Кризис, приход которого был неизбежен

О кризисе спорят, кризиса страшатся, кризис порой даже воспринимают апокалиптически. Пугает руководителей и специалистов больше всего то, что ставится под сомнение сама возможность управлять глобальной экономикой на основе научного прогнозирования. Кажется даже, будто монетарные власти США в конце 1990-х фактически превратили некогда весьма точную науку макроэкономического регулирования в некий сплав метеорологии с алхимией. Маститые же эксперты в области экономики, проглядевшие начало кризиса, не могут до сих пор договориться о его причинах и возможном дальнейшем развитии.

Любителям парадоксов могу сказать, что сегодняшний кризис - прямое следствие падения Берлинской стены в 1989 году, двадцать лет тому назад.

Именно падение стены, ознаменовавшие уход СССР с мировой арены в качестве главного препятствия распространения глобального влияния США и стран Европейского союза на политику стран \'третьего мира\', Восточной Европы, а затем и бывшего СССР в корне изменило мировую экономику. В последнее десятилетие прошлого столетия экономика стала, как говорят, \'глобальной\' - то есть всеобъемлюще интегрированной и взаимозависимой.

При этом сформировались три группы участников этого процесса.

Во-первых, это страны \'постиндустриального центра\': США, далее Европа, Канада, Австралия, Япония, может быть, Южная Корея. В этой группе ведущей силой являются США, доминирование которых никем всерьез не оспаривается. Эти страны являются основными мировыми потребителями сырья, финансовыми центрами, мировыми инвесторами, потребителями импортной промышленной продукции и производителями концептуального продукта.

Во-вторых, это страны \'сырьевой периферии\'. В конце двадцатого века по пути, проложенным некогда Саудовской Аравией, пошли и другие страны \'сырьевой периферии\', многие их которых входят в ОПЕК. По этому пути вместе с ними идет и Россия. Получая огромные средства от продажи углеводородов, прочего сырья и полуфабрикатов, эти страны размещают в различных формах свои огромные активы, обычно номинированные в долларах США, на долговых и фондовых рынках развитых стран, в первую очередь, конечно же, на рынках США.

В-третьих, это \'промышленная промежуточная зона\' - страны, ставшие мировыми производителями товаров широкого потребления, завязанные, в первую очередь, на экспорт в развитые страны. Когда-то среди них были Япония и Южная Корея, сегодня они уже перешли в первую группу развитых стран. Готовятся покинуть эту группу также Тайвань и Сингапур. Прочные места занимают в ней Малайзия, Индонезия, Таиланд. Быстро входит в нее Вьетнам. Но, конечно, уникальную, ни с чем не сравнимую роль играет в ней Китай, с его полутора миллиардами граждан, огромным промышленным и значимым аграрным потенциалом. Свое место в этой группе занимают и некоторые страны Восточной Европы.

Такая ситуация в мире сложилась благодаря тому, что развитые страны начали активно выводить трудоемкие или создающие экологическую нагрузку производства в стабильные развивающиеся страны, страны бывшего советского блока, государства Латинской Америки и в Китай. Особенно этот процесс ускорился после падения Берлинской стены. В результате в этих странах сложилась экспортно-ориентированная экономика, достигшая в Китае истинно гигантских размеров.

Кроме того, в последние двадцать лет произошла революция в сфере высоких технологий, информатики, микроэлектроники и телекоммуникаций. Выход этих продуктов на широкого потребителя в сфере бизнеса придал дополнительной ускорение процессам глобализации, расширения и интеграции секторов экономик, создания транснационального бизнеса, которые к середине 90-х годов достигли фантастических скоростей. При этом высокотехнологичные и концептуальные продукты сформировали свой отдельный фондовый рынок высоких технологий, что также усложнило структуру мировой экономики и, особенно, финансового рынка США.

Мировая экономика устроена очень непросто, разные страны играют в ней различные роли, обусловленные их социально-экономическим развитием, культурой и психологией бизнес-сообщества и политикой их руководства. Для целей же данной статьи необходимо рассмотреть ситуацию всего в трех странах мира: в США, гегемона \'постиндустриального мира\' и эмитента основной мировой резервной валюты, Китая, промышленного гиганта и мирового экспортера продукции широкого потребления, и России - некогда индустриальной державы, временно отступившей в зону \'сырьевой периферии\', крупнейшего мирового экспортера сырья и полуфабрикатов. Три лидера, каждый в своей группе, они помогут продемонстрировать нам основные тенденции, связанные с ускоренной глобализацией, и вскрыть причины сегодняшнего кризиса.

