Война в Южной Осетии: в шаге от катастрофы

На модерации Отложенный

Историки современной России знают, сколь глубокое влияние на политическое и общественное сознание народа России оказала НАТОвская война против Югославии весной 1999 года. В момент крайнего, последефолтного экономического ослабления и без того кризисной России ведомые США войска НАТО отчленили от Югославии Косово и сделали первый шаг к отчленению Черногории. Их «гуманитарная интервенция» узаконила этническую чистку сотен тысяч сербов, изгоняемых из Косово, и прямо убила тысячи сербов - бомбардировками страны и Белграда. В России, к тому времени уже потерявшей Чечню, не было никаких сомнений в том, кто именно может стать следующей целью «гуманитарной интервенции».

Общенациональная тревога за само дальнейшее существование России, в Косово получившая столь яркий образ внешней угрозы, справедливо оценивается историками как один из факторов национального «консенсуса безопасности», приведшего к власти Владимира Путина. Но если в 1999 году внутренняя и внешняя безопасность России ещё не требовали от общества мобилизации, которое по умолчанию оставляло инициативу в исполнении его прямых обязательств самому государству, то в августе 2008 года, в дни скоротечной войны в Южной Осетии, всё изменилось.

В августе 2008 года российское общество самостоятельно вело свою - общественную, информационную и гуманитарную, - отечественную войну, уже не оставляя инициативы своему государству. Напротив, общество безальтернативно требовало от государства прямого, немедленного вмешательства в трагедию Южной Осетии. Оно уже не оставляло государству выбора. Его легитимность уже прямо зависела от его способности соответствовать «консенсусу безопасности», нести бремя государственности, не удовлетворяясь столь удобными для отступления процедурами международного права. Общество ясно требовало права, а не его процедуры, требовало ценностей и поступков, а не риторики и дипломатии. Вся современная история России была ему жёстким уроком.

1. Дежа-вю

6 августа 1996 года вооруженные силы Ичкерии начали штурм Грозного, в ходе первой чеченской войны ценой большой крови взятого федеральными войсками. Уже 14-15 августа Россия капитулировала, а 30 августа в Хасавюрте фактически признала независимость Чечни.

Три года спустя, 7 августа 1999 года войска независимой Ичкерии Басаева и Хаттаба напали на российский Дагестан. 9 августа во главе правительства России стал Владимир Путин. Он вспоминал свой тогдашний разговор с начальником Генерального штаба: «Для эффективного ответа террористам нужно было собрать группировку численностью не менее 65 тысяч человек. А во всех Сухопутных войсках, в боеготовых подразделениях - 55 тысяч, и те разбросаны по всей стране. Армия - 1 миллион 400 тысяч человек, а воевать некому». Последовала новая, столь же кровопролитная, вторая чеченская (по сути - гражданская) война. И на референдуме 2003 года Чечня де-юре вернулась в состав России.

В конце 2003 года в результате государственного переворота пришёл к власти, а в январе 2004 года стал президентом Грузии Михаил Саакашвили. Не секрет, что Россия заняла дружественный нейтралитет на пути Саакашвили к власти и весной 2004 года, при участии секретаря Совета безопасности России Игоря Иванова, Саакашвили подчинил центральной власти автономную Аджарию. В июле 2004 года грузинские войска предприняли штурм Южной Осетии, оставшийся неудачным. И безнаказанным.

1 сентября 2004 года террористы, предприняв скоординированный марш со своих баз на территории Грузии, вошли в Северную Осетию и захватили школу в Беслане. Их жертвами стали сотни детей. Организаторы вновь остались безнаказанными.

День и ночь 7 августа, ночь и утро 8 августа 2008 года, когда Грузия начала против Южной Осетии операцию «Чистое поле» и войска Саакашвили принялись «устанавливать конституционный порядок», очищая территорию от людей, уничтожая Цхинвал, осетин и российских миротворцев, Россия, её друзья и враги пережили как момент истины. Не было никаких публичных гарантий, что у российской власти хватит политической воли спасти Южную Осетию от уничтожения, себя - от нового унижения и новой геополитической катастрофы, результатом которой стало бы расчленение России. Государственные информационные ресурсы не обнадёживали, а кое-кто, для свой «дружественный нейтралитет», стал прямым орудием саакашвилиевской пропаганды.

