После вертикали: что будет дальше с Россией

Некоторые симптомы последнего времени показывают, что в России возрождается интерес к регионализму. В 1990-е годы о региональных особенностях России писали многие политологи, после чего наступил период спада: с одной стороны, большинство зарубежных теорий было обсуждено и по возможности адаптировано; с другой - политика восстановления «вертикали власти», казалось, не оставляла простора для динамики и новаций в сфере федеративных отношений. Однако такой штиль не может продолжаться долго: постепенно вызревает понимание того, что централизация федеративной сцены не означает снижения значимости взаимоотношений между федеральным центром и субъектами федерации.

Некоторые наши соотечественники (по преимуществу работающие в западных вузах, как, например, Гульназ Шарафутдинова из университета Майами или Елена Альбина из Католического университета Лёвена) в последнее время пытаются обратить внимание на то, что доминирующие на Западе представления об успехе проекта рецентрализации власти, предпринятого В.Путиным, нуждаются в более внимательном и критическом анализе. «Механизм взаимоотношений между центром и регионами, по сути, не поменялся. Однополюсная система организации власти в регионах укоренилась настолько глубоко, что реформы В.Путина не смогли бросить ей вызов. Вместо формализованных каналов участия регионов в федеральной политике региональные элиты, обладающие переговорными ресурсами, продолжают прибегать к неформальным механизмам во взаимоотношениях с Москвой»[1], - справедливо говорится в одной из недавних статей на эту тему.

Показательным в этом плане был и рабочий семинар «Проблемы формирования межрегиональных экспертных сетей в России», организованный недавно Российской ассоциацией политической науки (РАПН) и гуманитарно-политологическим центром «Стратегия» (Санкт-Петербург) в г.Московский. На нём было принято решение создать сетевую группу по изучению регионального разнообразия в России. Её исходной гипотезой является то, что благодаря совокупному действию целого ряда внутренних и внешних факторов региональный ландшафт России будет становиться всё более внутренне разнородным. Вследствие этого будут возникать новые формы субъектной активности на региональном уровне и, соответственно, усилится внимание к различным технологиям управления федеративными отношениями, как в формате «центр - регион», так и на межрегиональном уровне.

Другая рабочая гипотеза, озвученная на семинаре, состоит в том, что существует несколько «измерений», требующих внимания при исследовании данной проблемы. Во-первых, «новое» региональное разнообразие проявляется в усилении значимости фактора идентичности в таких сферах, как культурные манифестации, а также этнические и конфессиональные отношения. Виктор Шнирельман в этой связи пишет, что «вертикаль власти» никоим образом не помешала бурному расцвету множества моделей конструирования региональных идентичностей, включая этнизацию известных локальных культурных вариантов (казачество юга России), распространение мифов о предках (изобретение «гиперборейской цивилизации»), присвоение чужого культурного наследия (южный Урал), идеи самобытного исторического культурного языка (Русский Север) или политической специфики (Новгород), и т.д.[2]

Во-вторых, в экономической сфере (отчасти под влиянием глобального кризиса) можно увидеть масштабные проявления «мягкого» регионального протекционизма. Противоречивость этой тенденции хорошо иллюстрируется примером Нижнего Новгорода: с одной стороны, региональные власти активно раскручивают программу «Покупай нижегородское», а с другой - крупнейшее предприятие города, ГАЗ, обвиняет власти некоторых соседей по Приволжскому федеральному округу в использовании неформальных механизмов, мешающих доступу нижегородских автомашин на их рынки.

В-третьих, обострение проблем безопасности на Северном Кавказе и возникновение системы «эксклюзивных» решений вносит дополнительную асимметрию в сложившиеся отношения как между отдельными республиками, так и между ними и федеральным центром. Российская пресса уже указала на то, что взаимоотношения Москвы и Грозного обозначают собой пределы политики рецентрализации и выработки общих стандартов для всех субъектов федерации.

