Благополучный конформист

На модерации Отложенный

В ОДНОМ из декабрьских номеров журнала «Русский репортер» было опубликовано интервью с музыкантом, автором песен и уже 40 лет бессменным лидером группы «Машина времени» Андреем Макаревичем. Эта «Исповедь конформиста» (так озаглавлено его декабрьское интервью) вызвала во мне, не скрою, противоречивые чувства. Мы, те, кому сегодня под пятьдесят, росли, гоняя на своих магнитофонах такие шлягеры «машины», как «марионетки», «пока горит свеча», «за тех, кто в море», «сол­нечный остров», «в добрый час», «скачки», «поворот», «ты или я», «три окна» и др.

Это было так свежо и ново потому, что стихи Макаревича в период середины и конца 70-х годов прошлого века были полны юношеского романтизма, несложных символов и метафор. К тому же молодежь всегда увлекает то, что овеяно славой некой «запрещенности» и «незаконности», которая витала в позднесоветское время вокруг модного и популярного коллектива. В силу этих и, наверное, многих иных причин песни «Машины времени» считались, со своей мелодичностью и хитовостью, чуть ли не голосом целого поколения. А сам автор и лидер группы воспринимался культовой фигурой.

Видимо, поэтому меня так заинтересовали высказывания артиста о своем творчестве и жизни. Однако по мере чтения интервью улетучивался мой романтический флер тех лет и приятные, ностальгические воспоминания молодости. С удивлением я обнаружил, что оказывается, автору и исполнителю песен жилось тогда в социалистическом государстве очень плохо. Творил известный певец едва ли, как он сам говорит, не в «подполье». И даже, вот ужас-то, готов был «свалить» из СССР от «страшной усталости», «периодических арестов», конфискации аппаратуры.

Журналистка спрашивает Макаревича: «А как вам мешали заниматься своим делом в СССР?» Певец отвечает: «Я не имел возможности для реализации того, что делал. Если бы я не видел, что то, что я делаю, востребовано, я бы, наверное, не психовал. Но когда я понимал, что это интересно не мне одному, а меня почему-то держат на коротком поводке, я чудовищно раздражался».

Раздражение Андрея Макаревича и его слова о «коротком поводке» показались мне малоубедительными. Он побывал на гастролях в более чем в 150 городах Советского Союза. В 1979 году, накануне Олимпиады в Москве, он с группой был приглашен в Росконцерт. Спустя пару месяцев группа поехала на Всесоюзный фестиваль рок-музыки в Тбилиси и уверенно там победила. В 1980 году песня «Поворот» (музыка А.Кутикова, слова А.Макаревича) стала песней года и лидировала в хит-параде газеты «Московский комсомолец» в течение 18 месяцев. Кинематограф предложил Андрею Макаревичу главную роль в фильме «Начни сначала». Картина тогда вызвала много споров, но никак не из-за музыки, которая получила единодушную поддержку и у критиков, и у зрителей. На фирме «Мелодия» записывались пластинки коллектива. Поэзия Андрея Макаревича была отмечена специальной премией Союза журналистов. В 1987 году «Машина времени» выехала на гастроли за пределы СССР – в Польшу, Японию, США, Болгарию, Испанию, Мозамбик. Кстати, за эту возможность Макаревич в интервью не преминул поблагодарить М.Горбачёва, сказав: «Я ему кланяюсь в пояс всякий раз, когда встречаю». В Лужниках тогда состоялся юбилейный концерт (20 лет) группы, о котором режиссер Николай Орлов снял фильм «Рок и фортуна. XX лет «Машине времени».

Тем более на вопрос интервьюера: «Если «Марионетки» остаются актуальными и сейчас, может, не надо было разрушать советскую систему?» – мне было странно слышать от музыканта такой ответ: «Надо было. Потому что люди получили свободу: в «совке» никакой свободы не было вообще. Другое дело, что за время проживания в «совке» они от свободы отвыкли. Поэтому многие растерялись, не знали, что с ней делать. Оказывается, свобода – это ответственность и очень большой труд, а не просто халява. Халявщикам было легче в советские времена. Но я не из их числа, и мне страшно подумать, что я мог прожить всю жизнь на одной шестой части планеты и не увидеть ни одну другую страну, ни один океан. Никогда не увидеть настоящую акулу под водой». И на уточняющий вопрос: «То есть свобода, по-вашему, это свобода передвижения и свобода самовыражения?», – мэтр ответил: «Конечно».

