Нынешняя Россия, где каждый друг другу - враг, обречена

О Ходорковском у нас написано столько, сколько не писалось ни об одном другом тюремном узнике, включая графа Монте Кристо. Причем из всех писаний уже напрочь не понять: это злодей, укравший миллиардное пальто – или у него украли? Но тем не менее есть данность: при переделе собственности у нас накрали этих миллиардов и наубивали людей горы, так как лес рубят – щепки летят. Отсюда и все возмущение со стороны ЮКОСа: не мы же в этом черном переделе самые черные! Напротив, чуть не самые белые: сто тысяч людей накормили, целый Нефтьюганск, реальный город-сад, отстроили!

Но лес-то, эти нефтебабки, при всех неизбежных щепках рубили – так какого ж черта? С чего же впрямь из той кучи-малы было тащить какие-то отдельные тела, дела – и вешать их на ЮКОС? Версий тому много: политические, экономические; но я хотел бы обратиться к идеологической – не отменяющей впрочем ни одну из остальных.

Еще до обвалившихся на ЮКОС бед мне предложили написать сценарную заявку на фильм к десятилетию компании. Я ее написал – но по итогам обсуждения она была отвергнута с таким вердиктом: «Он на деньги ЮКОСа хочет снять фильм против ЮКОСа!»

Идея ж моя была такова: «Пропасть меж двумя неравными во всех смыслах частями одного народа у нас за считанные годы выкопалась страшная. Об этой пропасти меж «господами» и «народом», в которую все рухнет, если ее не преодолеть, писал еще в начале того века Александр Блок: «Буржуа думает: на наш век хватит! – и жрет устриц в кабаках. Но – не хватит! Полуторастамиллионная сила свято нас растопчет…»

Что век назад и произошло. Сегодня мы – у той же пропасти. Закидывать ее успокоительной лапшой – значит строить стране новый капкан. Чтобы она опять туда не рухнула, надо мостить какие-то мосты, как-то заделывать ту трещину, с которой государство не имеет будущего.

Понимают это новые хозяева родной «трубы» или таят в душе старый резон: «На наш век хватит!» – приведший к катастрофе царскую, да и советскую потом державу? В этом и хотелось бы разобраться к десятилетнему юбилею ЮКОСа. Показать его историю как часть истории сегодняшней России, разлом в которой был определен целой гроздью причин. Здесь и огромный вклад халявных ожиданий масс, купившихся на ловкий ваучер, и хищничество при начальном накоплении капиталов… В итоге ж хочется найти тот позитив, в котором бы просматривалась надежда на спасение...»

Но эта идея и вошла в противоречие с царившей в ЮКОСе идеологией, которую я уловил в общении с его пресс-службой и любимым ее детищем – интернет-сайтом компании. Это современное технотворенье, украшенное теплыми рисунками детей буровиков, поражало своей внутренней архаикой. Мелькали заголовки даже не вчерашнего – позавчерашнего, ходившего парадным строем дня:

«На работу как на праздник!»

«Завод – моя родня!»

«Любовь и гордость по наследству», – и так далее.

Этой агиткой времен поклонения еще советским идолам так и разило. Такая «Широка страна моя родная» – только в лишенном былой широты мечты переложении для ограниченного корпуса счастливцев. Мечта сбылась – но не для всех, а лишь для тех ста тысяч, уплетающих отдельно от страны, под своим корпоративным одеялом свой доп-паек.

Еще яснее сформулировал мне эту же идеологию один пресс-служащий компании: «У ЮКОСа никаких долгов перед обществом нет, все разговоры о каком-то несправедливом дележе – демагогия. Мы все заработали своим трудом, поэтому лучше всех живем и отдыхаем. У нас жена буровика свободно вылетает на неделю на Канары или посмотреть Париж. А кто живет иначе – это их беда...»

Но мне эта идеология напомнила ужасно лозунг Бухенвальда: «Каждому – свое». Действительно, миллионов 5 сограждан, привязанных так или эдак к нефтегазовой кишке, в итоге состоявшегося передела стали работать и отдыхать от души. И это – их «свое». Десятки ж прочих миллионов оказались в самой большой в мире зоне, где за чертой раздела – остановившиеся навсегда заводы, доки, заросшие угрюмым сорняком поля и выстуженные роддома. И где сама безвыходная жизнь сыграла истребительную роль газовой камеры, сокращая население на миллион в год, выплевывая сотни тысяч новых беспризорников.

Проводники этой идеологии, когда-то вравшие, что ваучер сам всех озолотит, следом заговорили по-другому: что ж вы хотите, сами выбрали такую жизнь – и проявляйте инициативу! Кто не сидит сложа руки – давно уж процветает в бизнесе, предпринимательстве!..