Соединенные Штаты Америки, как известно, самая большая экономика мира, их ВВП составляет порядка четверти всего мирового и приближается к полутора десяткам триллионов долларов. При этом уровень сбережений США оценивается примерно в 30 триллионов долларов, а уровень инвестиций - примерно в 25 триллионов. Доля США в мировом богатстве составляет не менее 40%. Уровень потребления энергоресурсов также приближается к 40% от общемирового.

Только недавно промышленность США прошла основные этапы перевооружения, когда достижения науки второй половины прошлого века нашли широкое применение в производстве (именно поэтому бывает странно наблюдать, когда любители \'экономической археологии\' пытаются отыскать связь между \'циклами Кондратьева\' и нынешним кризисом).

При этом у США на государственном уровне есть три хронические особенности: бюджетный дефицит, дефицит торгового баланса и рост государственного долга, превысившего половину ВВП и сегодня уверенно приближающегося к показателям примерно четырех годовых бюджетов страны. Однако достаточно сопоставить этот долг с уровнем сбережений в стране и с объемом национального богатства, и он перестает быть пугающим, что, однако, не освобождает от бремени его обслуживания, на которое может уйти до одной пятой части государственного бюджета. При этом основными кредиторами США являются резиденты, а внешний долг правительства США лишь немного превышает 3 триллиона долларов, что примерно равно годовому бюджету страны (внешний долг частных заемщиков выше и превышает 10 триллионов долларов США).

При этом если касаться реального сектора, то производительность труда демонстрирует уверенный рост в диапазоне от 2% до 4% в год, что осуществляется, в основном (в отличие от стран \'третьего мира\'), за счет внедрения инноваций. Правовая защита собственности, в том числе иностранной, находится в США на высоком уровне, а политическая стабильность и военная неуязвимость делают США самой привлекательной страной мира для кредиторов инвесторов.

Однако в США имеется также ряд социально-экономических проблем, связанных с финансированием медицины и пенсионными фондами, которые иностранными инвесторами воспринимались как сугубо внутренние проблемы США, а также проблемы с ипотечным кредитованием, которые вышли за рамки национальных и даже послужили пусковым механизмом текущих кризисных явлений на мировом уровне.

Кто же они, эти иностранные инвесторы и кредиторы?

Исторически сложилось, что, в первую очередь, это Япония и Китай.

После китайских реформ 1980-х годов США необычайно привлек китайский рынок труда с его дешевой, дисциплинированной и неприхотливой рабочей силой, отсутствием реальных профсоюзов и готовностью властей защищать иностранную собственность от любых посягательств взамен открытия своего внутреннего рынка для китайского экспорта. Инвестируя в китайскую экономику, США решали разом проблему вывода трудоемких и малодоходных отечественных производств массового ширпотреба в зону, где их доходность резко увеличилась (до 15% в годовом исчислении против 6%-7% в США), а также проблему высвобождения образованной национальной рабочей силы и направления ее в иные отрасли экономики США, ну, и конечно же, проблему политического привязывания Китая к США и его союзникам для стабилизации всего региона.

На протяжении двадцати последних лет Китай создал экономику, поражающую своим индустриальным размахом, которая, однако, помогла ему не только решить ряд проблем, но и породила новые вызовы (в частности, проблемы вопиющего неравенства доходов городского и сельского населения). Отчасти опасаясь инфляции, отчасти беспокоясь по поводу возможных в будущем кризисов, отчасти стремясь удержать в своих руках, не только политические, но и экономические рычаги власти, китайское руководство \'санировало\' избыточные средства, полученные от положительного сальдо внешнеторгового баланса, размещая их в самых надежных активах - в казначейских обязательствах США.

Россия, которая попала, подобно другим странам \'сырьевой периферии\', в двойную зависимость и от экспорта своего сырья, и от импорта ширпотреба, продовольствия, оборудования и медикаментов, также на протяжении нескольких последних лет направляла в долларовые активы средства своего бюджетного профицита, а ее центральный банк накапливал, в первую очередь, долларовые активы.