Эта проблема поднимает сразу несколько вопросов.

Обратим внимание только на три из них.

Вопрос первый: какие из проявлений регионального разнообразия в России имеют наибольшие шансы политизироваться, а какие, наоборот, останутся вне поля политических отношений? Гипотез здесь может быть несколько. Например, справедливо предположить, что глобальный кризис усилил межрегиональные противоречия в России. Потенциально политическое содержание этих коллизий пока закамуфлировано под экономические сюжеты (включая различные позиции регионов в отношении повышения пошлин на ввоз иномарок, а также распространённые во многих регионах программы «Покупай местное»), однако по опыту «газового конфликта» с Украиной или запрета на ввоз в РФ товаров из некоторых соседних стран мы знаем, что политизировано может быть любое противоречие, достигающее высокой степени остроты.

Другое предположение состоит в следующем: во многих случаях процесс формирования региональной идентичности строится по контрастному принципу «свой - чужой», имеющему в своей основе политическую логику. Это особенно характерно для большинства приграничных территорий: «Другими» для них могут быть Китай или Казахстан как источники миграционных рисков, Эстония как символ «недружественной» части Европы, и т.д. Другой важный вектор политизации в сфере федеративных отношений связан с ситуацией на Северном Кавказе.

Наконец, сохраняются возможности для политизации и внутри регионов. Например, попытка М.Шаймиева и М.Рахимова поставить в 2008 г. вопрос о возвращении к процедуре избрания глав субъектов федерации выявила неоднородность «Единой России» и наличие в ней различных позиций по этому вопросу. Громкие и публичные конфликты внутри «Единой России» в некоторых регионах (например, в Нижегородской области в 2009 году) показали, что федеральная власть не является ни монолитной, ни однородной, и в ней есть различные течения, обнажающие противоречия между различными группами властвующей элиты.

Вопрос второй: как федеральный центр будет в дальнейшем реагировать на расширяющееся региональное разнообразие в стране? Пока эта реакция заметна в двух аспектах. Один из них принимает исключительно технологическую окраску: Кремль пытается с помощью различных рейтингов и критериев оценить качество регионального управления и, соответственно, «вывести на чистую воду» губернаторов-неудачников, при этом придумывая какие-то поощрения для тех, кто будет признан эффективными управленцами. Вторая реакция носит чисто административный, даже номенклатурный характер. В этом плане показательной является следующая реплика президента Д.Медведева, адресованная Светлане Хоркиной и Марине Задемидьковой на последнем заседании Госсовета по молодёжной политике: «В принципе вы вполне органично вписались. Может, вас назначить на должности губернаторов? Большее количество женщин было бы, Валентине Ивановне было бы нескучно». Наверное, Дмитрий Анатольевич просто хотел сказать что-нибудь приятное двум молодым женщинам. Но получилось нечто большее. Глава государства не только открыто признал «назначаемость» губернаторов его волей (раньше было принято употреблять более витиеватое определение -«наделение полномочиями»). Важнее то, что это «предложение», сделанное президентом в нарочито игровой манере двум спортсменкам, не имеющим ни малейшего представления о региональной политике, говорит о том, что федеральный центр едва ли осознаёт масштабность проблем, с которыми ему предстоит рано или поздно столкнуться в регионах.

Вопрос третий: можно ли ожидать в дальнейшем сдвига в стратегиях позиционирования регионов в сторону «логики коллективных действий»? Едва ли. Горизонтальные механизмы координации усилий регионов в России - впрочем, как и в других федеративных странах с неустоявшимися демократическими практиками типа Бразилии - практически отсутствуют. Индивидуальные действия явно преобладают над коллективными - даже межрегиональные ассоциации, известные по 1990м годам, постепенно ушли в прошлое. Говоря словами Эрнесто Лаклау, «логика различия» берёт верх над «логикой эквивалентности». Наверное, это - единственная хорошая новость для федерального центра.