Вирус – самый дешевый вид оружия массового поражения

В то время как Соединенные Штаты ведут картотеку на каждого вирусолога мира, а Россия борется с гриппом, Грузия, похоже, разрабатывает новые виды биологического оружия», – утверждает заведующий лабораторией Научно-исследовательского института клинической иммунологии СО РАМН, доктор биологических наук Александр Алексеевич Чепурнов в беседе с корреспондентом Агентства национальных новостей Андреем Челноковым.

Мы познакомились с Чепурновым не случайно: роясь в Интернете, отыскивал все, что касается свиного гриппа, атипичной пневмонии, птичьего гриппа и прочих «страшилок», гипнотизирующих общественность в последнее время чуть ли не ежегодно. Напал на тему «вирус «Эбола» и обнаружил, что в Российской Федерации есть лишь один человек, проводивший комплексные исследования этого вируса, – доктор Чепурнов.

– Александр Алексеевич, каждое лето мир пребывает чуть ли не в шоке от того, что на человечество наваливается очередная холодящая душу болезнь… Мы начинаем закрывать друг от друга границы, не покупаем у зарубежных поставщиков то свинину, то птицу, то говядину, научный мир планеты мечется в поисках вакцин от очередной заразы. Ежегодный сценарий один и тот же, лишь названия заболеваний разные. Невольно складывается впечатление, что все эти ужастики – сродни «проблеме 2000», когда человечество запугивали тем, что интеллект компьютеров не справится с осознанием цифры «2000» и засбоит. Как выяснилось, «проблема 2000» была всего лишь бизнес-проектом, направленным на выкачивание денег всякого рода «майкрософтами» из напуганной цивилизации. Не являются ли такими же пугалами для нас, грешных, и темы свиных-птичьих гриппов, атипичной пневмонии и коровьего бешенства?

– Ну, начнем с того, что страшилка «2000» никак не сопровождалась летальными исходами в отличие от того же свиного гриппа. Когда стали поступать первые сведения об этом заболевании из Мексики, я лично насчитал уровень летальности 10 процентов. Это очень большая цифра! Если умножить 10 процентов на пандемию, то получится кошмар. Поэтому свиной грипп не представлялся страшилкой или надувательством с теми или иными, означенными вами, целями. Это реальная инфекция, от которой страдают реальные люди, смерти которых тоже были не предполагаемыми, а самыми настоящими. Да и сейчас, когда стало очевидно, что летальность, к счастью, почти в сто раз меньше первых оценок, она в два-три раза выше сезонного гриппа и в пересчете на миллионы потенциальных больных это очень серьезно. А коли так, то у человечества не мог не сработать инстинкт самосохранения. И в данном случае меня как специалиста очень порадовал тот факт, что у нас в стране достаточно быстро провели исследования и создали вакцину, которая сегодня готова к производству в промышленных масштабах. Прогресс – налицо!

– Прогресс в сравнении с чем?

– В сравнении с ситуацией, которая была, к примеру, с атипичной пневмонией. Ведь тогда на наших границах, у нашего порога стояло заболевание с уровнем летальности порядка 20–30 процентов, а в стране еще кроме диагностики не было ничего! И – самое поразительное – никто в России всерьез этим не занимался! В то время как Канада бросилась в исследования самым активным образом, да и США поспешили. В течение нескольких недель был прочитан геном вируса, исследованы возможные модельные животные. У нас же царствовала чуть ли не летаргия! Государство даже не озаботилось грозящей опасностью! Один из моих коллег по своей личной – подчеркиваю! – личной инициативе с большим трудом сумел получить вирус для исследования, который так теперь и лежит в хранилище центра вирусологии «Вектор», никем не востребованный, поскольку средств на работу с ним никто не выделял. Поэтому события уходящего года, когда были оперативно развернуты исследования, разработано несколько вакцин, проведены их доклинические и клинические испытания и начато производство, свидетельствуют о том, как важно иметь коллективы отечественных ученых и практиков – специалистов в конкретной области вирусологии.