И не удивительно, что кроме Японии, Китая и России так же поступали и более 60 других государств: все, у кого образовывались какие-либо сбережения, стремились хранить их, в первую очередь, в США. Частные иностранные кредиторы и инвесторы не только не отставали от публичных, но и опережали их по уровню обращения к долларовым активам в три раза.

В результате сформировались два встречных потока: из развитых стран на периферию технологии и прямые производственные инвестиции, а навстречу, из \'азиатских тигров\': Китая, Кувейта, Саудовской Аравии, Таиланда, России - гигантские потоки промышленных товаров и сырья, а также финансовые ресурсы на долговые и фондовые рынки развитых стран.

Кроме того, развитые страны направили в страны \'третьего мира\' многочисленные отряды своих инженеров, менеджеров, финансистов и других специалистов, а страны \'третьего мира\' и бывшего Восточного блока стали поставщиками многомиллионных отрядов дешевой рабочей силы в развитые страны.

Такая динамика движения рабочей силы, большая часть из которой стоила дешевле национальной и была склонна к деланию значительных сбережений и сравнительно небольшим тратам, создала удивительный для мировой экономики феномен - дефляционное давление. Это позволило в последние годы без особых усилий развитым странам проводить политику недопущения инфляции, а США - сознательно ослаблять доллар по отношению к мировым валютам без видимого влияния на ценовую ситуацию внутри страны для повышения эффективности своей внешней торговли.

Отметим первую особенность периода - \'дефляционное давление\' за счет динамики глобального рынка труда.

Если говорить о глобальной экономике, то она, как некая новая структура, находится не только в состоянии роста и развития, но и в процессах дифференциации и спредирования. С этими процессами связан второй феномен: подавление естественной цикличности, свойственной национальным экономикам в прежнее время.

В прежние года, в середине столетия, когда финансовые рынки были достаточно просты, процессы на них были относительно прозрачны и в достаточно высокой степени увязаны с состоянием дел в реальным секторе, поведение игроков было достаточно рационалистичным, если не считать редких состояний паники или эйфории. Это приводило к синхронизации экономических процессов и достаточно простроенной цикличности внутри отдельных стран и (в меньшей степени) на уровне групп государств.

В период активной глобализации, когда ситуация на рынках не только предельно усложнилась, но и предельно ускорилась, когда сегменты рынка \'расплескались\' по территориям с разнообразными местными условиями, когда внутри национальных рынков произошло обособление целых направлений (рынок высоких технологий США), произошла естественная десинхронизация экономических циклов в разных сегментах рынка.

Можно иллюстрировать данное положение следующими примерами из практики последнего времени в США. В 1987 году произошел резкий обвал основных промышленных индексов в США, кризис обещал быть мощным, но ситуация неожиданно начала быстро исправляться, и к началу 1998 года его последствия были исчерпаны. Затем также быстро, в начале нового тысячелетия, прошел и исчерпал себя кризис сегмента высоких технологий (не затронувший практически основных промышленных фондов), потом снова \'рухнули\' основные \'традиционные\' фондовые индексы, не затронув при этом ряд областей реального сектора. Другие же участники глобального рынка эти \'потрясения\' часто обнаруживали лишь в виде мелких вибраций.

Отметим вторую особенность периода - временное \'сглаживание\' цикличности за счет дифференциации растущего и развивающегося глобального рынка, что, однако, вовсе не означает ее исчезновения или преодоления, отнюдь.

Но еще есть один новый фактор: искаженное действие или даже потеря эффективности макроэкономического прогнозирования и регулирования экономики монетарными властями в США.

Впервые с этим столкнулся Буш-старший, когда его широко разрекламированная и последовательно осуществляемая политика сокращения налогов не дала в конце 80-х никакого эффекта. Этот же эксперимент повторил Буш-младший в начале 2002 года с целью подстегнуть спрос и промышленное производство, и снова безрезультатно. Ведь какое бы то ни было снижение в США корпоративных налогов не даст сопоставимого эффекта с переводом производства в Юго-Восточную Азию, а стимулируемый покупательский спрос обращается в США на тот же китайский ширпотреб и японские автомобили, а не на национальную продукцию. Сокращение отчасти налогов утратило свою функцию позитивного регулятора, хотя негативный эффект от их повышения, безусловно, всегда будет действовать.

