Необманутый вкладчик

Известный предприниматель считает, что у нас нет механизма, создающего богатства страны .

Дмитрий Борисович Зимин вошёл в историю предпринимательства как минимум трижды. Сначала как основатель «ВымпелКома» – первой в стране компании сотовой связи. Затем вывел его на Нью-Йоркскую фондовую биржу, и в России появилась компания, на тот момент единственная, мирового уровня. И третье – в 2001 году он сложил полномочия гендиректора и ушёл на пенсию. Оцените: магнат оставляет бизнес не по причине банкротства или в связи с переездом в «Матросскую тишину», а по собственным представлениям о здравом порядке вещей. Исполнилось 70 лет – пора уступить место тем, кто помоложе.

– Дмитрий Борисович, вы создали фонд некоммерческих программ «Династия» и занялись благотворительной деятельностью. Каковы цели фонда?
– Если коротко – поддержка интеллектуальных проектов. По крайней мере, в том, что касается фундаментальной науки, где отличить толкового человека от дурака не так уж трудно. Хотя есть и другие направления. Мы, например, всячески поддерживаем другие фонды, ставящие своей задачей развитие в стране гражданского общества. Но главное – поддержка научных разработок.

– В 1910 году в России было 4762 благотворительных общества и 6278 благотворительных заведений. Три четверти средств на их содержание поступало от частных лиц. Как вы думаете, что ими двигало?
– Думаю, что не в последнюю очередь вера. Это ж Христос велел: «Кто одел голого, накормил голодного, посетил узника, тот Меня одел, Меня накормил, Меня посетил». Необычайная набожность купечества, материализуясь в четвертные и сотенные, воистину творила благо. Иные имена за подвиг бескорыстия высекались на мраморной доске храма Христа Спасителя.

– А может быть, говоря сегодняшним языком, создавали себе положительный имидж? Или таким образом отмаливали грехи?
– Всё тут было, наверное. То же, в сущности, и теперь.

– И ещё кое-что небывалое нынче народилось. Яйца Фаберже как знак лояльности правителям, способ откупа от власти – такое, например, Савве Морозову и пригрезиться не могло даже в самом кошмарном сне.
– Надо понимать разницу между корпоративной благотворительностью и частной. Если компания жертвует средства, положим, на науку или культуру, то для неё это прежде всего вложения в имидж. Есть градообразующие компании, например «Северсталь», для которой подобные жесты особенно важны. И есть частные лица.
Не скажу, что для них имидж – ничто. Но когда они занимаются благотворительностью, ими движет не только холодный расчёт, желание создать себе хорошую репутацию, привлекательно выглядеть в глазах общества. Я верю в искренность их порыва. По-моему, это так естественно: можешь – помоги. Это в самой человеческой природе заложено. Насчёт Фаберже… Не знаю, не знаю… Я мало знаком с Вексельбергом, но не хотел бы думать, что им двигало лишь стремление откупиться от власти.
Вообще удивительная вещь: во всяком таком поступке мы почему-то пытаемся увидеть корысть. Печально. Это говорит о состоянии нашего общества.

– Действительно, масштабных пожертвований на что-нибудь в России нет.

И не будет. По крайней мере, до тех пор, покуда казна отбирает у бизнесмена 42% с суммы, потраченной на благотворительность. Отменить налог, ввести льготы для инвесторов в благотворительные проекты пока не удаётся. А вот американские корпорации имеют право тратить на благотворительность до 10% прибыли. У нас когда-нибудь станет возможным такое?
– Ну что нас сравнивать с Америкой. У нас государство сакральное. Чиновник – бог и царь. Его роднит с большей частью общества нелюбовь к успешным и богатым. Кто-то из наших политических деятелей однажды сказал: профессора преображенские из России уехали, остались одни шариковы. Я бы добавил: и швондеры. Условия, которые создаёт чиновник в силу своей некомпетентности, вороватости, жадности, никак не способствуют развитию бизнеса. А уж о том, чтобы государство поощряло частную благотворительность, пока даже мечтать не приходится. Иногда кто-то на что-то жертвует, но нет системы. Гуманитарные дары похожи на разовые инъекции. Но долго на уколах не проживёшь. Что-то самому надо делать, чтобы подняться на ноги. И что-то должна делать власть для устранения причин, воспроизводящих чью-то постоянную нужду в призрении и опеке.

– А знаете, что говорил Генри Форд по этому поводу? «Я ничего не имею против благотворительности. В человеческом сочувствии слишком много прекрасного, чтобы я хотел заменить его холодным расчётливым рассуждением. Но если сочувствие побуждает нас накормить голодного, почему оно же не порождает в нас желания сделать этот голод невозможным?»
– Дело не в отсутствии такого желания. Дело в нашей нищете. Вот в развитых странах, да в тех же США, наука, высшее образование питаются в основном за счёт грантов. Я даже не знаю, чего там больше: государственных вливаний или поступлений от частного бизнеса. У нас государство бедное. Потому что не созданы условия для ежедневной конкуренции талантов, которые производят всё новые и новые товары и услуги, вырабатывают политику. У нас отсутствует механизм, создающий богатства страны. Поэтому мы имеем то, что имеем, и удивляться тут нечему.

– В фильме «Олигарх» герой переводит детскому дому некую сумму. А после узнаёт, что директриса этого дома обзавелась новенькой иномаркой. Посланные хозяином братки восстанавливают справедливость: автомобиль горит синим пламенем. Скажите, вы не чувствует себя иногда обманутым вкладчиком?
– Нет, не чувствую. Мы стараемся контролировать, на что уходят деньги. Есть наблюдательный совет. Есть регулярный отчёт директора фонда. Я на собственном опыте постиг простую, но важную вещь: бизнес – это процедуры. Поэтому свою благотворительную деятельность мы ведём профессионально, так, как привыкли вести наш бизнес.
Лично я сам ничего не распределяю. Для этого существуют специальные структуры. Там работают эксперты. Скажем, проекты, направленные на помощь учителям, осуществляет общество «Доживём до понедельника». Проекты поддержки науки – другая организация. Нет, не думаю, что допускаются какие-то злоупотребления. Я вообще мало склонен кого-то в чём-то подозревать. Конечно, людям свойственны всяческие соблазны. Но те, кто работает в фонде, не дают мне повода чувствовать себя обманутым вкладчиком.