эмигрантов в Париже, несмотря на оконченные в России гимназии и университеты, знали французский настолько плохо, что не могли объясниться в отделениях полиции, занимающихся вопросами иммиграции, и испытывали трудности при заполнении анкеты на продление французской визы. А Иван Бунин, когда его задержал французский кондуктор за безбилетный проезд в общественном транспорте, беспомощно мычал и, тыча себя пальцем в грудь, произносил только два слова: «Prix Nobel!» (Нобелевская премия - франц.)

В общем, смотрели в Европе на русских косо, и, видимо, положа руку на сердце, было (и сейчас есть) за что. Русские же в ответ дулись и бурчали: «Не вам, лягушатникам, наш народ-богоносец учить». Что ж, если вас где-то не принимают, то тему нужно внутренне рационализировать, чтобы потом сказать, что не очень-то, знаете ли, туда и хотелось.

Первую такую «рационализацию» дали русские славянофилы XIX века. Объясняя отличие России от Европы, они упирали на то, что Россия взяла все свои ценности от порфироносной православной Византии, а Европа - от склочного папского престола в Риме.

Приятно, конечно, раскопать благородного родственника в своей генеалогической цепочке. Но, на самом деле, влияние Византии на формирование русской бытовой и политической культуры было минимальным.

В абсолютном своем большинстве русские князья и бояре греческим не владели, детей своих учиться в Константинополь не отправляли, да и сами там бывали крайне редко. Контакты шли, в основном, по церковной линии. К тому же, с весьма специфическим акцентом. Дело в том, что из Византии на Русь отправляли с пенитенциарными целями - пусть там себе на снежку охладятся - проштрафившихся священников: тех, кто предавался излишним возлияниям, либо нескромно посматривал на прихожанок. А такие, понятное дело, хорошему не научат. Единственное направление, где в Древней Руси внятно прослеживается византийское влияние - это школа русской иконописи (Феофан Грек и другие.)

Вторая - более убедительная волна рационализации была связана с учением так называемых «евразийцев» (Евразийцев-теоретиков лучше не путать с нынешними евразийцами-«практиками». Бойцы молодежного «Евразийского движения» Александра Дугина имеют также мало общего с теоретическим наследием евразийства, как и молодчики из «Антифа» с подлинным антифашизмом).

Основатели евразийства Николай Трубецкой, Петр Савицкий, Георгий Флоровский и их выдающийся последователь Лев Гумилев утверждали, что родом мы не из Византии, а из Золотой Орды, осколка империи, основанной Чингисханом.

Почему-то татаро-монгольского происхождения принято стесняться, хотя Чингисхан находится в том же ряду выдающихся вершителей судеб человечества, что и «европейцы» Александр Македонский и Наполеон (крови он пролил едва ли меньше, но, с другой стороны, вряд ли и больше, чем два последних деятеля, внесенных в «святцы» европейской культуры). С учетом нынешней тенденции смещения общемировой динамики в сторону Азии, такого рода стыдливость, видимо, скоро уйдет в прошлое.

Один из фактов современной российской истории удачно вписывается в концепцию евразийства. Оказывается, был исторический прецедент для должности и.о. царя, учрежденной в современной России на период с 2008 по 2012. В 1575-1576 годах предшественником Дмитрия Анатольевича на этой должности был Симеон Бекбулатович, татарский царевич, которого Иван Грозный во время одной из своих эксцентричных выходок назначил «настоящим царем» и «государем Всея Руси». Симеон Бекбулатович был венчан на царство и сидел в Кремле, в том время как сам Иван Грозный, съехав из кремлевских палат и приняв скромный титул «Ивана Московского», сконцентрировался на вопросах оперативного хозяйственного управления. Заедет, бывало, в сопровождении крепких молодцев в какую-нибудь деревеньку Пикалево, посмотрит так строго в глаза отводящему взор боярину и спросит: «Где деньги народные, смерд?!»

