Чтобы хорошо жить, надо сначала всех уволить?

На модерации Отложенный

Берия и бин Ладен обеспечили России годы неслыханного богатства. Но эти годы минули. Теперь богатства надо добывать не в скважине, а ростом производительности труда. То есть массовыми увольнениями.

Никогда за свою тысячелетнюю историю Россия не была столь богатой, как в последние годы. Период в истории России, примерно совпадающий с президентством Владимира Путина, – это период беспрецедентного богатства России. Еще раз, чтобы осмыслить и на всякий случай запомнить, чтобы рассказывать потом детям: никогда за всю свою историю Россия не была столь богатой.

Никогда столь богатыми не были правящие элиты. Совокупно и поименно, но в значительной степени безымянно (в отличие от периода олигархической демократии, когда олигархов знали в лицо, за что они и поплатились). Еще недавно и власти, и аффилированные элиты могли решать любые вопросы. Отговорка «денег нет», весьма распространенная в ельцинскую эпоху, в последние годы была просто забыта, потому что звучала бы ну уж слишком бессовестно. И хотя немалая часть населения фактически оставалась в нищете, памперсы в детские дома и лекарства онкологическим больным собирались добровольцами, Россия в целом была богата как никогда.

Богатства были обеспечены двумя конкретными историческими персонажами.

Во-первых, это Лаврентий Павлович Берия, создавший ядерный щит и меч, могущество коего и до сих пор охраняет государственность России, которая в иных условиях была бы слишком желанной для прямой колонизации ввиду обилия природных ресурсов. Но есть ракеты – есть самостоятельность и право сырьевой автономии. Пусть бы и в форме сырьевого придатка.

Во-вторых, это Усама бин Ладен, персонаж хоть и мифический, но спровоцировавший безумный рост цен на нефть. Берия и бин Ладен обеспечили в начале третьего тысячелетия России годы невиданного богатства.

Так или иначе богатства эти перераспределялись от нефтянки по всем остальным слоям общества. Не так, как в Норвегии или Арабских Эмиратах, где нефтяные доходы законодательно распределяются по населению, но все равно перераспределялись. Через потребление – нефтяные компании и их сотрудники заказывали что-нибудь у остального общества и платили за это (хотя больше платили не здесь). Через бюджет – государство собирало с нефтяников подати и худо-бедно содержало огромное количество людей, зависящих от бюджета, регулярно повышая им содержание.

И вот нефтяной источник оскудел. Заначки еще есть, заначки немалые, но уже тревожно, потому что сам источник уже не фонтанирует и из гейзера превратился в ручеек; того и гляди – пересохнет. В любом случае в 2009 году привычный уровень расходов и у государства, и у граждан окажется критически близко к уровню сжавшихся доходов, и придется потрошить закрома.

Былые богатства были отчасти незаслуженными, потому что во многом зависели от внешних факторов – цены на нефть. Внутренняя опора богатств, состоящая лишь из военно-государственной самостоятельности, в условиях падения цен на нефть явно оказывается недостаточной для производства богатства на прежнем уровне.

В этих условиях правительство выдвигает правильный и, на первый взгляд, спасительный план: повысить эффективность экономики. Пока есть ресурсы, перестроить экономику так, чтобы она создавала богатства вне зависимости от нефтяной конъюнктуры. Собственно, идея старинная, но вот сейчас жизнь заставляет к ней подступиться всерьез.

Что такое значит – повысить эффективность экономики? Это значит на каждую единицу затрат рабочей силы добиваться большей выработки. То есть повысить производительность труда. Тоже идея очень верная, так как в прежние годы производительность труда у нас в разы отставала от роста доходов. То есть и люди, и государство благодаря нефти, по большому счету, получали не заработанное, не произведенное. А выкачанное. Даже перерабатывать выкачанное и выкопанное толком не могли – гнали за границу сырцом.

