Скандал в Союзе кинематографистов: дело в патриотизме

Конфликт в Союзе кинематографистов наконец-то привлек внимание к тому, какие процессы происходят внутри российской «фабрики грез». До сих пор общественность интересовалась гламурными скандальчиками на «Кинотавре» да обсуждением бюджетов новых отечественных «блокбастеров». Теперь же, после эпического сражения Никиты Михалкова с либерал-атлантистами в стенах СК, даже конфуз с Федором Бондарчуком, сначала сообщившим, что «Россия катится в жопу», а затем резко исправившимся и даже вступившим в партию власти, выглядит как знаковое событие, таящее некие скрытые смыслы. Добавим резонанс, который вызвал фильм Владимира Бортко «Тарас Бульба», - и станет ясно, что российский кинематограф переживает момент истины.

Немало копий было сломано в спорах о том, что стало яблоком раздора в битве киношников - материальные блага или духовные ценности. Впрочем, дихотомия эта надуманная: финансовые и идеологические интересы сплелись столь плотно, что распутать их по одной ниточке вряд ли возможно. Вполне вероятно, что обе стороны борются за контроль над финансовыми потоками, - в конце концов, как справедливо замечает писатель и критик Владимир Березин, «все можно объяснить движением финансовых потоков». Но где тот критерий, по которому отечественные кинодеятели делят коллег на «своих» и «чужих»? Что заставляет одних присягать Михалкову, а других - Хуциеву?

«Михалков победил евреев»

«Случилось то, что не могло случиться по определению: Михалков победил евреев», - эта фраза из письма одного из сторонников Никиты Сергеевича, процитированная режиссером Геннадием Сидоровым в ЖЖ, вызвала шквал обсуждений в блогосфере. Комментаторы, склонные понимать буквально, недоумевали: какой из осетина Хуциева еврей? А кто тогда сторонники Михалкова - Владимир Наумов и Эдуард Володарский? Но их недоумения происходили от неумения читать между строк.

Под «евреями» анонимный корреспондент имел в виду тех, кого сам Михалков именовал «либерал-атлантистами». Лет двадцать назад нечто подобное уже происходило - тогда литературный мир раскололся на западников-либералов и патриотов-консерваторов, а линия огня проходила по страницам толстых журналов. И тогда среди западников хватало этнических русских; критерием была не национальность, а отношение к либеральным ценностям и патриотизму. Однако непонимание этого важного факта стоило патриотам победы. Спустя два десятилетия аудитория толстых журналов сузилась до нескольких тысяч человек, однако потребность в дискуссии ничуть не меньше.

Теперь место литературы занял кинематограф. Дело не только в том, что люди куда охотнее смотрят фильмы, чем читают книги. Уровень доверия к печатному слову, характерный для 80-х годов прошлого века, сейчас просто недостижим. Инструментарий кино подвергся куда меньшей девальвации. Оттого и битва за этот инструментарий идет нешуточная.

«Ну всем он (Михалков. - К.Б.) дорогу перешел, он как кость в горле сидит, со всем этим его русофильством и со всей этой его советскостью, - признавался в интервью «Свободной прессе» уже упоминавшийся режиссер Сидоров. - Вот гениальная фраза Михалкова о том, как надо снимать кино: не надо показывать, как жить нельзя, а надо показывать, как жить нужно! И значит, можно перечеркнуть все кино - и Германа-старшего, и Сокурова... Всех, всех перечеркнуть. И всем, задрав штаны, за Михалковым и Кремлем».

Упоминание Кремля в этом контексте не случайно. Близость Михалкова к первым лицам известна, но Сидоров, похоже, имел в виду тот пресловутый «госзаказ», которым пугают общество либералы. В неприятии этого «госзаказа» - эстетическая составляющая бунта в Союзе кинематографистов.

Заказ на патриотизм

Дефицит патриотизма в российской культуре последних десятилетий никем особо не оспаривается. Волна «чернушного» кино конца 1980-х - начала 1990-х смыла казавшуюся неприступной цитадель советского патриотизма. Ситуация в целом была безрадостной. Даже «9 рота» Федора Бондарчука воспринималась не столько как героическая картина, сколько как попытка критического переосмысления афганской войны.