Интересно даже не то, что была учреждена такая должность как и.о. царя, а то, что на эту должность был назначен татарин. Дело в том, что XVI век для России, когда были завоеваны Казанское, Астраханское и Сибирское ханства, очень походил на испанскую реконкисту - вытеснение испанцами мавров с Иберийского полуострова. При внешнем сходстве сути процесса, его последствия были совершенно разными. По свидетельствам европейских путешественников ко двору Ивана Грозного, в кремлевской свите самодержца было полно татар, да и назначенный и.о. царя был родом из бывших завоевателей. Что же касается Испании XV-XVI веков, то в Эскуриале там мавров никто никогда не видел, вице- или и.о.королей из них не делали, и если где и ждал их «горячий» в полном смысле этого слова прием, то разве что исключительно в Инквизиции.

В очередной раз России удалось блеснуть азиатской экзотикой во время наполеоновских войн. В европейской военной истории в последний раз такое оружие как лук и стрелы были применены в 1813 году в битве под Лейпцигом, так называемой «битве народов». Луками и стрелами были вооружены отряды башкирской и калмыцкой конницы, входившей в состав русской армии. Изумленным европейцам представился уникальный шанс увидеть, как примерно выглядела степная конница во времена Чингисхана.

Если вернуться к современности, то коллизия смешанной европейско-азиатской идентичности россиян весьма своеобразно отражена в фильме «Европа-Азия» - последнем фильме, который удалось снять недавно скончавшемуся известному режиссеру Ивану Дыховичному. По сюжету фильма возле монумента, который стоит на глухой лесной дороге и символизирует границу Европы и Азии, команда лохотронщиков «разводит на бабки» проезжающих автовладельцев. Следуют различные головокружительные кульбиты, свойственные комедиям ситуаций, и в конце фильма главная героиня, которую играет Татьяна Лазарева, горестно вопрошает: «Если одна нога у нас в Европе, а другая - в Азии, то мозги-то, мозги-то у нас где?»

Таких монументов, как изображен в этом фильме, у нас в России добрый десяток. Стоят они на лесных дорогах, центральных площадях городков или у мостов через реки, где правый берег - Европа, а левый - уже Азия. Любопытно, приходило ли кому-нибудь когда-нибудь в голову, что же, собственно говоря, меняется при пересечении этих символических границ? Справа и слева - тот же глухой лес. Те же самые обшарпанные пятиэтажки и по ту, и по эту сторону рубежной «евроазиатской» реки. Чем же тогда наша российская «Европа» отличается от нашей российской «Азии»?

Для сравнения, если кому-то когда-либо доводилось пересекать белорусско-польскую границу в Бресте или украинско-словацкую и украинско-венгерскую границу в Чопе, тот, наверное, отмечал, что нюансная разница в открывающихся взору по ту сторону пограничной будки/контрольно-следовой полосы видах выражена гораздо сильнее. А нас даже между Калининградом, нашим самым западным форпостом, и самым, что ни на есть, дальневосточным Владивостоком бьющих в глаза знаковых отличий не наблюдается («леворукие» и «праворукие» машины не в счет).

Существует радикальное мнение, что нужно прекратить эти вековые ничем не заканчивающиеся дебаты, кем мы на самом деле являемся - периферией Восточной Европы или же дальним закоулком Северной Азии. Давно, мол, пора обратить внимание на новые модные и актуальные идентичности. Как считает известный кремлевский политолог Вячеслав Никонов, пора уже оставить устаревший дискурс Европа-Азия и обратить внимание на Тихоокеанский регион, где сейчас сконцентрирована большая часть мировой экономики и зарождаются все мировые тренды. Согласно Никонову, России нужно позиционировать себя как «страну тихоокеанского региона». Тогда и в тренде будем, и перед Западом отпадает всякая нужда оправдываться по поводу несоблюдению всяких там разных евростандартов : «Пока, господа! Ищите нас на Тихом Океане! Мы теперь там!»

Подход довольно прагматичный. Единственно, возникает вопрос, а что у нас, однако, есть на этом Тихом Океане? Известно, что мы там «свой закончили поход», и значимых российских городов на тихоокеанском побережье всего лишь три - Магадан, бывшая столица архипелага Гулаг, Петропавловск-Камчатский, где вечно на часах полночь, и Владивосток, население которого поддерживает свое бренное существование тем, что ввозит подержанные японские автомобили, а затем перепродает их по всей России. Еще во Владивостоке стоит на рейде наш могучий Тихоокеанский флот, который на данный момент состоит аж из пяти (!) крупных надводных кораблей. Флагманский корабль, понятное дело, называется крейсер «Варяг», как бы намекая своим названием на то, что произойдет, вступи наш флот в боестолкновение с ВМФ Японии, США или Китая.

