Зачем нужны новые \"правые\"?

Начнем хотя бы с того, что во всех политологических обзорах эпохи перестройки правыми как раз называли сторонников сохранения руководящей роли КПСС, а левыми — тех, кто был за рынок, либерализм, то есть за буржуазную революцию. Правые в нынешних политических координатах появились, когда последняя свершилась. После августа 1991 года режиму Бориса Ельцина требовалась политическая сила, которая обеспечит идеологическое обоснование власти, и в этом смысле правые наконец-то стали правыми в общепринятом значении этого термина. Так же как и коммуниста до 1991 года, правые после 1991 года стояли за жесткое администрирование со стороны правящей корпорации, которой делегировали все права социального инженера и политического демиурга. Не случайно их также еще назвали и необольшевиками.

В число знаковых правых входили Егор Гайдар, с октября 1991 года — заместитель председателя правительства РСФСР по вопросам экономической политики, министр экономики и финансов РСФСР, в 1992 году — исполняющий обязанности председателя правительства РФ. В народе ему приписывают авторство «шоковой терапии».

Анатолий Чубайс — с ноября 1991 года — председатель Государственного комитета РФ по управлению государственным имуществом в ранге министра РФ, с июня 1992 года — заместитель председателя правительства РФ, с ноября 1994 года — первый заместитель председателя правительства, руководитель Федеральной комиссии по ценным бумагам и фондовому рынку при правительстве РФ. В народе ему приписывают ваучерную приватизацию, позволившую быстро и бескровно передать государственные фонды небольшой кучке олигархов и «кинуть» при этом всех остальных.

Борис Немцов — «младореформатор», перспективный вице-премьер правительства реформ 1997 года, в народе его еще называли кронпринцем, приемным сыном Бориса Ельцина.

Сергей Кириенко — печально известный премьер-министр дефолта 1998 года.

Ирина Хакамада — популярный депутат двух созывов Федерального собрания, в 1997 году — председатель Государственного комитета Российской Федерации по поддержке и развитию малого предпринимательства, яркий выразитель мелкобуржуазной стихии, знамя брокерских спекуляций.

В 1993 году правые поддержали расстрел парламента и принятие ельцинской конституции, позволившей в дальнейшем бюрократии превратиться в самостоятельную политическую силу, даже более «правую», чем номинальные правые, позже как бы нанявшую последних на работу.

Хотя правые политики успешно действовали на политической сцене с 1991 по 1999 год, непосредственно блок «Союз правых сил» (СПС) был образован в августе 1999 года, когда популярность правой политики пошла на убыль. Тем не менее ему удалось достаточно убедительно выступить на выборах 1999 года, получив 8,52%, 24 депутатских места, притом что общество отшатнулось от идей либерализма и к власти в стране снова стали приходить государственники. Вернее, квазигосударственники — о чем будет сказано несколько позже. Наблюдатели объясняют этот феномен консолидацией либерального избирателя, напуганного наметившимся «советским ренессансом» и возрождением чекизма.

В Думе СПС вскоре оказался в оппозиции как к правящей партии «Единство», так и к Коммунистической партии и не поддержал Путина на президентских выборах.

В нулевых годах нашего века страна как будто делала мощный поворот к госрегулированию, что знаменовало славную, хотя и обреченную на поражение, борьбу либералов-западников и патриотов-квазигосударственников. Ее жертвами пали ЮКОС и лично Михаил Ходорковский, медиаресурс Гусинского НТВ и лично Владимир Гусинский (арестовывался, вынужден был скрыться в эмиграции), а также СПС. Ни в 2003, ни в 2007 году партия не преодолела пятипроцентный барьер, а в 2008 году оказалась перед угрозой банкротства, задолжав федеральному бюджету порядка 7 млн долларов за бесплатный эфир и печатные площади, предоставленные во время парламентской избирательной кампании 2007 года.

Любопытно, что положение париев в политики снова сделало из правых фактически левых, они уже не поддерживали власть как единственного демиурга политики, обвиняя в забвении принципов либерализма. Но толковали при этом либерализм уже более расширительно, чем Чубайс и Гайдар, скорее, как русские философы и публицисты XIX века, делая упор на условиях, обеспечивающих основные права человека.