В конце 1990-х годов руководство Федеральной резервной системы США, опасаясь инфляции, сделало попытку остановить процесс \'перегрева\' экономики США путем заблаговременного повышения процентных ставок по федеральным фондам. Но \'дикие\' азиатские деньги легко пробили \'цивилизованный\' барьер ставок ФРС, выражаемых в долях процентов, и фондовые рынки, слегка откатившись, после только ускорили свой рост.

Невероятная увлеченность национальных и иностранных инвесторов активами США привела в конце 90-х к возникновению в США бюджетного профицита за счет налога на прирост капитала. Этот профицит власти побоялись направить в расходную составляющую бюджета, а решили за этот счет начать гасить национальный долг. Такое расходование средств, по мнению властей, не должно было серьезно изменить макроэкономическую ситуацию. Однако появление государства на долговом рынке не для очередного займа, а для погашения долгов, вызвала бурный ажиотаж не только у кредиторов, но и у инвесторов. Активы стали расти, налоги тоже, профицит увеличиваться, пока упрямый Буш-младший не заявил, что он будет отказываться от избыточных доходов бюджета за счет снижения налогов. Идиллия закончилась, портфельные инвесторы стушевались, активы перестали расти, и в экономике начался спад.

Таким образом, третья особенность периода: аномальные отклонения в обычном действии макроэкономических регуляторов.

Согласитесь, подобные отклонения от привычных стереотипов каких угодно нобелевских лауреатов приведут в замешательство. Начались разговоры о том, что \'мир изменился\', настали, дескать \'новые реалии\'. Полагаю, однако, что такое состояние мировой экономики, скорее, носит лишь временный характер.

Когда биологический объект (биологические системы могут вполне быть сопоставлены с экономическими), скажем плазмодий низшего гриба - миксомицета, содержащий сотни тысяч ядер, находящихся всегда в одной и той же фазе клеточного цикла, помещаешь в благоприятную, но неоднородную среду, он начинает быстро распространяться в ней. При этом в удаленных или быстро двигающихся его частях могут сформироваться собственные водители биологического ритма, и плазмодий представляется десинхронизованным. Но вот его рост продолжается, плазмодий заполняет всю среду, и наступает стадия общей синхронизации его частей, общий цикл всего плазмодия восстанавливается на новом уровне его развития.

Если говорить о мировой экономике, как только темпы глобального роста и развития замедлятся, так должен наступить период синхронизации циклов и \'нормализации\' экономических процессов. Такое замедление некоторые специалисты начали отмечать уже с 2006 года. Тут бы и забить тревогу! Но кто же мог догадаться, что за этим последует.

У Буша-старшего и Буша-младшего есть общее в судьбе: и того и другого во многом погубил сектор недвижимости. Буш-старший столкнулся в начале 90-х с кризисом, точнее, с крахом, системы ссудно-сберегательных учреждений США. Тогда, \'на заре\' глобализации, ситуацию разобрали за два года. Буш-младший столкнулся с кризисом уже на новом ипотечном рынке, в том числе на рынке деривативов, уже \'на закате\' процесса глобализации. И этот, в общем, достаточно объемный, но все же ограниченный сегмент национальной экономики США оказался неожиданно для всех детонатором мирового экономического кризиса.

Первоначальный механизм кризиса достаточно прост: фондовый рынок США был уже до неразумных пределов раздут инвесторами, в том числе иностранными. Реальные же инвестиционные возможности в США, как и в любой стране, оставались ограниченными. Поиск инвесторами \'интересных\' отраслей и объектов, то приводил их на рынки новых технологий, то они набрасывались на нефтяные фьючерсы, то начинали искать \'свой интерес\' в ипотечных деривативах. Этот сектор, традиционно проблемный в США, осложненный политическими влияниями, \'загрязненный\' нетрадиционными кредитами и прочими \'токсическими активами\', и оказался слабым звеном в системе и пусковым механизмом кризиса.

Полагаю, что этот кризис, приход которого был неизбежен:

- нормализует финансовую систему, преодолевающую (на стадии выхода из него) дефляционное давление, и выводит экономики развитых стран на нормальный уровень инфляции в 4% - 8%;

- синхронизирует экономические циклы в сегментах глобального рынка, что делает единый мировой рынок достаточно предсказуемым;

- возвращает эффективность инструментам макроэкономического регулирования, однако предъявляет требования к основным участникам глобального рынка по согласованному их применению.