Пусть ситуация оказалась не настолько страшной, как представлялось поначалу. Пусть она даже вовсе не была бы страшной на поверку – актуальность мобильной, оперативной защиты населения от биологической угрозы никто не вправе отменять! Сегодня вирус оказался не настолько всепожирающ, как нам казалось поначалу, а завтра может прийти иной – с более суровым нравом: готовность повстречаться с ним у нас должна быть стопроцентной. Опыт нашей страны в этом смысле имеет положительные исторические примеры. Еще в царской России, когда большую угрозу составляли бактериальные инфекции: чума, холера – создавались так называемые противочумные станции, которые потом были развернуты в противочумную систему. Эти станции были разбросаны по всей стране, они прекрасно работали, у них были интереснейшие разработки, были изготовлены очень эффективные вакцины. Сейчас научная эффективность этих учреждений, к сожалению, низка.

– Да, но тогда эпидемиями выкашивались целые регионы! Сама жизнь диктовала необходимость создания противочумных станций, поскольку иных санитарно-эпидемиологических мероприятий государство не могло предложить населению. Сегодня же, когда люди пьют обеззараженную воду, когда даже воспитанник детского сада знает, что нужно регулярно мыть руки, – необходимость такого анахронизма, как противочумная станция, просто спорна!

– Я веду речь не о бактериальных инфекциях. С ними человечество худо-бедно справляется, в том числе и методами, которые вы перечислили. Сеть противочумных станций – это пример системного подхода к проблеме. Вирус, патогенный вирус, антибактериальными методами не победить! Вот мы на «Векторе» занимались изучением свойств вируса «Эбола». Работы были свернуты. Лаборатория распущена. Формальные поводы были смехотворны. Действительно, на первый взгляд, инфекция эта в общем-то неактуальна для нашей страны. Где-то, что-то в Африке иногда вспыхивает, до нас не добирается. Наверное, поэтому взяли и свернули наши исследования, которые, прямо скажем, были недешевы. Больше в стране на сегодняшний день с этим материалом никто не работает. С одной стороны – все верно. Мало ли бывает разных инфекций на планете! Не работать же российским ученым со всеми подряд! И пусть вирус «Эбола» известен своей высокой летальностью, но это – штаммы, имеющие далекое от нас африканское происхождение. Но вот становится известно, что так называемый штамм «рестон» – филиппинский штамм «Эбола» – очень патогенный для обезьян, но неопасный для человека, выделяют от свиней. Представляете, знаменитый штамм вируса «Эбола», вызвавший гибель сотен обезьян в обезьяньем карантине в городе Рестон, недалеко от Вашингтона, и напугавший тогда всю Америку, сейчас этот штамм «рестон» находят у филиппинских свиней! Есть достоверные сведения, что от свиней происходила передача этого самого вируса к человеку. В этом случае – а исследовались шесть человек, носивших этот вирус, – он остается по отношению к нам по-прежнему нелетальным. По счастью. И вроде бы все нормально. Но появление нового хозяина, нового носителя вируса – свиньи – настораживает. Свинья, как известно, – существо наиболее близкое к человеку физиологически, можно сказать, одна из самых лучших природных моделей внутреннего устройства человеческого организма.

– Вы хотите сказать, что…

– Нет, пока я хочу сказать не то, что вы подумали! Но в своих работах с вирусом «Эбола» мы заметили, что в иных случаях его показатели патогенности для нового хозяина происходят довольно быстро. Нам удалось за семь последовательных пассажей с «Эбола» изменить его вирулентность (совокупность болезнетворных свойств. – Прим. ред.) для морских свинок. Если в начале эксперимента он был авирулентен, то в конце стал высоко вирулентен. Когда мы прочитали геном, скажем так, новой модификации вируса, чтобы узнать, что же в нем изменилось, мы обнаружили всего две замены! То есть из двадцати тысяч букв, определяющих геном вируса, произошли две замены в определенных местах, и вирус стал высокопатогенным для морских свинок!

А теперь – о том, что вам пришло на ум! Что должно измениться в геноме вируса «Эбола», носимого сегодня филиппинской свиньей, чтобы он стал патогенен для человека? Неизвестно! Вакцины сегодня в стране нет. Да и в мире по большому счету – тоже. А если учесть, что это не грипп, а заразная инфекция с высочайшим уровнем летальности – под 80–90 процентов? Если произойдет что-то экстраординарное и вирус мутирует, то мы получим апокалиптическую картину, ярко изображенную в голливудском кино «Эпидемия»!