С легкой руки Инины Хакамады в обиход вошло понятие «социальный либерализм» как политика, с одной стороны, всецело поддерживающая частную собственность, но, с другой, сохраняющая институты социальной поддержки малоимущих и государственные программы в области здравоохранения и образования.

В статье «Левый поворот — 3. Глобальная perestroika», переданной адвокатами Ходорковского на волю в газету «Ведомости», экс-глава ЮКОСа теперь утверждал из застенков: весь мир стоит на пороге новой перестройки. Только теперь она будет обратной — в сторону «нового социализма». Впереди — левый поворот.

А что же государственники?

Эксплуатируя государственническую риторику, напевая новую редакцию советского гимна, принятого с подачи Владимира Путина, и размахивая новым красным флагом, все это время они вели самую настоящую правую политику, подстраивая под нее политическую систему, трудовое право, судебную систему, полицию. В 2000 году государство, возможно, «вернулось», но только затем, чтобы перераспределить собственность отдельных олигархов в пользу новых госкапиталистических монополий, непрозрачных как по доходам, так и по структуре собственности. Эмиссары правительства превратились в новую буржуазию. В то же время ни одна из широко разрекламированных социальных программ не могла считаться государством выполненной даже на уровне весьма скромно поставленных задач. А потом забылись и задачи, как это произошло, например, с пенсионной реформой.

Бах-трах! Мировой финансовый кризис 2008 года — это тот момент, когда маски должны быть наконец сброшены. Не только в России, во всем мире государствам пришлось вмешаться в работу банковского сектора и поддержать невидимую руку рынка, чтоб из нее вырвались остатки реального производства. «Так вот он каков, «новый социализм»?» — спросите вы.

Впрочем, если для Западной Европы, где есть вэлфер и социальная политика, в этом выражении действительно присутствует неисчезающий смысл, но что оно может означать для России — не знает никто. Власть вынуждена объясниться. Выступая на очередном совещании по экономическим вопросам в ноябре, премьер-министр РФ Владимир Путин снова подчеркнул (а до того то же самое подчеркнул Медведев в послании), что расширение государственного присутствия в экономике России является вынужденной и временной мерой. «Нашей задачей не является, не может быть и не будет огосударствление российской экономики». Стабилизационные меры, принимаемые правительством РФ, иногда носят нетипичный для рыночной экономики характер, «но расширение присутствия государства в экономической жизни — мера вынужденная и носит временный характер, в стратегической перспективе российское руководство по-прежнему делает ставку на стимулирование частной инициативы, создание условий для привлечения инвесторов как российских, так и иностранных». Вот так!

Но тут же, в 2008 году, нетерпимым стал странный парадокс, когда политика правой бюрократии не имела полноценного уважаемого политического выразителя в виде правой партии, а правая партия Никиты Белых, напротив, находилась в левой оппозиции. Есть от чего сойти с ума. Матрица, таким образом, требовала срочной перезагрузки.

Что и произошло с образованием «Правого дела» 16 ноября.

Возникает, однако, вопрос: а стоило ли Кремлю, если он задался целью получить адекватный политический театр, строить респектабельный правый фланг на месте маргинализированного отряда СПС? Ведь все это время говорили о другом — о правом фланге «Единой России», о центре правой идеологии — клубе «4 ноябре», журнале «Эксперт»? Зачем нужно брать «традиционного русского интеллигента» Гозмана, как он о себе сказал, ломать его через колено, приплюсовывать к нему мордастого Чичваркина и заставлять петь песни о сотрудничестве с чекистами во имя либеральной миссии?

На самом деле мы можем только предполагать.

Возможно, не хотели разваливать «Единую Россию». Поскольку, распадаясь, она утянет в распад и все остальное. Возможно, потому, что латентная правая политика устраивает Кремль все равно существенно больше, нежели правая политика явная, публичная, открытая критике, в которую непременно примешается дискурс о политических свободах. Возможно, по замыслу политтехнологов новое «Правое дело» исполнит свою роль тем, что займет старую либеральную нишу, не впустив в нее настоящих либералов.

А возможно, потому, что перезарузка на то и перезагрузка.

Как у Пастернака: «Найдись в это время минута свободы, успели б вмешаться законы природы». Но они не успели. Что-то выключилось, включилось, прошел разряд, кого-то ударило током, и теперь все напряженно смотрят, как оно пойдет и пойдет ли вообще…

Сергей Митрофанов