В ближайшие 10 лет в России закроются все детдома

В приморском поселке Светлогорье рабочим «Русского вольфрама» уже больше полугода не платят зарплату. Жители моногородка бастуют и ищут, чем бы заработать себе на жизнь. Сразу несколько пришли к пенсионерке Валентине Вороновой и предложили забрать у нее ее младшую внучку Катю. «Говорят, отдайте нам девочку, нам жить не на что», - переживает Воронова. Приемным родителям положены пособия на воспитание детей. Сама Воронова хочет для внучки лучшей доли и отдала бы ее американской паре, которая пять лет назад усыновила Владика, ее другого внука. Но это вряд ли. Три года назад в Семейный кодекс внесли поправки, и сирот из детдомов в приоритетном порядке отдают россиянам.

У российских властей амбициозный социальный проект. Задача в том, чтобы в течение ближайших десяти лет закрыть все детдома, говорит Newsweek Алла Дзугаева, замначальника отдела по защите детей в Минобрнауки. Останутся учреждения только для необучаемых и тяжелобольных детей. Остальных, по замыслу чиновников, россияне должны разобрать в семьи. Число детей в детдомах действительно сокращается: в 2006 году их было около миллиона, сейчас - 670 000. В сентябре прошлого года вступил в силу закон об опеке и попечительстве - смысл был в том, чтобы раздача детей, оставшихся без родителей, шла еще более ударными темпами.

Сейчас выясняется, что у закона много недостатков. Самое главное, и это подтверждают собеседники Newsweek в детдомах на местах, - стали рушиться патронатные семьи. Регионы один за другим отказываются от этой практики. Это значит, что детей будут возвращать обратно в дома ребенка.

ХОДОВОЙ ТОВАР

Есть всего четыре формы устройства детей в семьи: усыновление, опека, приемные семьи и патронат. Ежегодно в России устраиваются в семьи 120 000 детей. Самой оптимальной формой пристроить ребенка в семью считается усыновление. Для ребенка это самый комфортный путь: он становится полноправным членом семьи со всеми правами на ее имущество. Но при этом теряет свои сиротские льготы, не может, например, рассчитывать на выделение без очереди государственного жилья. Поэтому усыновляют в России мало - около 8000 детей в год, это и дороже, и сложнее психологически, и требует больше душевных сил.

Казалось бы, надо сделать так, чтобы усыновляли больше. Но победила другая логика. Еще в середине 2000-х чиновники сравнили динамику усыновлений российскими и иностранными гражданами и испугались: выходило так, что чем больше усыновляют иностранцы, тем меньше усыновляют в России. И тогда для иностранцев стали строить барьеры. Принятые в 2006 году поправки в Семейный кодекс поставили их последними в очередь, с тех пор ребенка скорее отдадут под опеку в России, чем сделают полноценным членом семьи за границей.

Результат не заставил себя ждать: за пять лет число усыновленных иностранцами детей упало вдвое - до 4700 в год, а среди россиян выросло примерно на тысячу. Сейчас чиновники признают: с иностранным усыновлением перегнули палку. «Общественное мнение не на стороне иностранных усыновителей, - говорит начальник профильного отдела Минобрнауки Владимир Кабанов. - А должно быть по-другому: если ребенку хорошо, то не все ли равно, откуда у него родители?»

Общественное мнение с успехом подогревают те же чиновники: уже пять лет Дума постоянно трубит о страшных судьбах российских детей за границей. На самом деле за 15 лет погибло 15 российских детей, усыновленных иностранцами. Это данные Минобрнауки. Точной статистики по России нет, но в Минобрнауки говорят: она ужасающая.

Две недели назад Валентина Воронова с мужем вернулись в Светлогорье из Америки, где почти месяц гостили у американской пары Лузмы и Грехема Бисли. «Лучших родителей, чем они, трудно найти, мы стали одной семьей», - говорит Валентина. Кроме Владика у Вороновых три внучки, и младшую, Катю, они хотят отправить к Бисли: им под 60, и они боятся, что не успеют поставить ее на ноги.