Я, признаться, надолго задумался над этими сентенциями Макаревича. Его слова показались мне полными снобизма и легкомысленной «базаровщины». Мне даже захотелось некоторым образом напрямую обратиться к артисту. И здесь представляется просто необходимым некое философическое отступление от самого интервью. Оставим за скобками то, что большинство советских людей, которым, несомненно, было легче жить в Советском Союзе, чем в нынешней России, Макаревич назвал «халявщиками». Пусть это останется на совести музыканта. Но давайте зададимся вопросом: какой же такой «свободы» не хватало творческой личности в Советском Союзе? Свободы самовыражаться, говорить, что в голову взбредет, так сказать, «от ветра головы своея», да, по всей видимости, не хватало. Никому бы в голову не пришло нести со сцены или экрана на всю страну пошлятину или юмор ниже пояса.

Мы, в том числе и сам Макаревич, жили в государстве с достаточно точно очерченной системой координат. Мы довольно отчетливо понимали, где есть добро, а где зло. Что морально допустимо, а что нет. В том числе и в искусстве. Да, было много творческих неудач, была не всегда к месту заявленная производственная тема, была цензура не во всем по делу. Но воинственная пошлость «Фабрики звезд» транслироваться на всю страну не могла по определению! Государство нас сознательно приучало внимать и следовать, например, словам современника Великой французской революции Д.Дидро, призывавшего «изображать привлекательной добродетель, а порок клеймить и высмеивать», не переворачивая, как теперь, эти понятия с ног на голову. На это и была ориентирована культура СССР, русская культура, в подавляющих и лучших своих проявлениях. Ту, понятную всем, систему устоявшихся правил с упоением расшатывали и разрушали наши многочисленные «творческие личности», считая ее несовременной, не соответствующей западным образцам, ощущая себя на «коротком поводке» при отсутствии свободы видеть акул под водой.

Но что же пришло вслед за разрушением той системы координат? На смену пришло мировоззрение, основанное на множественности мира, при котором ни одна из предложенных картин существования не может быть признана истинной. Где все взгляды и координаты разрушаются и подвергаются осмеянию. Вкусив от технологического комфорта, утомленный поиском истины человек модерна лег на кафель, выключил мозг и отдался нирване, признав гедонизм или наслаждение как высшую жизненную ценность. «Не волнуйся, будь счастлив!» – вот кредо нынешнего благополучного человека. Ничто теперь не имеет значения и смысла, не стоит пытаться даже искать его. Обретя социальную «свободу», человек стал вдруг свободен от совести и души. В творчестве бал правит пошлость и безвкусие. Не говоря уже о том, что для неблагополучного человека, коих множество, завоеванная «свобода» узко ограничена сегодня свободой быть или нищим, или бомжем. Так и хочется в связи с этим задать нашему интервьюируемому музыканту вопрос: «Г-н Макаревич, так вы этого добивались и об этом мечтали, занимаясь творчеством в те далекие годы?» И что же дальше?

На что, по-вашему, человек должен употребить свою нынешнюю якобы свободу? Помнится, в замечательной песне вы пели:

«Я помню, как все начиналось,
все было впервые и вновь.
И строились лодки, и лодки звались
«вера», «надежда», «любовь».

Эти слова выражают совершенно определенную ценностную ориентацию. И это было востребовано людьми в Советском Союзе позднего периода. А на какую «свободу» должен, по-вашему, променять эти ценности человек теперь? Что ждет нас всех впереди? Экзотические хобби в виде лицезрения акул под водой, кислотная музыка, сексуальная пресыщенность, бесплодная жизнь в тесной оболочке контрацептивов? Не ждет ли нас бескрайний мир потребительских грез, замешанный на нигилизме и подмене христианских ценностей моралью биологического эгоиста? Не стала ли наша жизнь в нынешней «свободе» прожиганием жизни в «хромых лошадях» и вырождением? Тот человек, который не побоялся поворота и в добрый час выехал за ворота, к чему призывали слова ваших песен, г-н Макаревич, не победил. Это все видят, кто зрячий. Победила пошлость человека потребляющего. Победила система, в которой если у тебя нет миллиона в кармане, то ты никто и звать тебя никак. Чего же стоит такая «свобода»?

ВПРОЧЕМ, наша «творческая элита» вряд ли задумывалась, к чему могут привести призывы к расшатыванию и демонтажу устоявшихся общественных и культурных ценностей, основанных на многовековой русской традиции. Вот и сам музыкант в интервью сообщает: «Меня это меньше всего интересовало. Я все свои поступки сверяю со своими ощущениями того, что правильно, а что нет. А на каждый чих не наздравствуешься». Говоря иными словами, я, дескать, сам себе критерий истины. Это мило, конечно. Но совершенно противоречит русскому национальному характеру и русской культуре. Наша архетипическая модель ориентирована в главном не на достижение личных целей сообразно своим понятиям, а на поддержание социального целого с известными и традиционными культурными стандартами. Мы народ воистину коллективистский. Мы можем существовать только вместе с социумом, который мы постоянно устраиваем, охорашиваем, волнуемся и переживаем за него.

