В прокат выходит кровавая версия нашумевшей \"Школы\"

«Класс» впечатляет. Не актерскими работами (уровень максимум средний). Не красотою кадра (картинка уныла, как эстонский климат). Не бюджетом (копейки даже по меркам независимого кино). А будничностью тона, с которым режиссер Ильмар Рааг рассказывает о школьном насилии и подростковой жестокости. Эстонские учителя специально водили свои классы на этот фильм, хотя иногда от происходящего на экране хочется отвернуться не только ребенку, но и взрослому.

Прежде всего, данный фильм не стоит путать с «Классом» Лорана Канте – триумфатором Канн-2008. Строго говоря, у этих картин даже названия разные, а все совпадения случились по прихоти наших прокатчиков. В частности, с обеими лентами предложено ознакомиться на языке оригинала, но если в случае «Entre les murs» (в оригинале – «Между стен») это оправдано «чуть более чем полностью», то «Klass» явно стоило дублировать: интонации финно-угров для славянского уха не столь очевидны, как интонации романцев или германцев.

Лень ли всему виной (дублировать детей и подростков всегда непросто), режиссерский ли понт в духе Стэнли Кубрика (маэстро не признавал дубляж, мол, не для того я столько вожусь с актерами) или «особые чувства» Ильмара Раага к «языку оккупантов» (с русской речью он успешно боролся еще в бытность гендиректором Эстонского телевидения), не столь уж и важно, но фильм явно потерял в том, что принято называть «ощущением сопричастности». Всё в кадре – начиная от тонкостей подростковой моды и заканчивая обшарпанными стенами школы – несет в себе до боли знакомую печать: уверенно заявить, что это именно Эстония, а не Ленинградская область, позволяют только язык да имена главных героев.

Нелюдимого тюфяка Йозепа травят одноклассники. Травят с младших классов, и чем ближе выпускной, тем изощреннее травля. Эндшпиль наступает, когда во время рядовой экзекуции над Йозепом в школьной раздевалке один из авторитетов класса – Каспар – ловит на себе неодобрительный взгляд герлфренд, вследствие чего переходит из стана экзекуторов в стан защитников. Как выяснится позднее, неодобрительный взгляд подружки был истолкован Каспаром неверно, но «пацан сказал – пацан сделал», вернуться к коллективу не позволяют подростковое понятие чести и давняя борьба за власть с еще одним авторитетом класса – Андерсом.

Меж тем удвоение поголовья изгоев увеличивает и раж гонителей. В конце концов, одной детской страшилке («Дети в подвале играли в Гестапо…») суждено будет перетечь в другую – «Маленький мальчик нашел пулемет…»

Это не спойлер. Просто потому, что о перестрелках над учебниками и ошметках плоти на школьных завтраках уже снимали кино и Майкл Мур (документальный «Боулинг»), и Гас Ван Сент (философский «Слон»), оба – в попытках осознать первопричины трагедии. Но «Класс» снят совсем про другое.

Еще в начальных титрах указано, что «фильм основан на реальных событиях», однако подобной бойни в эстонских школах не было никогда. Принято считать, что картина снята по мотивам известных кровавых событий в «Колумбайне», хотя там стрельбу открыли отнюдь не затравленные зверьки, а перезревшие социопаты – поклонники Гитлера, на что есть материалы следствия. Таким образом, слова режиссера, что он де, как Мур или Ван Сент, хотел пофантазировать насчет мотивов двоих убийц из далекой Америки, можно считать отговоркой: Рааг снял фильм не о стрельбе в средней школе как громком общественном событии (эта часть сценария откровенно побочна), а о будничном, скрытом от глаз взрослых насилии и издевательствах в её стенах. Про то, что миловидные подростки даже не превращаются в подонков, а уже являются ими на определенном этапе своей жизни (не сожмись пружина до предела, «охотники» бы выросли, обженились и нарожали бы своих детей, спокойно списывая былые зверства на угар молодости, так это случается нередко).

Спорить с теми, кто ультимативно утверждает, будто подобного «в наших школах» быть не может, по большому счету, бесполезно: лично с вами не случалось, и слава Богу. Но собственного школьного опыта (да и не только своего) автору данного текста достаточно, чтобы констатировать поразительную точность, с которой режиссер описал нравы, типажи, «понятия» и схему террора внутри одного класса. Рааг не скрывает, что в ряде вопросов (например, в сленге) его консультировали малолетние актеры, но есть мнение, что речь все-таки идет о глубоко личном фильме. И по тому, как расставлены акценты, можно догадаться, какая роль в свое время отводилась самому Раагу.

Примечательно, что в картине подробно расписаны семьи объектов школьной травли (в одном случае это добрая, но недалекая бабушка, в другом – мать-домохозяйка и папа из «Кайтселийта», дополнительными тумаками поучающий отпрыска давать сдачи), но не субъектов. Юные садисты изображены фактическим и неизбежным злом – с характером (он на поверхности), но без биографии и бэкграунда.