У них нет шансов. Как объяснили Newsweek в органах опеки и попечительства Приморского края, механизм такой: сначала Вороновым надо отказаться от внучки, Катю заберут в Дом ребенка, если в течение шести месяцев ее не возьмут в российскую семью, то на нее смогут претендовать иностранцы, в том числе и семья Бисли. По словам Вороновой, чиновники ей сказали, что до них очередь не дойдет: «На маленьких, к тому же здоровых девочек огромная очередь, это самый “ходовой товар”». Но это не значит, что Катю удочерят. Скорее всего заберут в приемную семью.

Сейчас даже у детей-инвалидов мало шансов попасть за границу. Как говорит Людмила Бабич из американского агентства по усыновлению Happy Families, процедура усыновления занимает сегодня не меньше двух лет. В прошлом году через их агентство иностранцы усыновили 110 детей, в этом будет максимум 60, предполагает Людмила Кочергина из другого агентства Children’s Hope.

Для многих детей иностранцы - это реальная надежда на спасение. У Алеши С. из интерната для слабослышащих редкая болезнь - синдром Тричера–Коллинза. Такой диагноз один на миллион. Вместо ушей у него были лоскутки кожи, а лицо - как мордочка обезьянки. Но в США ему сделали пластическую операцию, а затем усыновила американская семья. Сейчас мальчик учится на программиста.

Кристине Анисимовой повезло меньше. Когда умерла ее мать, Кристину вместе с сестрой отдали в детдом. В 2005 году близнецов Анисимовых захотели удочерить американцы, но им отказали. Девочек передали на воспитание их тете, которой было 18 лет. Через три года выяснилось, что та запойная пьяница. Девочек снова отправили в детдом. Анисимовы к этому времени практически ослепли.

Сестру вскоре взяла под опеку российская семья, а Кристина оказалась в Разночиновском интернате под Астраханью с диагнозом «тяжелая умственная отсталость» и ДЦП. В августе прошлого года Кристина попала в областную больницу, и там ее выходили волонтеры. «Воспитатели даже не знали, что она может ходить, в детдоме она только лежала», - говорит волонтер Ирина Груздева. Она утверждает, что ДЦП и умственной отсталости у Кристины нет.

Из больницы Кристину снова отправили в детдом. Волонтеры приехали ее навестить. «Кристина весила, как двухлетний ребенок, не вставала с постели, а на ногах были следы пролежней», - вспоминает другой волонтер Ольга Канивец. Тогда девочку перевезли в Москву, где ей сделали операцию на глазах. Теперь она различает свет и тень и живет в Сергиево-Посадском детском доме для слепоглухих детей, который считается одним из лучших в стране. Но шансов, что девочку возьмут в семью, практически нет.

В России предпочитают брать под опеку здоровых детей, но бывают исключения из правил. Детский врач Вера Дробинская из Астрахани опекает восемь детей-инвалидов. Причем четырех она взяла из того самого детдома, в котором была Анисимова. Дробинская работала в областной больнице, там и насмотрелась на отказников, но больше восьми детей в одну приемную семью закон брать не разрешает.

ЦЕРБЕРСКАЯ СИСТЕМА

Опека и приемная семья - самые популярные формы семейного устройства детей в России. Опеку или одну из ее форм - попечительство - обычно оформляют родственники детей. Приемная же семья - это почти то же самое, что и опека, но с той разницей, что опекуна не назначают, а оформляют через договор, и чаще всего это не родственник, а посторонний человек. Приемным родителям государство выплачивает пособие, а сироте полагается отдельная жилплощадь.

Из устроенных в семьи детей под опекой почти 80%. Число приемных семей выросло с 2005-го по 2007 годы в пять раз. Нацпроекты и финансовая поддержка сделали свое дело - брать под опеку и патронат стали целыми деревнями. «В Красноярском крае полдеревни взяли ребятишек, зарплаты там мизерные, да и работу не найдешь», - рассказывает Людмила Кочергина из Children’s Hope. В том же Красноярском крае родителям за приемную семью в месяц дают 18 000 рублей в качестве зарплаты и еще 7000 доплачивают на содержание ребенка. Конечно, нельзя утверждать, что опекунство - это бизнес. Людьми в основном движет сострадание. Вере Дробинской государство платит 4500 рублей за ребенка и еще 4000 дает каждому на еду. Получается 68 000 рублей на семью из девяти человек, восемь из которых инвалиды.