Ведь Саакашвили никогда не скрывал своих намерений. Они были предельно ясны: пятидесятикратный рост прямых военных расходов Грузии, наращивание тяжёлых наступательных вооружений, ускоренная ротация грузинских «миротворцев» для изучения будущего поля боя, строительство огневых позиций вокруг Цхинвала, американо-грузинские военные учения «Immediate Response 2008», с 15 июля по 7 августа 2008 использованные для концентрации сил против Южной Осетии, - готовили блицкриг, который одной дипломатией остановить было невозможно. Но «зеркальные» учения российской армии «Кавказ-2008» закончились 2 августа и войска покинули регион.

Блицкриг Саакашвили готовился гласно и для особенно непонятливых сопровождался откровенными разъяснениями. 9-10 июля 2008, за пять дней до американо-грузинских учений, государственный секретарь США Кондолиза Райс посетила Тбилиси, вдохновив Саакашвили на военные действия и «гарантировав» невмешательство России. Экс-посол Грузии в России Эроси Кицмаришвили свидетельствует: ещё в апреле 2008 «власти Грузии получили «зеленый свет» от США, на начало военной операции», а в июле уже «Кондолиза Райс дала «зеленый свет» военной акции» в Южной Осетии и Абхазии. Экс-министр обороны Грузии Гия Каркарашвили заключает, что похоже именно «Райс убеждала представителей грузинской власти в том, что Россия не посмеет вторгнуться в Грузию». В грузинском парламенте Саакашвили был поставлен вопрос: «Вы говорили о фундаментальных положениях, которыми руководствовались наши западные партнеры, когда не ожидали возможной интервенции... был оптимизм, что русские в последний момент не рискнут пойти на вмешательство». Саакашвили ответил: «мы все до конца не верили, что Россия это сделает... В это не верили ни канцлер Меркель... не верило до конца и руководство США». Позже в интервью France Press Райс признала, что военная акция Саакашвили «не стала неожиданностью» для администрации Джорджа Буша.

12 июля 2008 на Украине, выступая в Ялте, Саакашвили был откровенен: «Россия активно вмешивается во внутренние дела Грузии и это не должно оставаться безнаказанным... Я думаю, международное сообщество достаточно сильно должно реагировать на эти вещи, потому что они чреваты для всех». Отвечая на сомнения зрителей в том, что страны ГУАМ на практике поддержат Грузию, если в дело вступит Россия, Саакашвили сказал: «не беспокойтесь, всё будет нормально». И был прав: помимо политического карт-бланша, он уже имел украинское тяжёлое вооружение, управляемое украинскими специалистами.

В ночь с 1 на 2 августа Грузия начала беспрецедентный обстрел из тяжёлых вооружений и предъявила Южной Осетии ультиматум о капитуляции, из республики начался исход населения. 8 августа, когда большая часть Цхинвала уже была разрушена и захвачена грузинскими войсками, США возложили ответственность за войну на саму Южную Осетию и призвали Россию заставить осетин сдаться. События развивались по сценарию прямо поддержанной НАТО операции «Буря» 4-5 августа 1995 года, когда Хорватия военным путём уничтожила государственность Сербской Краины и изгнала 200 тысяч сербов.

Но 8 августа Россия взяла Южную Осетию под свою защиту. 13 августа, когда грузинские войска уже были разбиты и бежали, Саакашвили в эфире CNN заявил, что «Запад не сумел заранее проанализировать намерения России, они не сумели быстро отреагировать на то, что происходит сейчас... они тоже несут ответственность».

2. История

26 августа 2008 года президент России Дмитрий Медведев подписал указ о признании Южной Осетии и Абхазии. Даже если Дмитрий Медведев ничего более не совершит, его место в истории России, и тем более - в истории осетинского и абхазского народов, обеспечено самым высоким качеством и отдельной страницей.

Но изменил ли Медведев евразийскую историю? Пожалуй, нет. Точно так же, как Путин в 1999 году, он в 2008-м лишь остановил то изменение евразийской истории, которое не подразумевает дальнейшего существования России. И скорбь ситуации в том, что Россия обречена раз за разом доказывать своё право на существование. Если это - «изменение» хода истории, то для нас это достаточный мотив его изменять.

Но разрушение евразийской сцены, заставляющее нас пересоздавать основания своей государственности на каждом витке, происходит не только из-за антироссийских сценариев. Саморазрушение Евразии, которое более ответственно пытается упредить бюрократическая логика Европейского Союза - и более безответственно стремится ускорить флибустьерская логика США, происходит и помимо России: на свежих могилах Австро-Венгерской, Османской, Британской империй и СССР.

Сделав лишь шаг назад от катастрофического расчленения России, мы видим, что американское кино про «умиротворённую» Россию лишь на короткой исторической дистанции, иллюзией близкого раздела общей прибыли, может взаимно умиротворить окружающие её лимитрофы и локальные сверхдержавы.