Причем относится это как к непосредственным экзекуторам – «кругу доверия», что образуется вокруг главного заводилы, так и к наблюдателям, в первую очередь, девочкам, хихикающим над унижениями слабого − кто ввиду привычки (в фильме неоднократно подчеркивается, что подобное отношение к изгоям – норма), кто из мещанского чувства самосохранения.

Апропо, в этом кроется очевидный, но простительный минус фильма: психология детей-«охотников», в отличие от психологии их «жертв», в очередной раз остается нераскрытой. Ранее прямую попытку понять, что щелкает в мозгу самоутверждающегося школьника-экзекутора, предприняли шведы в фильме «Зло» (2003 год). Не слишком удачно, но Рааг, как и целый ряд его предшественников, не сделал даже попытки. Видимо, психика и «исходные данные» малолетнего изверга для режиссеров остаются загадкой и предметом для домыслов просто потому, что былые малолетние изверги впоследствии не становятся режиссерами. Вырастают, работают, учатся рефлектировать, платят налоги – но режиссерами не становятся. Склад мышления не тот.

Другое дело – жертва, эмоциональный фон которой побогаче будет. Тут Рааг со знанием дела расставил в финале все знаки препинания. Затравленный изгой, у которого с младых ногтей отбивали чувство собственного достоинства, пойдет до конца – ему терять нечего. Тот же, кого вынудила на вендетту уязвленная гордость (гордость, понятие чести и заступничество за слабых вообще взаимосвязаны), − скорее нет, чем да.

Стоит отметить, что до российского проката фильм дошел спустя три года после премьеры. С тех пор «Класс» уже был выдвинут на «Оскар», а бойня, аналогичная событиям в «Колумбайне», успела дважды повториться в Финляндии (в Йокела и – позднее – в Каухайоки), что вызвало в маленькой Эстонии настоящую панику, так как финны не только соседи, но и близкие родственники. В адрес Раага посыпались обвинения в провоцировании злодейств, и ответить ему было нечем: «Класс», как предполагалось изначально, должен был стать терапией просто по факту просмотра, никаких конкретных рецептов режиссер не давал. Лишь констатировал, что коллектив одноклассников, внутри которого процветает насилие, социум очень закрытый. Что вмешательство родителей или школьного персонала в некоторых случаях может только усугубить ситуацию, а то и довести её до крайности, так как «доносчиков» не прощают.

Эхо того скандала до сих пор не отшумело, но участи еще одного произведения о школьном терроре – романе «Ярость» (Стивен Кинг запретил его переиздавать под нажимом, вызванным все теми же событиями в «Колумбайне»), фильм «Класс» все-таки не разделил. Напротив, даже заинтересовал российских прокатчиков. И интерес этот, надо думать, обусловлен не тем, что картину наконец-то распробовали, а истерикой вокруг сериала «Школа», который можно назвать «Классом»-light.

Скорее всего, без этого телемыла, прогневившего Госдуму и «небезразличную общественность», «Класс» остался бы событием разве что для киногурманов (которые, к слову, его давно уже посмотрели), так как ленты из Прибалтики и Скандинавии в наших палестинах – известная экзотика. Теперь же частный случай «эстонского фашизма» в средней школе может проканать у широкой публики как кино «на злобу». Но, скорее всего, только на злобу Валерии Гай Германики. Поклонников же стиля, в котором снята «Школа», неизбежно ждет когнитивный диссонанс.

Возможно, Германика всегда мечтала сделать что-то вроде «Класса», но то ли умения не хватило, то ли знаний о предмете исследования (и, повторимся, слава Богу!) По сравнению с фильмом Раага, «Школа» − это безалкогольное пиво, резиновая женщина, «часы швейцарские как у Абрамовича, но гораздо дешевле». И дело тут не только в художественных достоинствах, но и в том, что принципиальное нежелание режиссера выдерживать баланс между темным и светлым, которое так шокирует домохозяек и оскорбляет депутатов, не имеет ровным счетом никакого отношения к «вскрытию нарывов общества», чтобы там ни говорили люди с Первого канала.

«Класс» же не только остросоциален (да, это черная краска, зато не акварельная), он действительно способен шокировать, причем не домохозяек и депутатов, а кого угодно. И дело тут не в количестве крови, а во вселяющей ужас будничности происходящего, что мастерски удалось передать Раагу.

Другой вопрос, что баланс он тоже не соблюсти не смог, от спекуляций не удержался. Вложил в одних персонажей столько ненависти, а в других столько сочувствия, что кровавое, чудовищное, невозможное преступление ни чудовищным, ни невозможным уже не выглядит. Когда иной шестнадцатилетка – еще дитя – счастливо уворачивается от пули, зритель готов испытать досаду.