Главная проблема опекунов и приемных семей в том, что, сдав им детей, государство устраняется. Роль органов опеки сводится к надзору, а не к помощи. «Никакой службы сопровождения и поддержки у нас в области нет, я даже за деньги не могу найти хорошую сиделку или психолога», - рассказывает Дробинская. А от органов опеки, по ее словам, один ответ: не справишься сама - заберем ребенка в детдом. «Сфера опеки и попечительства в его нынешнем виде - это церберская система. Вместо того чтобы “отремонтировать” семью, они только рычат, лают и отнимают», - добавляет Альберт Лиханов из Российского детского фонда.

Опеку интересуют только отчеты и бумажки, говорит Дробинская, а нужно проверять, как ребенок развивается, как он учится, есть ли прогресс. «Но на это всем наплевать», - переживает она. В Минобрнауки подтверждают, что у опеки много недостатков, и в первую очередь в сфере поддержки. По данным лаборатории социального сиротства НИИ детства, 20% опекунов старше 70 лет, а 40% - от 50 до 60 лет. Почти 40% опекунских семей, которые изучили эксперты из этого НИИ, живут в крайней бедности: у детей нет условий для игр, занятий, нет даже нормальной еды.

ОБРАТНО В ДЕТДОМ

Как альтернатива опеке и детдомам был придуман патронат. Смысл в том, что ответственность за ребенка несут и приемные родители, и детдом. Дети при этом живут в семьях, приемные родители проходят курсы патронатных воспитателей и получают за содержание ребенка зарплату. Эту форму впервые ввели 11 лет назад в московском детдоме №19. Там через патронат прошли 310 детей. 95% из них живут теперь в семьях, или кровных, или новых. Всего в России в патронатных семьях живут почти 4000 детей.

Наталья Ромо Маурейро - одна из таких патронатных мам, в ее семье с 2000 года жили 19 детдомовцев. «Я не знаю, что такое бегать с бумажками и сидеть в очередях в больницу, - все это за меня делает детдом», - рассказывает Наталья. С ее семьей работают психологи, и к ним всегда можно обратиться. Одна из ее дочек, семилетняя Катя, боялась тазика с водой и отказывалась стирать в нем вещи или мыть ноги, вспоминает Наталья. С девочкой поговорили специалисты и выяснили, что в московском интернате №80 за любую шалость ее окунали головой в таз с водой. Воспитательницы держали ее там, пока она не начинала задыхаться. Катиного отца посадили за растление родной дочери, и почти все остальные ее приемные дочки прошли через то же самое, рассказывает Наталья.

Психологическая совместимость между родителями и детьми - очень важная вещь, о которой органы опеки думают в последнюю очередь. Отсюда и печальная статистика: по данным Минобрнауки, в России обратно в детдом отдают каждого десятого ребенка. «Надо родителей подбирать для ребенка, а не ребенка для родителей», - убеждена директор 19-го детдома Мария Терновская. Она сама отсеивает примерно половину кандидатов. Одна из главных целей патронатной службы - помочь не только приемным родителям, но и биологическим. Они разыскивают их, устраивают тренинги и по возможности стараются вернуть ребенка в семью.

Но после того как в прошлом году в новом законе об опеке и попечительстве о патронате уже не было ни слова, в регионах стали отказываться от этой практики: слишком дорогое это дело. «Патронат фактически убили, мы больше не можем заключать договоры с патронатными воспитателями», - чуть не плачет директор детдома из Калининграда Наталья Стеганцова. В Пермском крае та же история: договоры больше не заключают. По сведениям Newsweek, приговорили патронат и в Подмосковье - с сентября патронатной поддержки там больше не будет. Указание расторгать договоры с патронатными воспитателями поступило в ряд районов области из Минздравсоцразвития. Та же участь ждет и Марию Терновскую. От нее чиновники потребовали сократить 80 специалистов, которые работали с патронатными семьями, или вернуть этих детей в детдом.