Гергиев: Как будто Цхинвали не хотели стереть с лица земли

Валерий Гергиев, один из самых незаурядных дирижеров современности, – осетин. Во время концерта в разрушенной столице Южной Осетии по взмаху его дирижерской палочки на сторону жертв встала сама музыка.

- Валерий Абиссалович, когда вы в прошлом месяце вместе с оркестром Мариинского театра выступали в разрушенной южноосетинской столице Цхинвали, вы исполняли Чайковского, а также 7-ю симфонию Шостаковича, получившую название "Ленинградская", в которой отразились война и страдания людей. Только в таком месте, перед такой публикой, которая пережила ночной удар и потеряла родных и друзей, можно услышать и понять, для чего была написана такая музыка.

- Этим концертом я попытался немного облегчить этим людям горе, обрушившееся на них. Мы играли 5-ю и 6-ю симфонии Чайковского, а между ними первую часть симфонии Шостаковича. Все эти три произведения великолепны, и все они связаны с Петербургом. В пятой Чайковский дает зазвучать всему прекрасному, что есть в жизни, а шестой – ужасу смерти. Сначала она озаряется светлыми силами, затем темными.

Симфония таит в себе мистическое предчувствие смерти, она стала последним произведением Чайковского. "Ленинградская" симфония Шостаковича несет в себе программу, которая не выступает на передний план, не отдает банальностью – и подразумевает не только Сталина и Гитлера. Жизнерадостная мелодия, звучащая вначале, ассоциируется с готовностью жить в мире. Ужасные события в Европе и Советском Союзе как бы перекатываются через нее. 7-я симфония – это протест против убийства невинных, как это произошло и в Цхинвали. Город маленький. Ночью все спят. Все спали и тогда, когда грузинские танки вошли в город и Цхинвали подвергся огню из гранатометов.

- Искусство может сделать человеческие страдания трагедией, придав им тем самым выражение и сделав их достойными. Но на Западе вас подвергли критике из-за концерта в Цхинвали.

- Писали даже, что концерт стал политическим манифестом или даже символом победы. Это полный абсурд. Концерт не нес ни политического, ни военного послания. Но я же осетин. Осетинский народ пережил в августе второй ужасный удар за короткий период. Ужасная резня в школе североосетинского Беслана произошла всего четыре года назад. Этот теракт коснулся не Москвы, не Чечни и не Грузии, где из него сделали бы национальную трагедию.

- Вы думаете о том, что осетины не имеют ни своего собственного государства, ни своей собственной республики.

- Это стало потрясением. Я собирал тогда средства для Беслана, давал благотворительные концерты. Мои друзья – среди них принц Чарльз, Михаил Плетнев – не остались в стороне от трагедии. Плетнев предложил устроить концерт прямо там. Но я не смог этого сделать. Я не смог выступать перед людьми, которые потеряли в результате теракта своих детей. Теракт – это то, что предвидеть нельзя. Противодействовать этому невозможно. Военная операция – нечто другое: здесь кто-то отдает приказ, отправляя солдат, самолеты и ракеты.

- Как удалось организовать концерт в разрушенном Цхинвали?

- До этого я обсудил с президентом Южной Осетии Кокойты вопросы, связанные с безопасностью. Я не имел право ставить на кон безопасность своих музыкантов. Думаю, наш концерт многим впервые открыл глаза на то, что произошло в Южной Осетии, и заставил задуматься о тех страданиях, которые пережил южноосетинский народ. В первые дни войны в Грузии по сообщениям в СМИ Германии, Великобритании и Швейцарии складывалось впечатление, что только русские направили танки, а грузины в этом конфликте – пострадавшая сторона. И как будто не было стремления стереть Цхинвали с лица земли. После концерта я заметил, что многие европейцы и даже некоторые американцы пытались выяснить, что произошло на самом деле.