Стоит нам отойти от распада - в 1999-м, в 2008-м, в каком-то новом году, - как логика распада с новой силой окружает наших соседей. Им трудно жить без негативной консолидации, без неё повестка дня возвращается к историческим противоречиям Венгрии и Румынии, Румынии и Украины, Польши и Румынии, Литвы и Польши, Турции и Украины, Турции и Азербайджана, Азербайджана и Грузии, Ирана и Азербайджана, водно-энергетическому краху Средней Азии и т.п., не решаемым никакими прикомандированными европейскими чиновниками.

Тот факт, что профессиональные наблюдатели от ООН в Абхазии и ОБСЕ в Южной Осетии, за измену своему долгу лишившиеся синекур в Абхазии и Южной Осетии, теперь вытребывают себе синекур в Нагорном Карабахе, может свидетельствовать о бюрократическом эгоизме, но более всего говорит о рискованных перспективах для статус-кво Нагорного Карабаха.

В этом контексте августовская война в Южной Осетии, несомненно, - историческое событие, ибо возвращает военно-политическую повестку дня Евразии из плена чёрно-белого кино про «борьбу грузинской демократии против русского империализма» в историческую реальность давно идущей (но не на телеэкранах, а в жизни) войны всех против всех. И потому выглядит безумием холодное упорство, с которым евроатлантическая бюрократия отвергает инициативу медведевской дипломатии о построении новой системы континентальной безопасности.

Если, как хочется думать, сама эта инициатива порождена не только прекраснодушными надеждами паркетной дипломатии, но и точным знанием защитников Цхинвала, то отвергающая эту инициативу спесь евроатлантистов, полагающих себя способными самостоятельно умиротворить Кавказ, Афганистан и Среднюю Азию - не более чем убийственное для нас и самоубийственное для них кино. А не реальная история.

Война всех против всех поглощает Евразию, но говорить об этом, кажется, не с кем. Кто-то полагает, что Саакашвили всего лишь неудачник и что \"Сербская Краина\" может быть повторена, кто-то ищет гарантий в династической дипломатии, кто-то считает свою \"многовекторность\" прямой дорогой в бессмертие - и себя уже прошедшим эту дорогу...

3. Сценарии

Такими предисловиями хочется заранее обставить любой разговор о сценариях, векторах силы, пределах возможного. Война всех против всех поглощает Евразию, но говорить об этом, кажется, не с кем. Кто-то полагает, что Саакашвили всего лишь неудачник и что «Сербская Краина» может быть повторена, кто-то ищет гарантий в династической дипломатии, кто-то считает свою «многовекторность» прямой дорогой в бессмертие - и себя прошедшим эту дорогу... Потому и сценарии хочется перевести на язык практики, а не надежд. Вот они.

«Что изменилось в мире после августовской войны на Кавказе? Кто выиграл, кто проиграл?»

В мире ничего не изменилось: он по-прежнему на краю войн. Проиграли Грузия, Молдавия, Украина и Азербайджан, очень много поставившие на «эксперимент Саакашвили». Среди выигравших только двое: Абхазия и Южная Осетия. Россия - всего лишь не проиграла. Не проиграли и Соединённые Штаты, стратегическая инициатива по-прежнему в их руках, а Россия стратегическую инициативу, похоже, убрала в арсенал уже 27 августа 2008 года.

«Какое влияние оказали итоги августовской войны на формирование многополярного мира?»

О реальной многополярности мира начали говорить почти сразу после гибели СССР и обнаружения «однополярного» мира во главе с США. Чтобы признать всю глупость «однополярного» солипсизма, неспособного увидеть такие «географические новости», как Латинская Америка и Китай, потребовался Бен Ладен. Теперь изменилась лишь риторика: «однополярные» США с холодной хозяйской вежливостью приглашают к своему столу исламские страны и Россию. Но есть будут сами.

«Многие политики и эксперты в странах Азии, Африки, Южной Америки говорят о том, что итоги войны на Кавказе стали для них воодушевляющими, они стали символом конца однополярного мира, в котором Америка была бесспорным гегемоном».

Им нужен новый далёкий и больной лев, чтобы забыть о собственной неспособности ужиться с соседями. Но и это целиком относится к области символического, лишь отчасти управляющего жизнью.

«Если не говорить об уровне государств, насколько в разных странах, особенно в странах Азии и Африки, а также в среде евроскептиков, сильны настроения, не одобряющие позицию ЕС и США, как по косовскому, так и по югоосетинскому вопросу?»

