Мало букв для мысли?

Малоизвестный екатеринбургский писатель Владимир Блинов, чьи прозаические и стихотворные тексты время от времени публиковались в провинциальном журнале \"Урал\", недавно прославился на всю страну. Роман Блинова, состоящий всего из четырех слов, удостоился уральской литературной награды - так называемой Нобелевской премии \"Бука\".

Текст \"Романа без названия\" буквально выглядит так: \"Не надо! Я сама\". С ним Блинов выиграл конкурс \"за самое оригинальное произведение 2009 года, развивающее принципы минимализма в литературе России\". Вообще говоря, в литературе такие эксперименты не новость. \"Опыты\" Монтеня; \"Максимы и моральные размышления\" Ларошфуко; \"Покойся, милый прах, до радостного утра!\" Карамзина; так называемая быстрая проза Пушкина почти без прилагательных (классический пример - отрывок из \"Капитанской дочки\": \"Пошел мелкий снег - и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель\"); \"Бди!\" и прочие афоризмы Козьмы Пруткова; моностих \"О закрой свои бледные ноги!\" Брюсова; \"Карточки\" Льва Рубинштейна, \"О как внезапно кончился диван!\" Владимира Вишневского, \"Парадоски\" Людмилы Петрушевской - вот лишь некоторые тексты, которые шокировали и радовали современников своей емкой лаконичностью. В конце концов, манера писать рассказы из фиксированного количества слов - тоже прием давний, пишут \"Известия\".

Сам по себе факт появления такого текста и вручения награды за него можно было бы отнести к литературным курьезам, если бы не некоторые современные тенденции ограничивать авторов в объеме их текста. Ведь по сути, что такое литература как не род публичного высказывания. Тем более что делиться с читателями своими умозаключениями можно теперь не только со страниц книги, а, скажем, через интернет. Не случайно многие писатели ведут свои блоги и выкладывают в них еще нигде не публиковавшиеся произведения. Некоторые социальные сети даже решили ограничить своих пользователей в \"строкаже\": \"Одноклассники\" - 1000 знаков, Facebook - 420 знаков, Twitter - и вовсе 140. Длиннее читать никто не будет - это долго и скучно.

Короткая же форма не только экономит время, но и дает простор для работы ума и воображения. Из того же \"Романа без названия\" можно \"вычитать\" массу разных смыслов. \"Не надо! Я сама\", - может раздраженно воскликнуть обиженная на мужчину (или другую женщину) женщина, и тогда в тексте кроется сюжет ссоры. Или может произнести с ровной интонацией и даже нежностью - тогда закодированное в диалоге действие будет совсем другим. А если \"Не надо! Я сама\" скажет маленькая девочка кому-то из взрослых, то эти слова станут свидетельством ее взросления.

У этого романа есть только один существенный недостаток - он фиксирует не зарождение бытования этой фразы, а его финал. Обычно механизм таков: автор придумывает афоризм, он волею случая становится крылатым, и уже никто не помнит, кому он принадлежит. В \"Романе без названия\" все ровно наоборот: Блинов зафиксировал уже имеющуюся формулу. У фразы \"Не надо! я сама\" в соавторах ходит все женское русскоязычное население Земли.

А значит, крылатой ей уже не стать.

\"Известия\" обратились к литературоведу Дмитрию Баку, социологу Борису Дубину и мастеру одностиший Владимиру Вишневскому с вопросом, о чем свидетельствует тяга авторов и читателей к коротким текстам?

КОММЕНТАРИИ

Дмитрий Бак,
проректор РГГУ, профессор:

- Нужно отличать афоризм и лаконизм. \"Не надо! Я сама\" - это афоризм. Лаконизм - это что-то краткое, а афоризм - глубокое и бесконечно достраиваемое. Например, у меня был такой анекдот. В шведской компании, где никто не говорил по-русски, один человек сказал, что знает русский язык. Это были две фразы: \"Быстро в душ\" и \"Все, спим\". Оказалось, что у него была русская подруга, и им этого вполне хватало для жизни. В жизни это было лаконизмом, а в пересказе стало афоризмом. А конкретно случай Блинова может свидетельствовать о том, что появилось слишком много длинных текстов. Я убежден, что количество людей, которые прочли \"Войну и мир\", неуклонно снижается и будет снижаться. Сейчас воспринимаются клип, фрагмент, отрывок, рекламный слоган... Думаю, в этом дело.

Борис Дубин,
социолог:

- Мне кажется, что такие тексты сродни провокации. Для ситуации модерна и постмодерна, действительно, важнее обозначать какие-то края и тем самым их раздвигать. Конечно, эти самоубийцы не уничтожают литературу, а обогащают и расширяют ее возможности тем, что идут на крайности. В какой мере одностишия - от стилизованных Брюсовских до иронических Вишневского - обогащают литературу? Не знаю, видимо, в каждом отдельном случае по-разному. Можно только повторить за Ахматовой, что литература делается из самых разных материалов. И у кого и что получится - никогда не угадаешь. Академик Михаил Леонович Гаспаров считал, что лаконизм - это реакция на литературные излишества, пышность и многословие. Такая провокация нужна, потому что не исключено, что более плодотворной окажется не она сама, а реакция на нее.

Владимир Вишневский,
поэт:

- В 1990-е годы, хотя я не считаю себя ни в коей мере первооткрывателем, мне повезло стать неким ухом и сделать народным достоянием однострочную форму. Я сатанинским образом совпал с эрой клипового сознания, когда поэт должен успеть сказаться в одной строке, потому что на вторую у читателя не хватает ни сил, ни желания. Это удавалось не столько благодаря моему скромному дарованию, сколько великому русскому языку. То, что можно сказать одной строкой в русском языке с учетом подтекста и многоточия, в других языках почти невозможно. Только у нас понятно, что такое: \"Давно я не лежал в Колонном зале\", или \"При входе в рай мне продали бахилы\", или \"Любви моей не опошляй согласьем\", или \"Был отвергаем, но зато какими\", или \"Ведь я тебе практически не вру\". Сейчас этот жанр я практически для себя закрыл. А что касается \"Романа без названия\", то этот милый эпатаж опоздал лет этак на 15. Это уже давно все отшучено. Так что уж мне-то не надо! \"Я сам\".