Но что такое у нас сегодня бизнес и предпринимательство? Торговля в основном. Но на деревню нужен магазин один – от силы два! А тем, которые еще учительствуют, лечат, сеют хлеб, изобретают самолеты, то есть «сидят сложа руки» – делать что?

Но этот нищий шлейф, по мнению слепой кишки, уже особо и не нужен. Взамен качаемого ей из наших недр сырья она получит все готовое из-за бугра: образование, лечение, даже само бурение – и без той гиблой зоны еще лучше проживет. Полная феодальная самодостаточность и обособленность. Неэффективно – в плане всей страны. Зато для нефтегазовых империй очень даже эффективно. Под разговоры: «Вот бы поделить на всех кишку – и жить как в Эмиратах!» – эти несколько счастливых миллионов, доя ее, уже давно как в Эмиратах и живут – и на своих эмиров молятся. И зарубежные и наши идеологи этого проекта вторят творцам бухенвальдского: «Зачем России ее полтораста миллионов? Хватит и 50-и – и то много будет!»

Среди историков есть мнение, что США в начале того века поднялись прежде всего на рокфеллеровской нефти, став строить под нее переработку, новый транспорт и так далее. Россия же на той же нефти страшно опустилась и разъединилась. Зачем, сложа в просительную горсть пустые руки, созидательно трудиться – когда и без того труда все можно взять с продажи самого пруда?

Гигантский перекос в воздаче за труды, рожденный тем же черным переделом, вымел все самое толковое и энергичное из производства в бизнес – то есть расцветшую на нефтедолларах торговлю. Даже не надо стало драпать за хорошей жизнью за рубеж. Припал к кишке – и ты уже в другом, блаженном эмирате, где все свое, отдельное: школы, роскошные салоны, фитнес-клубы, своя власть и суд – даже своя религия. Для ЮКОСа ее пророком стал Ходорковский, почитаемый внутри своей кишки не меньше, чем пророк Мухаммед среди мусульман. Подобно основателю ислама он поднялся с самых низов – отец его был заводским служащим; своей башкой достиг первоначальных капиталов; осваивая нефтяное дело, вкалывал на буровой и жил в балке с буровиками при 50-градусных морозах…

Только религия Мухаммеда была для своего времени объединительной, а этот культ кумира золотой кишки – разъединительный. Когда у нас все разделилось на вершки и корешки, кому – ботва, кому – золотоносный корень, раздел прошел не только по экономическим границам.

Но и в сознании людей, одна часть которых стала дрожать от голода и холода, другая – в страхе потерять работу и прописку в своем эмирате. То есть уже подкожно, до потери общечеловеческого пульса, взыграло это «каждому – свое». И взамен одного Бога, признававшегося даже атеистами – через его прописанные в душе каждого и сберегавшие наше единство заповеди, напрыщевалась гибельная для державы, дробная система этих культов.

Служить стране – замучаешься пыль глотать. А чтобы не эту пыль глотать, а потреблять хорошую корзину, надо с потрохами, с акварелями своих детишек подписаться на корпоративный сайт, забыть про остальных, служа слепым рабом своей кишки – и только! Один попал в беду, другой – в еду, и новая мораль должна не снять, а оправдать этот разрыв меж рассеченными сегодняшней секирой корешками и вершками.

Совсем же без моральной мотивации нельзя: с одной экономической любой корпоративный муравейник распадается, утеряв эту связующую души клейковину. Затем и в сайте ЮКОСа эти заемные слоганы времен культа личности – эпохи нашего великого индустриального скачка. Но нынешний узкоколейный культ способен обслужить лишь самый примитивный процесс выкачки сырья, с которым давно справились и самые неразвитые страны. Запустить новый самолет, автомобиль с такой сознательной дезинтеграцией уже нельзя. И любое дело, требующее интеграции партнеров, у нас тут же буксует: каждый лишь спит и видит как надуть другого.

Поэтому мы все больше уступаем странам с куда меньшим умственным потенциалом в создании технически элементарного сегодня: тех же автомобилей, телевизоров, компьютеров. Поэтому все годы рыночных реформ нас привели к национальному регрессу, чему упадок населения и страшный рост беспризорничества – лишь самые наглядные свидетельства.

Эта языческая разобщенность, запредельный личный и корпоративный эгоизм вошли в разрез с самой идеей рынка – подразумевающей все ж некое единство и одни правила игры для всех. У нас же что ни монастырь – то свой устав; каждый живет в своем лесу и молится своему, поэтому всегда поломанному колесу. Дрожит и держится сугубо за свое, перед любым другим не признавая обязательств никаких. И наши сырьевые корнеплоды в головокружении от их успехов решили первыми, что обойдутся без страны, как без отодранной ботвы.