«Косово» и «Южная Осетия» для всего остального мира наступили очень давно и назывались они: Бангладеш, Эритрея, Восточный Тимор, Северный Кипр и так далее. И сейчас для остального мира важно понять: как быстро фрагментируется мировая правовая система и как быстро её «двойные стандарты» станут локальными, принадлежащими той самой многополярности, которая пока ещё стесняется сказать, что она не претендует на глобальные правила. Что ей удобней жить в «новом девятнадцатом веке» с его государственными национализмом, протекционизмом и «Чингисханом с телеграфом», то есть ядерной бомбой.

«Есть эксперты, которые полагают, что война привела к серьезному перераспределению зон влияния и геополитических весов стран Кавказа и Ближнего Востока. Например, в качестве усилившейся страны иногда называют Армению. Насколько справедлива эта точка зрения?»

Пространство для манёвра на Ближнем Востоке действительно увеличилось, но причиной тому - не война 2008 года, а региональное ослабление Израиля, внутриполитическая эволюция Турции и уход США из Ирака. Всё это, несомненно, существенно влияет на «южное предполье» Кавказа, но как раз помещает его в менее устойчивый, ещё более конфликтный контекст, когда порождаются самые неожиданные коалиции (вроде «коалиции» Азербайджана и Израиля против турецких исламистов) и возникают новые точки взрыва.

Война 2008 года не усилила, а резко ослабила позиции Армении - потому что в главном для неё вопросе Нагорного Карабаха произошло неформальное распределение посредников: Россия сблизилась с Азербайджаном, Армения с США. При этом нет никаких оснований надеяться, что Москва способна «умиротворить» Баку, а Вашингтон - издалека защитить Ереван.

«Есть устойчивая точка зрения, что существующие системы коллективной и региональной безопасности показали свою полную несостоятельность, равно как и клиентские отношения страны с Соединенными Штатами. Еще недавно последнее казалось многим странам, особенно на постсоветском пространстве, надежной защитой и \"крышей\", под которой можно было проводить, по сути, практически любую внутреннюю политику».

Словно в опровержение этого обоснованного мнения, ЕС, НАТО и США резко активизировали и институционализировали своё военно-политическое присутствие на постсоветском пространстве. Новости о всё новых политических, инфраструктурных и прочих сделках «демократического Запада» с «авторитарным Востоком» появляются почти каждый день. Но это не может, не должно никого обманывать: эти сделки ничего не гарантируют Востоку, они лишь показывают адекватно ничтожную цену западной риторике о «ценностях» и т.п. Их главная «ценность» - социальная вивисекция или война, но война как можно дальше от дома. И этот сценарий, несомненно, ждёт Восточную Европу, Кавказ и Среднюю Азию.

Беда в том, что Россия, спасшись от катастрофы в августе 2008 года, сейчас пассивно, неумолимо втягивается в катастрофу гораздо большего масштаба, когда цепная реакция конфликтов охватит наши западные и южные границы, а мы (все мы в России) - будем благодарить и кланяться, платить и умываться. Платить и умываться...

«Ряд наблюдателей считает, что в результате этой войны белорусское руководство решило искать более тесных отношений с Европой, а казахстанское - с Китаем».

Прямая связь войны 2008 года и этих возможных реакций не видна. Но если наблюдатели действительно правы, и если эти «поиски» - сознательный выбор, а не обычная «многовекторность» Белоруссии и Казахстана, то нас ожидают два короткометражных документальных фильма: «Самоубийство правящей элиты - 1» и «Самоубийство правящей элиты - 2». Разумеется, ничего хорошего для России в таких сценариях нет, но у России практически нет инструментов повлиять на эту ситуацию, если даже косвенная связь, косвенная надежда России на понимание её борьбы в августе 2008 года - в публичном пространстве были использованы Белоруссией и Казахстаном для повышения собственных ставок в текущей, короткой игре...

В заключение хочу повторить, что было написано ещё в сентябре 2008 года: «Война в Южной Осетии резко ускорила историческое время, переживаемое Россией... Время изменило свой ход потому, что исторический опыт России слишком обилен классическими примерами переменчивости судьбы, когда завоёванное русским оружием - в пыль уничтожалось русской дипломатией, в бессмыслицу забалтывалось русской бюрократией, в литературный анекдот превращалось русскими \"пикейными жилетами\". Победа в пятидневной войне, одержанная Россией в самый острый момент общенациональной опасности, за которой внятно для всех вырисовывалась близкая катастрофа, была спасением, но не окончанием драмы. Драмы впереди».