- Во время гастролей Мариинского театра, которые пройдут в Берлине в начале октября, вы привезете три русские оперы, в которых рассказывается о том, как человек постоянно уничтожается силой политической борьбы за власть или экономического расчета.

"Хованщина" Мусоргского показывает распад общества, которое становится добычей сменяющих друг друга предводителей придворной клики; в "Пиковой даме" жажда наживы побеждает любовь; в "Носе" Шостаковича приличное общество превращается в сюрреалистическую неразбериху.

- В Берлине мы представим историю нашего театра, а вместе с этим и историю самой России. Как вы, наверное, знаете, Мариинский театр будет праздновать в этом году свое 225-летие. Он зарождался в 1773 году при Екатерине Великой как придворный театр. Наша "Хованщина" – это историческая инсценировка, она была поставлена в середине ХХ века. Художник Федор Федоровский, который получил образование еще в царские времена, являлся приверженцем академической традиции с мизансценами на фоне роскошных декораций, которые были отреставрированы в начале этого тысячелетия.

- Массовое самоубийство приверженцев старой веры в конце оперы актуально и в современном мире.

- Я бы не стал абсолютизировать трагический конец "Хованщины" – самосожжение староверов. Опера повествует об эпохе большой нестабильности, когда друг с другом столкнулись притязания на власть трех противоположных политических фигур: князя Хованского, Голицына и игумена Досифея. В конце побеждает четвертая сила: молодой Петр Великий, который не улаживает спор, а просто берет власть в свои руки. Мусоргский рассказал о тех событиях в гениальной музыкальной драме, в которой не только показаны коронованные особы и конфликты их жизней, а в качестве важного действующего лица выступает и простой народ.

- Как можно связать игрока Германа из "Пиковой дамы" Чайковского с темой "любовь против денег"?

- Герман воспевает любовь Лизы в своем мечтательном ариозо "Я имени ее не знаю", при этом звучит тема, которая позднее будет связана с таинственными "тремя картами". В начале Герман говорит, что не хочет знать имени свой страсти – а название чудо-карт он хотел знать во что бы то ни стало.

- Существует ли между этими тремя произведениями какая-то связь?

- Все три оперы связаны с Петербургом, они были там написаны. Действие "Пиковой дамы" происходит в Петербурге. Действие "Хованщины" совпадает с окончанием эпохи Московской Руси, ознаменовывая начало новой петербургской эпохи.

- "Нос" из-за своей гротескной энергии и жесткой инструментализации производит впечатление почти черно-белого произведения. Это стало первым написанным чисто для ударных произведением Шостаковича.

- К музыкальному языку "Носа" надо, конечно, привыкнуть. Но я думаю, что немецкая публика сегодня к подобному уже привыкла. Партитура "Носа" весьма претенциозна. Обычному оркестру она будет не под силу.

- Оперные театры Германии все чаще приглашают оперных певцов из Восточной Азии и из Восточной Европы. В последнее время найти достойных представителей среди молодежи непросто в том числе и потому, что в семьях петь стали все реже. Как Мариинский театр набирает новых солистов?

- Мы набираем артистов ото всюду. Из Сибири, с юга России, из Украины, Белоруссии и Армении. Мы могли бы снабдить подрастающими талантливыми исполнителями многие оперные театры. У нас немецкий репертуар преподают педагоги из Германии, у нас есть и французские, и итальянские педагоги. Мы открыли международные площадки многим исполнителям. В их числе Анна Нетребко, Ольга Бородина, Владимир Галузин. В этом нам помогает и российское правительство, которое целенаправленно поддерживает такие стратегические культурные учреждения, как Мариинский театр.

- Вы – страстный футбольный болельщик, каким был и Шостакович. Что этот спорт дает музыканту?

- Футбол – тоже своего рода театр. Энергия этой игры завораживает, то, как выражается в ней характер и воля игрока. И у немецкой команды была эта воля к победе – в 1970-е годы.

Керстин Хольм