«Патриотизм - это не там, где мы показали свои преимущества, а там, где мы выиграли силой. Там, где всегда появляется сила, война, победа, противостояние другим, враги, охрана территории, охрана перед шпионами, желающими нас куда-то повести, иностранцами и т.д. Это все сталинские картины мира и картины патриотизма», - считает киновед Даниил Дондурей. Неудивительно, что такой «патриотизм» является пугалом для либералов. Надо признать, что «военный патриотизм» в кино существовал всегда, в том числе и в период торжества либеральных ценностей. Однако сводить патриотизм лишь к военной составляющей означает умышленно искажать картину. Патриотизм не мог не стать ответом на многочисленные картины либерального толка («Свадьба» Лунгина, «Бумажный солдат» Германа-младшего, «Юрьев день» Серебренникова и т.д.), в которых действительность подвергалась пристрастному анализу вооруженных скальпелем, а то и топором режиссеров. Поэтому не стоит удивляться тому, что именно патриотический взгляд на Россию стал основным предметом «госзаказа».

Однако дело вовсе не сводится к банальному противостоянию «либералов» и «патриотов» по вопросу «госзаказа». Ситуация осложняется тем, что нет единого понимания того, что такое патриотизм.

Патриотизм патриотизму рознь

Вряд ли можно счесть случайностью, что «госзаказ» на патриотизм совпал по времени с провозглашенной Кремлем доктриной «суверенной демократии», которая возникла как реакция на «оранжевую революцию» на Украине и ей подобные явления. Доктрина нуждалась в некоем культурном бэкграунде.

Среди фильмов, созданных в этот период, можно назвать «1612» Владимира Хотиненко и «Код Апокалипсиса» Владимира Шмелева. Первый фильм, создававшийся якобы «при плотном кураторстве» Владислава Суркова, был призван эстетически обосновать новый праздник - День народного единства 4 ноября, второй же, скорее, показывал, что российскому суверенитету приходится сталкиваться с вполне реальными угрозами (впрочем, слабые художественные достоинства картины сделали этот месседж недоступным широкому зрителю). Фильм Хотиненко должен был наглядно продемонстрировать жизнеспособность концепции «российской нации» - она символически представлена дружбой холопа Андрюшки и татарина Костки. И продемонстрировал: как замечали либерально настроенные зрители, «самого страшного не произошло: фильм \"1612\" НЕ СТАЛ воплощением идей нового-старого русского национализма.

Хочется сказать огромное спасибо режиссеру Владимиру Хотиненко, избавившему зрителей от ура-патриотической чуши».

Продюсером фильма «1612» выступил Никита Михалков и его студия «Три Т». Позиция Михалкова была сформулирована достаточно четко: «Взять те же сценарии «Адмирал Ушаков», «Суворов», «Кутузов» и пр. Вынуть из них идеологию, актуальную для того времени, которой они перегружены, и снять шикарные фильмы». Этот патриотизм можно с некоторой долей допущения назвать «имперским». Первой ласточкой «имперского патриотизма» был «Сибирский цирюльник» Никиты Михалкова (1999 год). В этом случае вряд ли можно говорить о госзаказе - речь шла, скорее, о собственных амбициях режиссера, рассчитывавшего на стремительную политическую карьеру и создававшего соответствующий имидж (Михалков сыграл Александра III).

Православный консерватизм Михалкова не тождествен, однако, русскому патриотизму. Отдельно взятый русский патриотизм часто подменяется национализмом и воспринимается как угроза «многонациональной России». Однако в обществе существует запрос именно на такой патриотизм - отсюда громкий успех картины «Тарас Бульба». Неоднократно подчеркнутое в фильме «русское» отношение к Отечеству и его врагам вызвало как горячее одобрение патриотического лагеря, так и ярое неприятие со стороны лагеря либерального. «На пятой минуте фильма меня посетило чувство, что я смотрю что-то из фильмов 1940-х годов, а на двадцатой минуте пришла мысль: \"надо эмигрировать из страны, где опять снимают такое\"» - вот типичный отклик на «Тараса Бульбу» в либеральном сегменте блогосферы.