А что такое значит повысить производительность труда? Это значит добиваться лучших результатов меньшими силами. Собственно, такая задача сейчас стоит перед каждой компанией. И не по призыву партии и правительства, а потому, что таково сейчас условие выживания каждой компании.

Но тут скрывается коварная ловушка. Повышение эффективности бесчеловечно. Оно никак не берет в расчет социальные факторы. Все очень просто: повышение эффективности экономики в нынешних условиях означает высвобождение большого количества рабочей силы. Не просто увольнение с одного предприятия с перспективой устроиться на другое, а увольнение… на годы или насовсем. Ведь если – вдруг! – вся экономика оказывается эффективной, то уволенным и трудоустроиться некуда – они не нужны. Они – балласт и неподходящий по качеству или избыточный трудовой ресурс. Переплаченный, недостаточно квалифицированный, с низкой производственной культурой и с неважнецкой дисциплиной труда – с точки зрения действительно эффективной экономики.

Социальная структура не готова к повышению эффективности экономики. Причем об этой ловушке даже не говорят, ее не видят. Видят спасение в повышении эффективности экономики. Но это лекарство ядовито столь же, сколь и спасительно.

Древний Египет, да и прочие ирригационные цивилизации основанием своей тысячелетней стабильности имели отнюдь не высокую производительность при постройке пирамид, а наоборот, крайне низкую производительность труда, из-за которой приходилось задействовать на стройках каналов и пирамид сотни тысяч, не граждан, нет – рабов. Но многочисленное население имело занятие и похлебку. И даже в некотором роде социальную устроенность.

Если предположить, что Тутанхамон, к примеру, распорядился бы повысить производительность труда, а именно применять при строительстве пирамид механизмы, инновационные решения и прочие нанотехнологии, – то дни фараонского правления тут же и были бы сочтены. Десятки тысяч выброшенных в пустыню рабов и вольнонаемных сплотились бы в шайки, движения «Другой Египет», прошли бы всесокрушающим маршем несогласных по верховьям и низовьям Нила. Более высокая производительность труда смела бы и экономический, и социальный уклад, и самого фараона со жрецами. Поэтому он особо и не настаивал на инновациях.

Такая экономика должна быть низкопроизводительной. В этом ее гуманизм.

Есть, конечно, вариант: в экономике остается некоторое количество высококвалифицированных, дисциплинированных занятых, способных демонстрировать высокую производительность труда. Остальные оказываются не нужны и переходят на полное иждивение государства. Собственно, нечто похожее и наблюдается в странах с развитой экономикой, где производственные линии автоматизируются или переносятся в страны третьего мира, а высвобожденное население переходит на социальные пособия от государства, которое стрижет купоны с высокоэффективной экономики, чтобы обеспечить всему населению высокий уровень жизни.

Возможно, такая модель поневоле вырастает и в России, но возможна ли она в России?

Такая модель означает многократный рост массы иждивенцев – не только стариков и детей, но и трудоспособных иждивенцев в трудоспособном возрасте, которые эффективной экономике не нужны по причине своей низкой производственной отдачи. Масса иждивенцев с иждивенческими ожиданиями и уже довольно высокими потребительскими запросами – это всегда социальная мина замедленного или не очень замедленного действия. Кроме того, хватит ли государству средств от эффективной экономики для содержания этих иждивенцев?

Это ведь за скобками еще остается первейшее условие – все-таки построение реально эффективной экономики. Иными словами, если даже эффективная экономика строится правильно, по правильным чертежам и через некоторое время заместит государству доходы от нефтянки, то все равно имеется это «некоторое время». Время перехода от ирригационной экономики с осушением недр от нефти – к экономике инновационной с низким объемом и высоким качеством использования рабочей силы.

Дискуссий, сценарной работы общества по этим вопросам нет. Есть призывы строить эффективную экономику – с одной стороны, и паническое ожидание массовых увольнений – с другой.

Андрей Мирошниченко