Для иллюстрации сего тезиса процитируем еще одно высказывание г-на Макаревича о советском времени: «Нам сейчас рассказывают розовую сказку, что в советские времена пенсионеры жили лучше. Да нет, просто все остальные жили хуже, поэтому вот этой шокирующей разницы между богатыми и бедными не было. Все были бедными. А как они за кефиром с утра по полтора часа стояли, никто уже не помнит. А я помню эти очереди. В магазин «Диета». У нас всегда так было».
Такой вот новоявленный «поборник справедливости». Из процитированных слов которого не поймешь, что же хуже: очереди в магазины или «шокирующая разница между богатыми и бедными»? К слову сказать, русской культурной традиции еще всегда была свойственна жертвенность во имя попранной справедливости. Инженеры, учителя, литераторы, композиторы, врачи, представители всех политических партий и т.п. – все отличались этим качеством. А, простите, какую жертву принес на алтарь «поборник справедливости» Макаревич, озабоченный только своим личным благом – заботой о своем здоровье, внешнем виде, культурном кругозоре, своем отдыхе и профессиональном статусе? А никакой жертвы и нет-с.
«Дуэль не состоялась, или перенесена,
А в тридцать три распяли, но несильно».

Перед нами в интервью предстал благополучный конформист, устроивший свою жизнь слабый человек, изменивший своим идеалам молодости. Уступивший без боя место напору воинственного постмодернизма, который работает не для воспроизводства лучшего, а для воспроизводства худшего – отбросов из отбросов.
Это интервью, на мой взгляд, – признание народным артистом России своего морального поражения. И фиаско это не случайно. А как могло быть иначе, когда герой упоминаемого интервью в своем творчестве отказался опереться на русскую традицию? Культура – это хлеб, без которого не выжить. Каждый национальный хлеб имеет свой оттенок, вкус, свою корочку. Русский и в лучших своих проявлениях советский хлеб культуры выпекался по народным, национальным, многовековым рецептам. Его вкус исходил от самой земли, гармонии человека с русской природой, романтики дел человека на нашей земле, пристальной и кропотливой работы души над взращиванием в себе добра. Отсюда наша неумолимая вера в торжество справедливости, в неизбежную победу света над тьмой.

Те же, кто оказался в разрыве с русской культурой, кто продал душу цивилизационному не хлебу, а мазеву, с его терпимостью всех мастей и политкорректностью всех видов, тот не может не прийти в итоге к бессмысленности существования всего и вся на земле. Что и продемонстрировал А.Макаревич в заключительной части своего интервью, сказав: «Человечество уже почти все сделало, чтобы уничтожить себя вместе с планетой. Та скорость, с которой уничтожается все живое на Земле, она даже не стремительная, она космическая». А на уточняющий вопрос: «И надежды никакой?» – упаднически молвил: «У меня ни малейшей… Убеждать мировое производство не загрязнять планету, то есть перестать зарабатывать деньги или зарабатывать меньше, бессмысленно. Человек на это не пойдет по своей природе».

Иными словами, пора всем нам накрываться простыней и ползти на кладбище. Потому что в нас победила не культурная традиция, а природа наша скверная. Но ведь это и есть многолетний итог, в том числе и ваших усилий, г-н певец. Как же можно убеждать мировое производство перестать зарабатывать деньги, когда оно следует вашим подспудным желаниям и желаниям таких, как вы, г-н Макаревич? Это же вы, так называемая культурная «элита общества», хотели свободы передвижения, свободы «видеть акул под водой», свободы творчества, ограниченного только своими представлениями о добре и зле. Стало быть, выходит, что именно вы косвенно причастны к созданию индустрии наслаждения. Индустрии удовлетворения потребителей и пользователей всех мастей. Которые все без исключения хотят того же, что и вы, «по своей природе». Все, о чем вы так мечтали и к чему стремились, лично для вас исполнилось благодаря тому самому «мировому производству» созданному для того, чтобы люди только потребляли, не думая о последствиях.

Открою вам секрет, уважаемый менестрель свободы. Цивилизационная индустрия дала нам не свободу, а ее иллюзию. Вокруг нас теперь наивные, инфантильные дебилы, не желающие рожать и трудиться. Ими переполнены наши и западные мегаполисы. Их завлекает глянец и неоновый флэш, они утопают в химии. Их давно не прельщает естество мира, трава, птицы, деревья и романтика домика в «три окна». Пивная пена, табачный смрад и искусственная любовь, завернутая в резину, избегающая смерти и жизни одновременно, – вот что такое сегодня их жизнь. Трехэтажные особняки за колючей проволокой с собаками и персональной охраной – вот их и ваш удел. Удел конформистов-потребителей. Они и вы оказались оторваны от земли и выживающего на ней народа. Как ваше, так и их сердца волнуются лишь на запахи удовольствий разного рода. Ваша «Битва с дураками» проиграна. И, смею думать, что вряд ли в далеком будущем потомки будут помнить о вас как о «выдающемся русском поэте и певце».