Кронштадту грозит 70 метров Андрея Первозванного

На модерации Отложенный В Петербурге готовятся установить памятник Андрею Первозванному. Скульптура высотой 70 метров работы ректора Академии художеств Альберта Чаркина должна быть установлена в море, близ Кронштадта, в не вполне определенном месте около пропускных ворот дамбы. Об идее — ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН.

Собственно новость здесь заключается в том, что ректор Академии художеств таки присвоил себе идею памятника апостолу Андрею в воде, и теперь она уже его. Изначально этот памятник придумал поставить петербургский художник и скульптор Вячеслав Чеботарь. Этот мастер прославился когда-то монументальным циклом "Мы строим БАМ", а после распада СССР перешел к религиозной тематике. В 1996 году он выиграл конкурс на памятник в честь 300-летия русского флота, и там как раз и возник апостол у дамбы.

Ректор Академии художеств Альберт Чаркин инициировал альтернативный конкурс на строительство монумента, мотивируя это тем, что и скульптор Чеботарь — не скульптор, а художник, и апостол у него не апостол, а бредун среди волн, и победить он смог благодаря волне митинговой активности 1990-х годов. Решение отстранить Чеботаря от апостола тоже вызвало волну митинговой активности под экзотическим лозунгом "Матери! Закройте глаза своим детям! Закройте окна! Чаркин "творит"!", но небольшую волну. В конкурсе победил скульптор Владимир Оленев. В 2003 году он умер, а Чаркин объявил воплощение его замысла делом своей жизни. Представленный градостроительному совету Петербурга проект монумента, однако, не имеет большого сходства с работой Оленева. Тут главным оказался момент наследования идеи Чеботаря через посредство покойного Оленева. Что касается пластической идеи господина Чаркина, то источником ее, на мой взгляд, следует признать изучение зарубежного опыта. Фигура апостола Андрея у него буквально повторяет скульптуру Христа из Рио-де-Жанейро. У этого монумента 1931 года тоже сложная судьба с авторством: придумывал его в 1921 году художник Карлос Освальд, авторами в Бразилии считаются архитектор Луис Коста и инженер Эйтор да Сильва, а в Европе — скульптор Поль Ландовски, поскольку он лепил из гипса модели для рук и лица Христа.

Если не брать античной истории про Колосса Родосского, которая к делу отношения не имеет, то все сегодняшние колоссы получились из-за того, что Америка в 1886 году поставила у себя статую Свободы. Начиная с этого момента разные режимы, предлагающие альтернативный Америке способ политического устройства, время от времени придумывали построить "наш ответ Свободе". Страны католического традиционализма больше упирали на Христа (помимо Бразилии Христос стараниями диктатора Салазара появился в Лиссабоне, о своем Христе думал Франко), а фашисты и коммунисты больше упирали на современных вождей (как Ленин на Дворце Советов). Сегодня, когда экзотические режимы как-то сходят на нет, идеи возвести своего колосса утратили актуальность.

Но Россия — удивительная страна, в которой инициаторами идей на тему "наш ответ Свободе" являются не правительства, а скульпторы. В Москве с мыслью о колоссе живет Зураб Церетели (помимо Колумба и Петра он предлагал возвести 100-метрового Христа на Соловецких островах в память жертв репрессий), а в Петербурге, как оказалось, Альберт Чаркин. Ну что ж, казалось бы, происхождение идеи именно из художественных кругов, а не из политзаказа должно сообщить статуям какие-то достоинства. На самом деле происходит иначе. Идею скульптора Чаркина следует признать самой бездарной среди всех колоссов, поскольку он решил расположить статую непосредственно в море. Все существующие статуи такого размера ставятся или на островах, или на горе перед бухтой, и недаром — это позволяет оценить масштаб статуи. А море — такая вещь, что в ней что 50 метров в высоту, что 100, что 200 (у господина Чаркина с пьедесталом — 120 метров) — без разницы, все равно кажется, что очень мало. Пока не подплывешь в упор, размер колосса оценить невозможно, а когда подплывешь, то не видно статуи целиком. Максимум, чем подарит зрителей апостол Андрей,— это лицо невозможных размеров, которое вдруг всплывет из тумана над седьмой палубой корабля. В этот момент вы сможете оценить, что в мокрую ноздрю апостола может въехать грузовик, а потом корабль отплывет, и статуя опять превратится в тонущую букашку. Тут нечего обсуждать и не о чем дискутировать. Если бы господину Чаркину эту вещь заказывал тоталитарный правитель, ему бы, пожалуй, голову оторвали за такой вопиющий непрофессионализм в таких гигантских масштабах.

Полагаю, денег на затею не найдется — формально перед нами пожелание художественной секции градостроительного совета Петербурга. Его должны утвердить общим советом, потом представить губернатору, а потом думать о финансировании. Все это особенно забавно, поскольку, рассматривая творчество господина Чаркина, я не могу сказать, что он тяготеет к каким-то особо ярким и запоминающимся пластическим жестам. Он вообще-то скульптор малых форм, которые, впрочем, плодит в большом количестве. Я, пожалуй, не могу назвать другую страну, в которой художественная элита сама по себе продуцирует тоталитарные идеи с целью соблазнить правительство и заработать — и в результате не зарабатывает, а еще теряет профессиональные навыки. При этом еще интригует, подсиживает коллег и крадет чужие бездарные идеи, чтобы объявить их уже своими бездарными.