Но в той отодранной ботве вместе с безрогими учителями оказались и все силовики, для которых стал ребром тот же вопрос: как дальше жить, на что надеяться, молиться? И они стали молиться и надеяться на то, что есть у них: гаишный жезл, омоновский приклад и прочий правоохранительный кистень – накапливая злобу к отодравшим их божкам. Когда же объявили, что итоги всего передела, пусть и несправедливого, не подлежат отмене, а отменяется, значит, сама справедливость – все и сошло к той формуле раскола: «Все мое – сказало злато, все мое – сказал булат!» И самых культовых и ненавистных фигурантов ЮКОСа на радость нищему электорату представители булата замели. И посадка самого богатого в России человека стала в какой-то мере символической местью силовиков за их отодранное состояние.

При этом сам сиделец, будь хоть трижды виновен по статьям УК, в глазах своих лишь увенчался нимбом святомученика. Поскольку при языческом сознании чем больше пострадал от чужаков, тем святей для свояков! И вся раздорная волна вокруг него, затмившая сам правовой аспект, показывает, что на наших капищах уже ничего общего, единого для всех в помине нет. Защитники всех подсудимых одержимо хают судей, те творят ответный произвол, и публика в душе убеждена, что любой приговор нашего суда заведомо несправедлив.

Коль наше главное сейчас богатство – нефть – работает не на страну, а мимо, и все за нефтяным бортом в гробу видали отдавать свой лепт стране. В итоге она превращается в конгломерат враждебных интересов, группировок, что только жрут друг друга, убивают и банкротят – в общем видят исключительно в гробу. Но не может быть такого муравейника, где каждый муравей в гробу видал другого. Нельзя, чтобы в одном и том же государстве один получал 15 тысяч, а другой, точно такой же, за такой же труд – 150, – лишь потому, что служат в разных частях целого.

Не могут граждане одной страны иметь все абсолютно разное: от питьевой воды – до правосудия. Когда один спер курицу – и получил реальный срок, а сперший миллиард отпущен под залог, внесенный из того же спертого.

Но несмотря на этот новый кастовый разрез, в душе-то люди все равно не могут отойти от старого мышления: что Бог всех создал равными. И так как в русле отмененной справедливости то равенство уже недостижимо, стремятся достигать его альтернативными путями. И милицейские сержанты при их мизерном окладе стали приезжать на службу в барских бумерах, малые чиновники заторговали малым, крупные – по крупному, врачи – здоровьем, судьи – правосудием. При этом те же ментовские оборотни не числят за собой вины, ибо кого грабят? Таких же оборотней-бизнесменов, что не менее злодейски грабят всю страну – и тоже за собой, как набежавшие удачно печенеги, никакой вины не чают.

Поскольку раз пошла такая пьянка, каждый счел себя в моральном праве резать и доить свой огурец. Всяк, инфицированный этим спидоносным эгоизмом, попер свою былинку на себя – но это всему муравейнику конец. Когда мы стали разъезжаться, как по швам, на это многобожие, с нами очень легко стало обходиться и Западу – и Востоку тоже. Мы, все еще по оружейной части – сверхдержава, в силу своих забывших монобога и спешащих в розницу продать нас госчиновников терпим сплошь и рядом оплеухи от вообще лишенных нашей силы, но не лишенных своего единства стран!

Так как страна, утратившая адекватное ее просторам чувство – больше не страна. Как и любая, самая могучая кишка, задумавшая обойтись без остального организма, тоже долго не протянет. Хотя она и посейчас, не глядя на фиаско своего божка, слепо убеждена в обратном.

Когда-то наш прародич князь Владимир скинул в Днепр драчливых меж собой ярил и перунов и утвердил для всей Руси одного Бога – без чего ее сегодня просто не было б. Причем он прежде уяснил, что нужен один Бог – и уж потом стал думать, какой именно. Как сделать то же самое сегодня, соединить наши разъединенные умы и эмираты? Бог весть. Но очевидно, что без одного для всех закона, отменившего бы наши вышедшие за все рамки кастовые, клановые – вплоть до улично-дорожных – привилегии, к единоверию уже нам не прийти. Без этого ж и весь наш муравейник очень скоро переимеют другие, более консолидированные муравьи. Владеть столь лакомой землей, как наша, враждующим промеж себя по допотопному обычаю язычникам просто не дадут. Слепой кишечный тракт, эмблемой которого стал Ходорковский, – это наш путь в никуда. И новые конквистадоры уж заставят всех нас помолиться их более могучему и агрессивному, как терминатор, монобогу.