Какое кино нужно России, ставшей страной третьего мира

От редакции. Многие патриоты любят добавлять к слову «патриотический» слово «народный». Простой человек - подлинное основание нравственных начал. В XIX веке «популистский патриотизм» был свойствен и левому народничеству, и правому славянофильству. Сегодня у его сторонников одна проблема - у бедных людей нет денег на финансирование шедевра. Картина «Ворошиловский стрелок» Станислава Говорухина - редкий случай олигархического меценатства в идеологически чуждых целях. Чаще такой патриотизм проявляется в виде сериалов о героизме работников правоохранительных органов, борющихся с богатыми негодяями. В американском кино тема «маленького человека» - одна из самых модных. Стоит вспомнить «Форест Гамп» - фильм о возрождении Америки после вьетнамской катастрофы на примере судьбы маленького и умственно отсталого человека из глубинки.

Зияющая дыра на левом фланге российского кинематографа - факт несомненный и требующий объяснений. В стране есть левый зритель, в кинематографических кругах есть люди, говорящие о своих левых взглядах. Более того, после катастрофического распада Советского Союза, трагического опыта 1990-х, шокового вторжения американской «массовой культуры» левый антиамериканский (антиимпериалистический) кинематограф явно должен быть востребован. А фильмов - нет.

Разумеется, нельзя считать левым (или даже левопатриотическим) фильмом пресловутого «Тараса Бульбу» Владимира Бортко. Сам Бортко в одном из интервью сказал, что поставил «Тараса Бульбу» для того, чтобы зритель после просмотра стройными рядами шел голосовать за КПРФ. Но с чего это вдруг зритель, посмотрев фильм о казацко-польской рубке, пойдет голосовать именно за КПРФ? Да и сама КПРФ ни с какого боку не левая партия.

Как должен выглядеть левый кинематограф в стране «третьего мира», какой стала Россия? Как кинематограф, защищающий народные традиции от попыток американского империализма (империализма ТНК) их разрушить - но в первую очередь как кинематограф социальный, стоящий на платформе «two nations» - «нации» угнетенных и «нации» угнетателей.

По примеру левого кинематографа в странах Латинской Америки или в Индии - скажем, в фильмах Соланаса и Ходоровского или у Мринала Сена.

В постсоветском кинематографе всего два фильма отвечают этим критериям: «Окраина» Петра Луцика и «Место на земле» Артура Аристакисяна. И там, и там прокламируется противостояние обделенных «рядовых граждан» и новой власти богатых, воспринимающейся «низами» практически как власть оккупантов. Не случайно, наверное, авторы делают свои ленты заведомо символичными. В «Окраине» вооруженное противостояние ограбленных колхозников и богатой «оккупантской» Москвы заканчивается победой крестьян - и сценой пожара ненавистной столицы и ненавистного Кремля, а в «Месте на земле» непротивление злу насилием завершается разгромом новой евангельской коммуны современными «солдатами кесаря» и картиной умирания нищенки на фоне торжествующего Кремля.

И это - всё. Коммерческие ленты, где всплывает тема якобы социального конфликта (как правило, успешно разрешаемого в конце к обоюдной радости участников), в расчет не берем. Это касается и «Ворошиловского стрелка», где под видом чуть ли не классовой борьбы протаскивается буржуазно-индивидуалистическая идея личного возмездия: тебя обидели - накажи обидчика. А если нет возможности наказать? Тогда, получается, ничего не поделаешь, и сильный спокойно жрет слабого. «Ворошиловский стрелок» - контрреволюционная провокация, наталкивающая зрителя на вывод, что индивидуальный террор предпочтительнее социальной революции.

У этой ситуации есть объяснение. Кино - самый дорогой из всех существующих видов искусства. Следовательно, кино зависит от крупного капитала. Крупный капитал - не идиот, чтобы финансировать направленные против него фильмы.