Вот для чего необходимы пристальные исследования для, казалось бы, неактуальных сегодня инфекций: чтобы мы при худшем развитии сценария знали, с чем имеем дело, как изготовить вакцину, чтобы знали вообще хоть что-нибудь. И чтобы были в стране специалисты, способные с этим работать. Чума сегодня в России тоже неактуальна, но у нас, слава богу, есть пять или шесть институтов, в которых есть соответствующие специалисты.

– Послушав все, что вы до сих пор мне сообщили, я не могу не спросить: ведутся ли где-либо в мире сегодня разработки биологического оружия?

– В цивилизованном мире – нет. Советский Союз, а значит и Россия, в 1972 году подписал конвенцию о нераспространении биологического оружия.

– А в нецивилизованном мире?

– Об этом мне ничего неизвестно.

– Вы знаете, собираясь на это интервью, я побродил по Интернету и вдруг обнаружил информацию о том, что в Грузии созданы и действуют биологические лаборатории, предметом исследований которых являются патогенные вирусы 1-й и 2-й групп. Признаться, когда вы сообщили мне о том, что в России отсутствует системный подход к потенциальной биологической угрозе, мне вспомнился лидер нынешней Грузии, жующий галстук… Я подумал: а ведь имея нечто грозное в своем биологическом арсенале, этот парень может пойти на все! Что вы об этом думаете?

– Вопрос, действительно, щекотливый. Любой стране, конечно, необходимо поколение биологов, способное противостоять появлению какой-то угрозы. И я знаю, что во многих государствах бывшего СССР сегодня строятся исследовательские центры, призванные действовать в этом направлении. Что тут скажешь?! Имеют право! Но, с другой стороны, – насколько прозрачной будет эта их деятельность? Именно по этому вопросу приходится часто дискутировать. В каждом из этих государств есть службы, которые очень не любят, чтобы граждане других стран приходили в исследовательские центры подобной направленности, и сотрудников этих служб можно понять. Это с одной стороны. А с другой – если не давать друг другу возможностей для наблюдения за тем, что происходит в центрах вирусологии как по ту, так и по другую сторону границы, то неизбежно будут возникать подозрения относительно международной легитимности исследований. А за подозрениями, как правило, следуют опасные мысли: а не пора ли и нам заняться чем-нибудь эдаким?.. Потому, я считаю, все исследования, происходящие в области вирусологии в тех или иных странах, а особенно юных по государственному устройству, должны быть абсолютно прозрачны! Потому что тот же вирус «Эбола» может быть занесен из Африки куда угодно – хоть в Россию, хоть в Китай, хоть в Грузию… А это, повторяю, очень опасный вирус!

Есть и еще один нюанс. Если у страны нет вакцины против того или иного вируса, то вирус для конкретно этой страны оружием не является – его как оружие нельзя даже применять, поскольку нет гарантии, что им не будут поражены собственные граждане этого государства. Террорист-камикадзе – да! – может применить какую-нибудь гадость. А страна – нет! Потому что ей же потом и прилетит то, что она отправила в качестве оружия другому народу. Таким образом, если вы не имеете вакцины против того же «Эбола», «Эбола» для вас не оружие. Если же у другой страны есть вакцина против «Эбола», значит, и вы должны иметь либо вакцину, либо штамм, который преодолеет их вакцину.

– Таким образом, теоретически мы можем предположить, что некое нецивилизованное государство или некая террористическая организация все же может заниматься разработками биологического оружия, и любой стране нужно быть к этому готовой?

– Отвечая на этот вопрос, скажу только одно: это самый дешевый вид оружия массового поражения.

– Неужели? Вы же говорили, что ваши исследования вируса «Эбола» были очень дороги?

– В сравнении с другими, наиболее грозными, способами уничтожения человечества, этот – самый дешевый! Судите сами – всего несколько специалистов, работающих с неким штаммом где-то в хорошо защищенном месте, могут создать ТАКОЕ!!! Не нужно ни полигонов, ни сложных конструкторских решений, ни гигантских затрат энергии, ни горнорудных, ни металлургических комбинатов… Сырье – штамм – можно привезти в одной маленькой капсуле…

– Страшноватые вещи говорите, Александр Алексеевич!