Тем не менее, отдельные смещения в сторону Азиатско-Тихоокеанского региона происходят уже сейчас. И даже на корпоративную жизнь это оказывает свое влияние. Так, например, московский офис компании Colgate из европейского регионального управления этой международной компании переподчинили азиатскому. А главный офис азиатского регионального управления Colgate находится в Бангкоке. Вот, так - из Москвы нужно теперь репортить в Бангкок. И хотя для менеджеров мужского пола командировка в Бангкок далеко не самая неприятная вещь в жизни, подчиненная позиция России по отношению к Таиланду, согласитесь, все же имеет некое символическое значение.

Медведь и водка - вид чудесный!

При неглубоком прочтении данного текста читатель может сделать поверхностный вывод, что это очередное упражнение на тему «как везде гнобят нашего русского брата» или же продолжение сериала Михаила Леонтьева про «вечную информационную войну и Большую Игру Запада против России». Мол, уже достаточно насмотрелись передач первого и второго каналов национального телевидения - «плавали, знаем».

На самом деле, основной задачей написания материла было привлечение внимание читающей публики, в том числе публики корпоративной, к проблеме идентичности. Идентичность на уровне цивилизации является высшей формой идентичности после таких базовых идентичностей как семья/клан/род - регион/этнос - страна.

В отличие от кровнородственных и этнических связей, цивилизационную идентичность можно выбирать в независимости от стеснительных обстоятельств истории и географии (да и последние, насколько показывает их бесконечная интерпретация и реинтерпретация, как оказалось, не такие уж и стеснительные). В английском языке на эту тему есть хороший оборот: «TheplaceIbelongto». То есть, если нравится мне моя духовная родина, которая не совпадает с физическим местом рождения, то, хоть режьте меня, душой я там, на бульварах Парижа и в оливковых рощах Италии, а не в панельной многоэтажке Капотни или Бескудниково.

Как показывает недавняя история России, Турции, а теперь и современная история Украины, Европа для значительной части населения этих стран, особенно интеллектуальной элиты, Европа как духовное отечество, как «the place I belong to», стала частью их цивилизационной идентичности, будь они родом из Пошехонья, Эрзерума или Жмеринки. Со всей неизбежностью сказался эффект так называемой «догоняющей модернизации» - равняемся на то, где жизнь богаче, дороги лучше и шмотки моднее.

Что же касается Европы, то для них Россия и Турция (с Украиной тут несколько сложнее, поскольку в самостоятельное государство она оформилось совсем недавно) - это образец негативной идентичности: «они не такие, как мы - мы не хотим быть такими, как они». В европейских антирейтингах самых нелюбимых национальностей русские и турки (вместе с арабами) регулярно занимают одни из верхних строчек.

Такая вот получилась неразделенная любовь. Хотя со стороны европейцев никакой особой злокозненности и злонамеренности тут нет. Просто так определяются границы цивилизационной идентичности: чтобы понять, кто ты на самом деле есть, нужно понять, кем ты не являешься.

Вообще, Россия для Европы и Запада в целом является очень удобной «бякой и букой». Растущего как на дрожжах Китая они боятся так, что поджилки трясутся. Мусульманский мир уж больно многолик и разношерстен, и единой негативной дефиницией его не припечатаешь (а «Аль-Каеда» по факту оказалась, вообще, каким-то фантомным образованием).

Россия же хороша тем, что умозрительно представима на уровне компактного клише «снег, водка, медведи» и, исходя из ее нынешнего состояния, в обозримом будущем не будет представлять для Запада ни военной, ни экономической угрозы (как бы ни прыгнули вверх цены на энергоносители).

Но было бы в корне неверно полагать, что клишированная ментальность - это порок сугубо западной цивилизации. Если посмотреть, что думают в России по поводу других цивилизаций, мы увидим те же самые незатейливые клише.

