Расширить горизонты понимания

О прошедшей недавно в Москве конференции «Возвращение политэкономии: к анализу возможных параметров мира после кризиса» уже опубликовано достаточно статей и отзывов. Но любая конференция – это не только выступления заранее запланированных докладчиков, но и экспромты из зала, вопросы, реакция участников.

А участников этих было очень много – зал Политехнического музея с трудом мог вместить всех желающих. Проведя там два дня, можно было составить интересную картину той экспертной реальности, в которой пребывает Россия. Понятно, что зал состоит не только из тех, кто успел подойти к микрофону, но в целом, за редкими исключениями, складывалось такое ощущение, что в то время как иностранные ученые со сцены подробно рассказывают о минусах и недостатках нынешней либеральной экономической системы, призывая к поиску альтернатив, в зале собрались апологеты либеральной доктрины. И Маркс устарел, и платная медицина лучше бесплатной, и капитализм с человеческим лицом вполне возможен в России… Пожалуй, только один раз из зала прозвучала внятная реплика о том, что существующая сегодня в России система – это даже никакой не капитализм, а нечто, успешно паразитирующее на экономическом и социальном наследии СССР в силу заложенных в это наследство многократных запасов надежности.

Случайно ли такое настроение аудитории? В конце концов, кроме пары десятков «выступавших с места» были остальные несколько сотен. Но мне кажется, никакая это не случайность, а явление, которому не первый год – у нас и экспертное сообщество, и бизнес пытаются быть святее папы римского, пытаясь по своей либеральности «догнать и перегнать» любой запад. Причем делают это по каким-то идеологическими причинам – совершенно не факт, что те, кто приветствует ничем не ограниченный закон рынка, реально лучше живут в этой системе. Лучше – в прямом смысле слова, в отношении возможностей профессиональной реализации и материального достатка.

Почему даже у экспертов сознание по-прежнему движется по узкоколейке «дикий либерализм – сталинские гулаги», и не видит хотя бы на ней компромиссной середины, не говоря уже просто о направлениях в другие стороны и плоскости? Сейчас, когда так востребованы дискуссии о будущем посткризисного мира, о том, какую роль будет в нем играть Россия, в какую сторону развиваться нашей экономике и обществу, подобная узость мышления может сыграть очень и очень негативную роль. Понятно, что у «кого чего болит, тот о том и говорит». Но не пора ли уже преодолеть комплекс вечно больного, чтобы вести подобные дискуссии взвешенно и не призывая призраки прошлого?

В массовом сознании вообще происходит интересная вещь – в стране, где неоднократно и совершенно радикально менялось всё, люди стойко убеждены, что теперешняя система – навсегда. Навсегда прибыль как основной мотив работы, навсегда неповоротливая и коррумпированная система госуправления, ни на что не влияющие выборы, навсегда жизнь по принципу «крутись как хочешь» без всякого общества всеобщего благосостояния… Удивительно, почему перемены понимаются как невозможные – в крайнем случае, как откат к неприятному прошлому. Может быть потому, что каждый может задать себе вопрос – а кто будет всё это делать? – и не найдя никаких фигур и организаций в окружающем политическом и профессиональном пейзаже, и отчетливо понимая, что сам точно участвовать в этом не будет, и делает вывод, что все бесполезно? Причем последний вывод связан как раз с тем, что недоверие тотально. И даже если силы и идеи у меня, как отдельного человека, и есть, то я настолько убежден, что любая точка их приложения на поверку окажется точкой новой лжи – будь то общественные организации, госорганы, коммерческая структура – что из принципа не шевельну и пальцем.

В этой ситуации только государство, похоже, имеет рычаги и возможности попытаться поменять фон всеобщего неверия. Но проблема в том, что именно ему-то больше всех и не верят граждане.

Не видно ни внятно продекларированной системы ценностей, ни объявления стратегических экономических приоритетов. Футбольные победы и военные учения – это, конечно, хорошо, но в вакуум социальных смыслов ничего особо нового не добавляет.

На упомянутой конференции главный ее гость Иммануил Валлерстайн обозначил несколько направлений, в которых он видит смысл бороться за посткризисный альтернативный мир. Во-первых, это облегчение положения всех, кто вместе с экономикой попадает в самую жесткую фазу кризиса. «Лично я не стал бы высмеивать попытки победить на выборах и хоть как-то улучшить положение наименее обеспеченных. Я бы не высмеивал защиту юридических и политических прав. Я бы не высмеивал борьбу с распылением накопленного на планете богатства и борьбу за сохранение условий для коллективного выживания. Я бы ничего этого не высмеивал, хотя и не считаю какие-либо из этих достижений чем-то большим, нежели краткосрочные паллиативы для облегчения непосредственных мучений». В России не наблюдается ничего из подобной активности – разве что государство вновь и вновь заявляет, что социальные обязательства выполнит. Если будут средства…

«Второе, что мы можем сделать, – непрерывно принимать участие в интеллектуальных дискуссиях о параметрах желательной миросистемы и о стратегии перехода. Делать это нужно не только постоянно, но и с готовностью выслушать мнение тех лиц, за которыми мы признаем добрую волю, пусть и не разделяем их точку зрения. Регулярные открытые дискуссии позволят более ясно представить себе, что нас ждет в грядущем, наверняка прибавят нам сплоченности и, может быть, удержат нас от впадения в сектантство, которое неизменно вело к краху антисистемных движений». У нас с дискуссиями тоже нездорово – они зажаты в тиски стереотипов, от которых в местах их происхождения давно отказались. В этом смысле очень любопытным был доклад Ван Шао Гуана, советника Правительства КНР, главы Отделения политологии Китайского университета Гонконга, который просто и откровенно заявил, что Китай ищет ту работоспособную схему, которая позволит стране достичь максимальных экономических успехов и социального благополучия – и легко создает «гибридные» и «отклоняющиеся» от теоретического социализма или либерального капитализма. В России по-прежнему упорно нужно следовать теориям.

«Третье – создавать тут и там, везде и повсюду, в малом и большом масштабе альтернативные декоммодифицированные способы производства. В ходе этого процесса мы можем получить представление о плюсах и минусах различных конкретных вариантов и продемонстрировать наличие иных способов обеспечить разумное и стабильное производство, помимо стремления к получению прибыли как основы нашей экономической системы». В России наоборот, «нерыночный» – ругательное слово, а об экономике с приоритетом функциональных задач говорят мало и абстрактно. Так же как граждане не верят ни во что, кроме задач обеспечения себя и семьи, так и производство ради производства нужных товаров и услуг воспринимается как невозможное – а кто будет этим заниматься и почему?

«Четвертое, что мы можем сделать, – участвовать в дискуссиях по вопросам нравственности, лучше сознавать моральные издержки тех или иных конкретных вариантов стратегии, понимать, что необходимо достижение баланса между реализацией альтернативных удачных сценариев». С этим в России тоже непросто. Любые дискуссии на темы нравственности выглядят смешными на фоне хотя бы государственного телевидения и того, что оно выдает в эфир. Если это же государство кого-то призывает соблюдать нравственные нормы, выглядит это как-то странно.

Проблем много. И решать их «умозрительными методами» не получится – но то, что без изменения образа мыслей и мотивации самих граждан, в России не заработают планы альтернативного посткризисного мира, понятно уже сегодня.