Национальный проект \"Производство гениев\"

Недавно в небольшом, но звонком городке мне случилось поучаствовать в дискуссии об уроках Второй мировой войны. И покуда специалисты спорили о цифрах и фактах (Молотов, Риббентроп, Суворов, Черчилль и прочая, и прочая, и прочая), глава местной администрации становился все мрачнее и мрачнее, вероятно, начиная понимать, что если уж даже у этих асов нет окончательных ответов, то простому человеку и вовсе надеяться не на что. С виду он был типичный хозяйственник, с головой погруженный в нескончаемые проблемы - отопление, продовольствие, транспорт, бюджетники с их вечно пустеющей потребительской корзиной, - что ему, казалось бы, вся эта давнишняя Гекуба? И все-таки в его голосе прозвучала робкая надежда, когда он обратился к ученому синклиту: \"А как вы считаете, нужна комиссия по борьбе с фальсификацией истории или не нужна?\"

Историки наперебой принялись объяснять, что поиск истины неотделим от ошибок, которые всегда можно объявить фальсификацией, хотя без права на ошибку научная работа вообще невозможна, да и кто будет решать, где ошибка, а где оригинальная интерпретация, этим должно заниматься научное сообщество. И потом, почему особо выделены фальсификации, наносящие ущерб облику России? А фальсификации, не наносящие ущерба, стало быть, дозволены? Все возражения были логически безупречны, однако лицо того, к кому они были обращены, выражало лишь все более и более безнадежную тоску.

Внезапно сменившуюся решимостью: \"А я считаю, что нужна! Мой сын недавно у меня такое спрашивает!.. - он не решился даже повторить. - Я говорю: ты где такое услыхал?.. Он говорит: по телевизору передавали! Ну до каких же пор мы будем это терпеть?!\"

В его голосе звучало такое страдание, что все примолкли. Ибо в глубине души понимали, что боль всегда права. Что если человеку больно, он имеет право требовать обезболивающего.

И это требование не только абстрактного гуманизма, но и политической целесообразности. Самые нужнейшие реформы не раз проваливались из-за того, что проводились без психологического наркоза, равно как без наркоза была бы невозможна самая утонченная хирургия.

Требовать от людей, чтобы они не приукрашивали себя, свой дом, свою родословную, свою страну, означало бы требовать, чтобы они перестали быть людьми. Первейшая цель всякой духовной деятельности - самооборона, обеспечение психологически комфортабельной картины мира, только у интеллектуалов для этого имеются изощренные софизмы, а люди простые вынуждены довольствоваться фельдшерскими средствами. Но и те, и другие могут преодолеть экзистенциальный ужас собственной мизерности и заброшенности перед лицом огромного беспощадного космоса, лишь эмоционально слившись с чем-то прекрасным и долговечным. Только интеллектуалы защищаются воображаемым единением с себе подобными, ощущающими себя вечной солью земли, а у людей бесхитростных нет другой защиты, кроме отождествления себя с собственным народом, с собственным государством.

Поэтому стремление каждого народа иметь возвышенный образ самого себя настолько огромно, что попытка любой комиссии ограждать его репутацию напоминает попытку воробья опекать орла. Если мы начнем изо дня в день оплевывать все национальные святыни, этим мы только вырастим гиперромантическое движение, которое вообще объявит историю России абсолютно безупречной и неприкосновенной. Радикальный национализм в основном и порождается попытками преодолеть национализм нормальный, подобно тому как организм реагирует повышенной температурой на внедрение инородного тела.

И вот эта реакция на попытки - безразлично, \"объективные\" или \"необъективные\" - принизить образ России в глазах ее населения гораздо опаснее, чем то потенциальное снижение ее репутации, для борьбы с которым и создается комиссия.

Хотя репутация каждого народа столь важный социальный капитал в международной конкуренции, что непрестанная борьба за увеличение собственного капитала и уменьшение чужого абсолютно неизбежна. И если внутри России в защите ее образа от принижения не заинтересованы лишь очень немногие, именно на этом принижении и построившие свою защиту от ужаса собственной ничтожности, то вовне ее тоже лишь очень немногие не пожелают приподнять свою самооценку за счет страны, которая столько десятилетий внушала страх (да и кто ее знает, на что она способна в будущем). Вот эти-то психологические интересы и определяют все: есть потребность очернять - будут подтасовывать факты в пользу очернения, будет потребность обелять - будут подтасовывать в пользу отбеливания. Объективности не существует, всякое мышление есть неизбежная подтасовка.

Но чужими репутациями озабочены больше не брокеры и не докеры, а интеллектуалы. И они всегда будут подтасовывать в пользу той картины мира, которая обеспечит им ощущение собственной избранности. Голод в Руанде или свобода слова в России волнует их лишь в той степени, в какой борьба с ними увеличивает их собственный психологический комфорт. А если самые ужасающие нарушения прав человека станут приходить в противоречие с какой-то их утешительной сказкой, они закроют на них глаза или найдут тысячи виртуозных оправданий. Мы же помним, как все эти нобелевские лауреаты, Ромены Ролланы и Бернарды Шоу, воспевали сталинскую Россию, а Шоу, покидая пожираемую голодом страну, похвастался, что писал правду о Советском Союзе, даже еще и не побывав там: ему и видеть было не нужно, чтобы знать правду.

Умнейшие мужи Европы предпочитали держать свой скепсис в наморднике, если он угрожал их любимой цацке - я хочу сказать: сказке - социализму. В этом и рецепт: будет Россия дарить интеллектуалам светлую сказку - они будут нас высветлять, невзирая ни на что, потому что им есть дело только до самих себя. Не будет сказки - не поможет никакая пропаганда: не чиновникам тягаться в софистике с лучшими умами просвещенного мира.

И какой же сказкой сегодняшняя Россия может очаровать эти лучшие умы? Наши обличители в воспитательных целях любят сопоставлять российский ВВП с какими-нибудь африканскими странами, дабы мы не слишком задирали нос (без чего ни один народ выжить не может), но трудно не видеть, что не в ВВП счастье. Кто, скажем, уважает Италию за ее средней руки достаток? А за Леонардо, Микеланджело, Ферми ее уважают, и еще как (и, прежде всего, сами итальянцы). А мы уже век проедаем авторитет Толстого, Достоевского, Чехова, Чайковского, Менделеева...

Ничто не стоит так дешево и не ценится так дорого, как гениальность. Для защиты репутации России нам необходим национальный проект \"Производство гениев\", широчайшая поддержка наиболее одаренных. Если станет ясно, что в России живут не слишком чисто, не слишком богато, но умеют ценить таланты, желание плевать в нее - плевать в себя - резко снизится.