Если брать не экспертное сообщество, а массовое сознание, то по поводу западной цивилизации в России все же еще существует некое, хотя и очень искаженное представление. Все-таки эта цивилизация, говоря бунюэлевским языком, - наш «смутный объект желания». Что же касается мусульманской, китайской и индийской цивилизаций, то представления о них в России примерно сопоставимы с гипотезами имбецила о мире за стенами дурдома.

По поводу Китая и Индии в народе продолжают, например, полагать, что все там сплошь босоногие, полуголодные и исключительно контрафактом торгуют. Да, действительно, в Китае и Индии доля бедных слоев населения по-прежнему достаточно велика. Но по уровню развития фундаментальной и прикладной науки Китай и Индия уже существенно обошли Россию. А к 2020 году они, видимо, потеснят Россию и в освоении космического пространства, направлении, где наши позиции были исторически сильны.

И таким примитивным видением мира грешат, в общем-то, все. Ведь для Китая мы тоже всего лишь «северные варвары».

Все в Муданзян!

Когда через десять лет по абсолютному размеру ВВП Китай догонит США и окончательно утвердится в роли одного из вершителей судеб человечества, актуальность дискурса Россия-Европа (Россия-Запад) и, правда, заметно снизится: другие игроки, другие расклады, другие страхи и восторги.

Сейчас же в российском обществе существуют две конкурирующие парадигмы. Одну из них мы условно назовем «либеральной». Она гласит, что Запад России друг, а Китай - враг. Другая, условно назовем ее «патриотической, утверждает, что Запад уж точно враг, а Китай - скорее всего, друг, но только пока латентный.

Такое «полярное» мышление, оперирующее простыми бинарными оппозициями, не отражает всей сложности современного мира. Большинство экспертов сейчас сходятся на том, что мир XXI века становится все более и более похожим на мир XIX - то есть RealPolitik и возвращение к концепции «концерта держав». Например, США активно «подбивают клинья» к Индии, чтобы создать противовес Китаю, и одновременно предлагают Китаю создать «большую двойку», группу G2, которая взяла бы на себя ответственность по совместному управлению остальным миром.

На данный момент и Запад, и Китай не являются ни врагом, ни другом России. Оба они относятся к России довольно холодно и отстраненно (здесь не должно быть никаких иллюзий), рассматривая ее как ресурс, который может быть использован при определенных обстоятельствах. К кому из этих двоих, и на каких условиях, в конечном счете «прикадрится» России в возобновившейся международной кадрили со сменой партнеров, пока не ясно.

Возможно, все обойдется и без апокалиптических сценариев. Китай сейчас осуществляет масштабную программу скупки всевозможных ресурсов и активов в развивающихся странах (к коим принадлежит и Россия), а также осуществления масштабных инфраструктурных проектов, - прежде всего строительства дорог - призванных закрепить эти ресурсные приобретения. Может быть, при удачной скупке всего и вся перекройка существующих международных границ Китаю и не понадобится.

В России, например, возможен вариант «КВЖД наоборот». Китайцы в будущем вполне могут построить полуэкстерриториальные шоссейные и железные дороги, идущие вглубь Сибири и Дальнего Востока, по которым они будут вывозить российский лес-кругляк и другие природные ресурсы для последующей переработки в Китае. Соглашение, заключенное в 2009 году между Россией и Китаем о переработке российского сырья в Китае, где практически вся добавленная стоимость достается последнему, создает все необходимые предпосылки для того, чтобы китайцы начали думать в этом направлении.

И если это произойдет, то тогда модным и продвинутым корпоративным мальчикам и девочкам с последними моделями ноутбуков придется ездить с презентациями уже не в Лондон, и не в Париж, а, скорее всего, в Харбин или Муданзян (это не ругательство - действительно, есть такой довольно крупный китайский город рядом с китайско-российской границей на Дальнем Востоке).

А что, если в Бангкок уже ездим презентовать, то почему бы тогда и до Муданзяна не прокатиться? Так что все в Муданзян! И как говорил главный герой кинофильма «Тот самый Мюнхгаузен»: «Улыбайтесь, улыбайтесь, господа...».