\"Новый источник газа\" - мысль материальна?

\"Новый источник газа\" - мысль материальна? Не устаю удивляться, насколько мысль материальна по своей сущности.

Все помнят, как нам с детства рассказывали о том, как Жюль Верн предвосхитил в своих произведениях с большой долей достоверности многие научные открытия, факты и события будущего: акваланги, большие подводные лодки, самолеты, вертолеты, космческие корабли и пилотируемые полеты в космос, телевидение, электрический стул, и даже приход Гитлера к власти.

Второй раз с магией мысли я столкнулся в 2001 году, 11 сентября, когда увидев по телевизору горящие башни ВТЦ и Пентагон, я бросился лихорадочно искать соответствующую книгу Тома Клэнси. Далее, для точности, цитата из «Википедии»: «В конце книги «Долг чести», в которой рассказывается о скоротечной войне Японии и США, описан сюжет, когда японский пилот Сато направил угнанный авиалайнер «Боинг-747» на Капитолий. Аналогично поступили террористы, протаранив в Нью-Йорке башни Всемирного Торгового центра. Диктор НТВ Евгений Киселев, комментируя события 9/11, держал в руках эту книгу. Это породило байку о том, что после 11.09.2001 Клэнси позвонили из ФБР и настоятельно попросили больше не писать инструкции для террористов».

Сегодня третий подобный случай. Статья из «Известий», выложенная на NewsLandе 11.10.2009 г. под заголовком «США и ЕС открыли для себя новый источник газа» - о новой технологии добычи природного газа из сланцевых глин (аргиллитов).\"Освоение таких месторождений по всему миру позволит, по самым скромным подсчетам, увеличить разведанные запасы углеводородного сырья на 20%. Европейцы исходят из других цифр - от 50 до 160%\".
Текст этой статьи вызвал прямые ассоциации с не так давно прочитанной мною книгой Дмитрия Быкова «ЖД» (2006 г.).

Позволю несколько цитат для обсуждения:

«Ислам был наш форпост на юге, друг и партнер, терпящий бедствие, но не признаваться же в этом публично! С тех самых пор, как был открыт флогистон и перестала что-либо значить черная кровь земли, у ислама не было никаких шансов противостоять Каганату и насквозь прохазаренным Штатам. Полная изоляция России от прочего мира, позволившая ей наконец без помех разыгрывать свою торжественную мистерию, происходила единственно оттого, что она оказалась в числе государств, не имевших флогистона. Непонятно, как в стране, столь богато оделенной от Господа лесами, реками, нефтью, юфтью, финифтью, пенькой и ворванью, не нашлось пустякового газа, которого никто никогда не видел и на котором таинственно держалась теперь вся мировая промышленность.

На флогистоне ездили автомобили, бездымно работали фабрики, делались бешеные деньги – а Россия по-прежнему ездила на бензине, которого у нее теперь хоть залейся, ибо нефти никто не покупал. Запасы флогистона обнаружились везде – в Штатах, в Африке и даже в Антарктиде; в хазарском Каганате его было столько, что в стране не осталось участка земли без скважины, – не было его только на исламском Востоке и на всей российской территории, строго по фанице; оскорбительное издевательство природы начиналось немедленно за российскими пределами, в презренной Польше. Из-за проклятого газа прекратилась столь перспективная было война на Ближнем Востоке, где Штаты увязли накрепко; ислам из мировой религии сделался чем-то провинциальным и почти вегетарианским. Честно сказать, Плоскорылов ненавидел флогистон. Он не до конца в него верил. Это явно было подлое хазарское изобретение, и конспирологическая теория выходила на диво стройной; оставалось понять, как на этой грандиозной ЖДовской лжи крутятся моторы».

«Сказать, чтобы губернатор вовсе этого не видел, – было нельзя; но он и подлинно был человек государев, ставящий дух выше разума.

Разумом он понимал, что конец близок, – но дух подсказывал ему, что Россия никогда не жила иначе, а потому не следует поддаваться слабости. Как политик он начал думать и действовать в эпоху первой стабилизации – эпоху дорогой нефти, накануне того, как в мире запахло флогистоном. Кто из верящих разуму смог бы предсказать тот сказочный период, вожделенный российский подъем, взявшийся ниоткуда, просто из высоких нефтяных цен? Все уж и надеяться перестали на стабильность, и на тебе – зарплаты, кредиты, планирование жизни на десять лет вперед, словно и катаклизмов никаких не предвидится…

И какой разум предсказал бы, что пять-шесть лет спустя никакая нефть не будет нужна никому? Кто подумал бы, что какой-то чертов зеленоватый газ, фонтанами бьющий по всей Европе, по Штатам, найденный, говорят, даже в Гренландии, резко переменит конъюнктуру и оставит Россию наедине с эпохой второй стабилизации, то есть с нынешней, когда не осталось ничего, кроме нефти? Пусть разум его отлично сознавал, что никакой стабильности на самом деле нет и что под тонкой коркой по-прежнему зеленеет зыбкое болото, – но люди ходили по этому болоту, не замечая, как оно булькает, качается, вздувается пузырями. И способность их не задумываться была залогом того, что русское чудо – ходьба по трясине – будет возможна и впредь».

«На минуту губернатор задумался о том, почему со времен первой стабилизации, когда нефть еще была нужна человечеству, а о флогистоне никто не подозревал, – им и некоторыми другими бесспорно патриотичными, лояльными людьми, любящими родину не для фразы, так синхронно овладело одно чувство, которое проще всего будет назвать тошнотой. Во дни, когда нефть стоила по семидесяти долларов за баррель, у страны постепенно начало появляться все, что она, в силу хамской и рабской своей природы, считала настоящими признаками свободы. Первым таким признаком она объявила стабильность и довольство, тогда как стабильность – первый признак гибели, остановка сердца; счастливые общества не бывают стабильны – они стремительно, бурно развиваются.

Главное же – губернатор отлично чувствовал, что стабильность эта достигается ценой активизации худших качеств населения и отказа от всего лучшего, на что оно способно. Каждый, включая правительство, губернаторов и военных, обязан был ориентироваться на посредственность, работать вполсилы, душить в себе интеллект, что отлично удавалось при помощи такого вот телевизора, – потому что любое сильное государственное решение или даже талантливая книга уже означали бы дестабилизацию.

Ясно было, что Россия постсырьевой эпохи, Россия во времена флогистона не выдержит ни малейшего яркого события, и даже простое чувство самоуважения в людях ей уже невыносимо. В результате первая стабилизация привела к формированию небывалого класса – посредственностей, которым прекрасно жилось. Губернатор отнюдь не завидовал новому классу – он просто знал, что в результате такой селекции государством скоро будет управлять кухарка; более того, безграмотность этой кухарки станет залогом самого существования государства, потому что любой грамотный правитель начнет что-нибудь делать, а это чревато. Губернатор представил себя десять лет спустя: должность сведется к чтению почты».

И такой флогистон, кажется, нашли. Если, конечно, не врут. И что теперь прикажете делать России? А может, Медведев не зря затеял разговоры о модернизации? Вот только не поздно ли?