Пожалуй, этот тип патриотизма наиболее болезненно воспринимается теми, кто в СК группируется вокруг Марлена Хуциева и его команды. При этом в спорах о «Тарасе Бульбе» напрочь отсутствует попытка рассмотреть картину как кинематографический артефакт - оба лагеря обсуждают исключительно его политическую составляющую. Характерна сдержанная похвала, которой удостоил фильм Бортко один из видных представителей «оборонного патриотизма» Егор Холмогоров: «Бортко бросил вызов тупоголовой либеральной критике».

Еще одна разновидность патриотизма - критический. Среди его представителей можно назвать, например, Федора Бондарчука. Уже в «9 роте» критические ноты были настолько сильны, что вызвали упреки в клевете на Советскую армию. Однако по-настоящему говорить о «критическом патриотизме» стало возможно после выхода дилогии «Обитаемый остров». Дезавуированное самим Бондарчуком высказывание на пресс-конференции: «По-моему, мы катимся в жопу. Газет нет, телевидения нет, остался только Интернет. То, что в стране реально происходит, не в Москве и Питере, а в провинции, - это чудовищно. При Ельцине, сколько бы его ни ругали, была пресса, было телевидение. Сейчас его вообще нет», - является откровенным обоснованием позиции критически настроенного патриота.

Надо признать, что некая разновидность «патриотизма» не отвергается даже самыми правоверными либералами, - так, Даниил Дондурей, считающий, что «государство - это лишь одна из институций общества», фактически проводит знак равенства между патриотизмом и толерантностью: «Патриотизм сегодня - это создание условий для развития, это вылечивание от тупиков терпимости к насилию, колоссальному аморализму, отсутствию моделей будущего, к отсутствию гуманитарных технологий развития».

В кино яркими представителями такого «буржуазного», патриотизма являются Валерий Тодоровский («Стиляги», «Рио-Рита»), Герман-младший («Бумажный солдат») и др.

Обреченные на победу

Идеологи «либерального патриотизма» считают, что время картин, посвященных войне, в том числе Великой Отечественной, прошло. В уже приводившемся высказывании Даниила Дондурея такие картины мира и картины патриотизма прямо называются «сталинскими».

Это восприятие «военного патриотизма» как связанного с «тоталитарным советским прошлым» предопределяет ревизию важнейших патриотических ценностей. С точки зрения одного из оппонентов Никиты Михалкова Виктора Матизена, «существует глобальный советский военный миф. Он в общих чертах таков. Война была великим подвигом советского народа, это была одна из лучших страниц национальной истории. Это, несомненно, миф, крушение которого началось только в постсоветское время, хотя подступы к обрушиванию этого мифа сделали уже советские кинематографисты, в частности, великий фильм Элема Климова \"Иди и смотри\". Там война уже представлена не как подвиг и не как некое торжество справедливости, а как кровавое безумие».

По мнению Дондурея, внимание к патриотической тематике, «очень нормальное» для китайской, атлантической, мусульманской и других цивилизаций, абсолютно ненормально для России, где «все плывет, бесконечно все как-то движется, неустойчиво и непонятно».

Подобный подход не просто чужд, а органически неприемлем для представителей имперского, оборонного и даже критического патриотизма. Можно сказать, что именно по водоразделу «политики памяти» проходит главная линия разлома в российской кинематографической среде. Именно он задает рамки дискуссии.

В этой дискуссии позиции патриотов выглядят выигрышнее потому, что на их стороне вся сила массовой культуры. Сложно представить себе антипатриотический блокбастер - здоровый патриотизм гораздо более естественное и более распространенное чувство, чем болезненное желание вложить персты в язвы Родины.

Это справедливо и для американского зрителя, воспитанного Голливудом, и для отечественного, голосующего рублем за «Адмирала» и «Тараса Бульбу». Картины же, снятые либералами, претендуют на успех локальный - на кинофестивалях, в артхаусной тусовке, у либеральных критиков. В определенном смысле патриоты обречены на победу.

В этом не было бы интриги, если бы не дежавю, возникающее при ознакомлении с материалами съездов СК. Все это уже было двадцать лет назад - и тогда раскол, проходивший по той же самой линии «политики памяти», во многом способствовал развалу СССР и погружению России в хаос 1990-х. Трудно отделаться от ощущения, что в условиях экономического и приближающегося политического кризиса споры о кинопатриотизме могут послужить катализатором куда более серьезных потрясений.