– Конечно, страшноватые! Поэтому и утверждаю: в нашем деле необходима полная прозрачность! Я понимаю американцев, которые отслеживают буквально всех специалистов нашего профиля по всему миру! Особенно тех, кто остался по тем или иным причинам без работы у себя на родине. Потому что они очень боятся, что кто-нибудь из этих специалистов всплывет где-нибудь в некоей «нецивилизованной», как мы с вами это называем, лаборатории.

И я не понимаю наших решений, принятых относительно темы «Эбола». Я не понимаю, почему была распущена единственная в России и одна из самых продвинутых в мире лаборатория, занимавшаяся исследованиями. Почему уничтожена мощнейшая коллекция лабораторных штаммов, созданная этой лабораторией, которая позволяла исследовать геном вируса? Такой коллекции не было на тот момент во всем мире и сегодня нет нигде. Мне лично кажется, что в стране нужно создавать несколько вирусологических центров, потому что невозможно одним лишь «Вектором» поднять весь спектр вопросов, которые ставит перед нами нынешняя действительность.

– Я слышал, что сегодня новосибирский центр вирусологии «Вектор» активно занимается гриппом.

– Знаю. Это хорошо, конечно. Это очень хорошо! То есть появился региональный центр гриппа, который от Урала до Дальнего Востока обладает возможностью собирать штаммы, анализировать их, собирать коллекцию. Это чудесно! Но в то же время ситуация с гриппом в стране не настолько катастрофична, насколько она катастрофична с инфекциями, как вы верно подметили в начале разговора, приходящими к нам ежегодно. В конце концов в Санкт-Петербурге есть мощнейший Институт гриппа, есть несколько очень сильных лабораторий по изучению гриппа, возглавляемых директором Института вирусологии академиком Д. Львовым, который сам является известным гриппологом. Также существуют лаборатории, занимающиеся гриппом, и в Институте вирусных препаратов, и в Институте полиомиелита, и в Институте вакцин и сывороток… Я знаю многих научных сотрудников этих учреждений – это хорошие специалисты, контролирующие ситуацию. То есть в этой области удалось сохранить костяк ученых и иметь нормально работающие подразделения. Это и позволило, как мы говорили выше, эффективно решать проблему свиного гриппа. Совсем по-другому у нас обстоят дела с геморрагическими лихорадками. Здесь у нас дыра! И насколько правильным было решение зациклить «Вектор» на гриппе, забыв об экзотических, но потенциально опасных инфекциях – это большой вопрос! Я долго работал в США и по сей день слежу за проводящимися там исследованиями. И узнаю периодически, что новая лаборатория построена в Техасе, новое здание построено в Форт Детрике, где есть вирусологический центр Министерства обороны США, новый исследовательский центр в Атланте и т.д. Я вижу, что карта Америки покрывается сетью учреждений, которые работают с теми или иными возбудителями, что позволяет им иметь довольно устойчивую систему биологической безопасности против особо опасных патогенов или патогенов средней тяжести. То, как эта система сработала, мы с вами видим на примере того же свиного гриппа: мгновенно была создана диагностика, мгновенно – за считанные дни и недели – прочитан геном, и они уже знают, как делать то, другое, третье… А нам остается только читать их научные статьи на эту тему. С одной стороны – удобно. Но удобно ли для национальной безопасности – не знаю! У нас в стране даже учреждения, где есть третий-четвертый уровень защиты, можно пересчитать по пальцам.

– И последний вопрос. Как становятся специалистами такого уровня, как вы? Откуда вы беретесь?

– Отовсюду. Я, например, пришел из ботаники. Десять лет подряд занимался ботаническими экспедиционными исследованиями и в один прекрасный момент понял, что ботанику я превзошел и мне это уже неинтересно. А жена у меня – санитарный врач, она занималась особо опасными инфекциями, я стал присматриваться к этой теме, она мне стала интересна. И вот, что получилось, то получилось! А специалистов-вирусологов у нас в стране – как тогда нигде не готовили, так не готовят и сейчас.