Уходя – оставайся. Тягачеву посвящается

Леонид Тягачев не стерпел позора Олимпиады — подал в отставку с поста президента Олимпийского комитета России (ОКР).

Правда, в самом Ванкувере Леонид Васильевич был еще вполне терпелив, но уже в Москве, узнав, что президент Медведев пообещал «помочь» уйти тем, кто окажется не в состоянии сделать это сам, набрался-таки мужества взять персональную ответственность за результат, который, впрочем, так и не признал провальным. По его версии, девять четвертых мест, обернись они третьими, переписали бы все олимпийские таблицы, и Россия оказалась бы там, где ей и положено быть, — ну хотя бы в пятерке, и это был бы почти уже триумф. Но эту тонкую грань перейти, увы, не удалось, и вот теперь, после окрика главного начальника, приходится уходить. На вопрос: куда? — Тягачев ответил почти угрозой: «Я все равно останусь на острие спортивного движения». То есть вроде и ухожу, но гарантированно останусь. Вот соберу внеочередной пленум-исполком, и пусть мне там должность придумают — например, почетный президент в изгнании. Или — в оппозиции. Главное, чтобы на острие.

С соратником Тягачева Виталием Мутко ситуация тоже непонятная: то Тягачев предлагает ему уйти за компанию, то, напротив, продолжать трудиться, «возглавляя движение единомышленников». Учитывая, что все эти противоречивые заявления Леонид Тягачев делает с больничной койки (простудился под дождем на лыжной гонке и слег с двусторонним воспалением легких), состояние его здоровья вызывает, согласитесь, некоторые опасения.
И не только у лечащих врачей.

А ведь еще два с половиной месяца назад, переизбираясь безальтернативно на пост президента Олимпийского комитета России на новый пятилетний срок, Леонид Васильевич был бодр и весел.

И никому тогда в голову не пришел простой с виду вопрос: а как так, собственно, вышло, что цикл работы президента ОКР идет в полный разрез с циклом олимпийским? Ведь насколько было бы логичнее, если бы эту должность человек занимал на протяжении четырех лет, вмещающих в себе две Олимпиады — летнюю и зимнюю. А потом ты отчитываешься — в марте, не в декабре, а высокое собрание уже голосует, причем сначала не за кандидатуру, а за результат. И если он признается неудовлетворительным, как в случае Ванкувера, то отставка напрашивается автоматически. И тут же обговаривается процедура новых выборов.

Но беда нашего спорта — она ведь не в персоналиях, она в размытости самой структуры управления. Когда Сочи стал олимпийской столицей, к проекту подключили кого угодно, только не профессионалов. Отставили Фетисова, не привлекли Роднину и многих других сегодняшних критиков тандема Тягачев–Мутко, причем критиков по делу — они-то не понаслышке знают, что такое именно зимние Игры. Они не со стороны их наблюдали — они их выигрывали. У них есть опыт, который вдруг, в преддверии домашней Олимпиады, оказывается никому не нужным. И дело ведь не в должностях. Не так, наверное, и сложно сделать, чтобы «единомышленники» двигались в нужном направлении, а не просто шли от Олимпиады к Олимпиаде, выступая как получится и вставая в позу обиженных: мы-то сделали все, что могли, и готовы даже уйти, но недалеко, только вот будет ли от этого лучше? Но хуже-то ведь уже некуда, а если сейчас мобилизовать тех, кто чуть компетентнее нынешних, то они точно что-то свое предложат. Мы три с лишним года празднуем победу Сочи. Но чтобы она не обернулась позором Ванкувера, систему надо срочно менять. Точнее, менять-то ее нужно было вчера.