Таким образом, он знаменует завершение периода формирования нового типа глобального рынка и предъявляет запрос на выработку основных принципов его регулирования.

О глубине кризиса и о выходе из него.

Кризис масштабен, глубок, но сильно растянут во времени и охватывает неоднородные компоненты и суммирует несовпадающие вектора и тенденции. Начался он в ипотечном секторе США в 2006 году, потом перекинулся в 2007 году уже на банковский и страховой секторы, уже затронув интересы многих инвесторов, в том числе группы нерезидентов, но только в августе 2008 года начал обрушивать финансовый сектор в международных масштабах, а в октябре вплотную подобрался к реальному сектору во многих странах, особенно в его \'слабых звеньях\'.

Власти всех состоятельных стран имели только один испытанный способ, а именно, \'тушить пожар деньгами\', что они и делали весьма успешно, при этом поддерживалась ликвидность и система взаиморасчетов. И вот в январе-феврале 2009 года спад замедлился, в марте-апреле приостановилось, а в мае наметились первые признаки улучшения ситуации.

Думаю, что сам кризис надо разделить на две составляющие: национальный кризис ипотеки в США и мировой кризис высшей точки процесса глобализации, первый в своем роде.

Опыт показывает, что время выхода из большинства кризисов, не сопровождающихся сильным ударом по реальному сектору (эту опасность мир миновал еще в 2008 году) по времени занимает примерно в два раза больше, чем вход в него. Тогда не трудно рассчитать: мир входил в кризис с августа 2008 по март 2009, то есть около полугода, и, таким образом ко второму кварталу 2010 году его последствия будут преодолены и к концу 2010 года вновь начнется уверенный рост.

По тому же расчету следует предположить, что американцы будут разбираться со своей ипотекой еще 4 - 5 лет. Но это мало волнует остальных.

Уже сейчас, несмотря на унылое уханье и стенание всяких \'экономических филинов\' из числа экспертов, начинают наблюдаться изменения в настроениях среди наиболее передовых и крепких духом инвесторов. Уже извлечен опыт из иррационально оптимизма 2005-2007 годов, из иррационального отчаяния второй половины 2008 года, и начался рациональный поиск новых точек приложения инвестиций в 2010 году.

И с этой точки зрения неизбежно многих заинтересует Россия: богатая образованными трудовыми ресурсами (в крупных городах) и значительными природными богатства страна, находящаяся на грани возрождения в качестве промышленной державы. Страна, предназначенная самим своим положением заполнить мировую нишу ресурсоемких производств: тяжелого машиностроения, химической промышленности, промышленности транспорта, энергетики, строительных материалов. Уникальные возможности открывает для этого огромная территория России, богатая земельными и водными ресурсами. В условиях стабилизации экономики инвестиции к нам вскоре вернутся: сначала в нефть и газ, финансы, потом в металлы и лес, а потом, если мы создадим благоприятный инвестиционный климат, то и в другие отрасли, в первую очередь, в обрабатывающую промышленность.

Чтобы войти в число развитых стран, нам необходимо в мировом разделении труда войти обратно в \'средний круг\' промышленных стран, выйдя из числа стран \'сырьевой периферии\', куда нас загнали обстоятельства. И только совершив \'второй промышленный переворот\' или \'вторую индустриализацию\', мы сможем дать гигантскую поддержку рынку высоких технологий и начать переход в число развитых стран.

Только тогда разработка и внедрение нового концептуального и интеллектуального продукта будет поддержано бизнес-сообществом России, когда будут исчерпаны возможности внедрения современных западных промышленных технологий \'вчерашнего дня\' при модернизации наших устаревших производств. Ведь внедрение самого нового (и дорогого) продукта в развитой державы, тех же США, может дать в масштабе страны не более 4% годового прироста производительности труда, а покупка готовых технологий развивающейся страной - 15% и даже выше. Так что стадию индустриализации нам не перепрыгнуть и не миновать.

Перспективы у нас большие, но необходимо помнить, что хороший инвестиционный климат требует верховенства законов, защиты права собственности, политической стабильности, защиты прав и свобод, отсутствия локальных военных и политических конфликтов. Надо помнить, что \'деньги любят тишину\', и самим не осложнять себе жизнь.