Первые кризисные выборы: кто может остаться в дураках?

Первомартовские голосования – самый подходящий способ послать сигнал верхам: люди встревожены тем, что происходит, и еще больше – тем, что может произойти. Однако сюрпризов не будет. И сигналов пока тоже.

Воскресный «единый день голосования» приговорен к тому, чтобы разочаровать всех – и манипуляторов, и кандидатов, и тех избирателей, которые еще не охладели в этой процедуре.

Казалось бы, должно быть наоборот.

Кремль именно для того девять лет и трудился над избирательной системой, чтобы в трудный час она сработала без осечек – чтобы ни одного неконтролируемого политика, ни одной оппозиционной деревни,

чтобы все местные собрания, мэрии и областные парламенты заполнились расторопными исполнителями, шустрость и бездумное усердие которых так остро нужны высшей власти именно теперь, в час испытаний.

Но не похоже. Не похож этот обновляемый мэрско-депутатский корпус на ту надежную и бездумную опору, ту «нить полков, блестящих, стройных, послушных, быстрых и спокойных», которые все эти годы грезились кремлевским мечтателям. Основной кандидатский контингент – лица, мало пригодные к кризисному менеджменту, но явно подумывающие, не пора ли изменить собственным кураторам. Большинство из них займут-таки искомые депутатские и администраторские кресла, но вряд ли будут в них счастливы. В предстоящие годы начальственная жизнь совсем не обещает быть такой сладкой, как им видится по инерции.

Вспоминая саркастические слова Владислава Суркова о «вялом ополчении бухгалтеров», выводимых против кризиса федеральными ведомствами, самое время сказать, что

структуры, руководимые самим Сурковым, сумели выставить в регионах лишь вялое ополчение карьеристов, и притом карьеристов нестойких и недалеких.

Впрочем, наши власти никогда не готовы к тому, к чему дольше всего готовятся. Однако не готовы и низы. На первый взгляд, эти первомартовские 3200 разномастных голосований – самый для них подходящий способ послать сигнал верхам, сообщить им: люди встревожены тем, что происходит, и еще больше – тем, что может произойти. Однако от этих выборов никто не ждет крупных сюрпризов. Разве что несколько средних и мелких – в отдельно взятых местностях.

И это понятно. Наша политическая система не приспособлена не только для демократического обновления власти, но даже и для простого обмена мнениями между низами и верхами. Она как архитектурное излишество. Этакая колонна, под которой нет фундамента и на которую ничто не опирается.

Активные и продвинутые российские граждане перестали ходить на выборы и интересоваться политикой еще до всех путинских реформ и задолго до рождения «Единой России». К уверенности, что парламенты и собрания всех уровней – не место для решения проблем, они пришли гораздо раньше, чем Борис Грызлов к мысли, что Дума – не место для дискуссий.

Продвинутый россиянин привык разрешать свои трудности с конкретным чиновником, отделываться посильной мздой от государства, которое представало перед ним то в лице гаишника, то очередного проверяльщика, и считал, что это и есть грамотный подход к жизни.

Ведь с каждым годом он становился все зажиточнее. Сегодня он начинает чувствовать себя одураченным, но не знает, куда пойти с новыми своими заботами. Не на избирательный же участок. Там происходит совсем не то, что его интересует.

Ведь завсегдатаями избирательных участков, и опять же еще до Путина, сделались люди, которые ждут от властей опеки. Речь даже не о той их части, кто банально продает голоса. Куда шире круг тех, кто своим бюллетенем на участке не торгует, но ждет от властей вовсе не дальновидных законов и уж тем более, не заботы о свободах, а вполне конкретного и, желательно, материального покровительства.

Именно этот избирательский актив и объединился в нерушимый предвыборный блок сначала с политиками-патерналистами местного уровня, а потом и с центральной властью, которая этих патерналистов добровольно-принудительно мобилизовала в свои ряды.

Сейчас многие такие избиратели все сильнее сомневаются в платежеспособности привычных благодетелей и в сердцах переходят к альтернативным партиям.

То, что эти спущенные сверху альтернативы вовсе и не являются таковыми, им более или менее понятно. Но другого способа выразить чувства у них нет, и именно такое голосование называют протестным. Хотя это и натяжка, оно и в самом деле - отзвук если не протеста, то недовольства, копящегося у других людей, более серьезных.

В том числе и у части тех, кто пошел на эти выборы в качестве кандидатов. Выборы-то все-таки местные. И если на федеральном уровне политическое поле похоже на любовно вычищенный плац, вокруг которого рачительный командир даже траву велел выкрасить в зеленый цвет, то на местах то тут, то там теплится жизнь.

Здесь выбирают депутатов не только по партийным спискам, но и по округам, а глав администраций – в индивидуальном порядке. Здесь в бюллетенях иногда встречаются несанкционированные лица. Здесь единороссы, которые начинают стесняться, что они единороссы. Здесь местные кланы, которые встроились было в вертикаль, но которых сейчас все сильнее раздражает эта непрерывная дерготня сверху.

И здесь же отвыкшие от политики люди, которые после долгого перерыва спрашивают себя: а действительно ли им безразлично, кто станет городским мэром?