Мы живем в стране, где ничего не происходит

\"Зла и добра, больно умен, грань почто топчешь...\"

Иосиф Бродский, 1966 год.

Мое высказывание на тему добра и зла - всего лишь реплика. Ее спровоцировала поэт и филолог Ольга Седакова своей статьей \"Нет худа без добра\". Прежде всего замечу, что в этой статье допущена обидная ошибка. Иосиф Бродский, говоря об амбивалентности как одной из главных характеристик русского народа (мол, где худо, там и добро, а где добро, там и худо), ни в коем случае не утверждает, что это хорошо и что Западу следует поучиться у России. Он иронизирует: \"Можно даже подумать, что эта амбивалентность и есть мудрость, что жизнь сама по себе не добра и не зла, а произвольна... Именно эта амбивалентность, я полагаю, и есть та \"благая весть\", которую Восток, не имея ничего лучшего, готов навязать остальному миру\". К сожалению, у Ольги Седаковой урезанная цитата из эссе поэта \"Меньше единицы\" приобретает обратный смысл.

Это тем более несправедливо, что сам Бродский никак не был \"амбивалентным\": он один из немногих, кто явил в советское время пример абсолютной бескомпромиссности и личного героизма. За это \"империя зла\" его судила, отправила в ссылку, а затем в изгнание. Впрочем, судьба и творчество Бродского хорошо известны тем, у кого \"сердца для чести живы\". Речь о добре и зле.

Не в масштабе \"стран и народов\", от которого начинается головокружение. \"Я не вижу дальних картин, мне достаточно одного шага\" (Джон Генри Ньюман). О добре и зле как частном случае частного человека.

Нет выбора между добром и злом. Нет вообще никакого выбора, поскольку, как сказано, если он есть, он не может не быть плохим. Есть состав крови. Я знал в 70-е годы молодого человека, которому грозил арест за антисоветскую деятельность. Его вызвали в Большой дом на Литейный, но накануне он покончил с собой. Ему дали бы, возможно, несколько лет, ничего страшного, если вспомнить \"срока огромные\", но он не мог вообразить себя в унижении допроса. У него не было выбора. А у подавляющего большинства он был и есть. Потому ничего не происходит.

Мы живем в стране, где ничего не происходит. Где благая мысль всегда остается недодуманной, потому что (или - поэтому) не пресуществляется в действие. Мы живем как арестанты, которые ходят по кругу. Мы живем в стране, где у власти ФСБ, наследники тех, кто \"расстреливал несчастных по темницам\", и хоть бы что - мы живем, ни шага в сторону. Шаг в сторону - расстрел. Мы это отчетливо усвоили.

Мы ведь дети родителей, которые в своем доме разговаривали шепотом, которые вымарывали фамилии \"вредителей\" - кто не помнит этих черных полосок в книгах? Мы дети страха, и от яблони упали недалеко. Зато низко.

Недавно я слушал выступление одного литератора. Сколько-то лет назад в журналистских статьях он отстаивал исторические памятники своего города - их собирались сносить, потому что в центре города должен, конечно, стоять бордель. Пришли бандиты и сказали, чтобы он заткнулся, а то убьют. Литератор \"заткнулся\", а в выступлении выразился примерно так: \"Вы понимаете, ну нет в нашей стране ничего такого, за что стоило бы отдавать жизнь\". Кто бросит в него камень?

Человек, выбирающий путь добра, никогда его не выберет. Потому что нет в добре никакого смысла. Человек делает шаг - как Бродский сделал шаг навстречу судьбе, не стал прятаться и был арестован, - а затем оказывается, что это судьба. И что судьба его - доблесть и честь.

Не зря обыватели говорили: \"Мог не уезжать, сам хотел...\" Конечно. А Пушкин мог избежать дуэли. А Мандельштам не писать: \"Мы живем, под собою не чуя страны...\" Да мы вообще могли не родиться! (И, кстати, не родились.) Человек делает шаг, а потом поздно назад, даже если захочется, потому что если сказать точнее, то шаг делает человека. Быть может, он побледнел от страха, быть может, он не ожидал такого резкого поворота событий, но кровь доброкачественней мысли.

Событие произошло. История двинулась. Двинулась как укор нам, потому что без нас. Помашем ей ручкой с перрона. Вернемся в родной город. Напишем стансы его мэру:

И утром, встав в восьмом часу,
красавица и молодчина,
по-женски утерев слезу,
встает на вахту Валентина.

Это пишет тот, кто считает себя другом Бродского. Наше время не требует от поэта такой подобострастности, можно ведь пресмыкаться молча, и даже - страшно подумать! - можно не пресмыкаться молча. Но нет, тянет кто-то за язык. И ни одного в округе серафима, который бы его вырвал. Что ж, Бродский еще в Ленинграде написал:

Что-то в их лицах есть,
что противно уму.
Что выражает лесть
неизвестно кому.

Он ошибся только в том, что лесть адресована не \"неизвестно кому\", а очень даже известно.

Нет худа без добра: открыли Дом писателей. Дали домик в Комарове или в Переделкине. Нет худа без добра. Чудная русская пословица. Глас народа. Есть и такая: \"Глас народа Христа распял\".