За что Маккейн любит Саакашвили?
На модерации
Отложенный
Президент Грузии пришелся по сердцу республиканскому кандидату. И это беспокоит некоторых его советников.
Михаил Саакашвили с красными от недосыпания глазами и покрытым телевизионным гримом лицом собрал ближайших советников в своей резиденции в старой части Тбилиси. Было два часа ночи 12 августа, и по шоссе в сторону грузинской столицы двигалась российская танковая колонна. "Я не намерен бежать ни при каких обстоятельствах, – сказал президент собравшимся. – Не собираюсь остаток жизни жалеть о том, что во время войны покинул свою страну". Затем он распустил их по домам, чтобы те сменили костюмы и галстуки на одежду, более подходящую для сражения с захватчиками. Выпив банку Red Bull, Саакашвили поднял трубку и позвонил своему близкому другу и наставнику, к которому обращался каждый день начиная с 8 августа, когда разразилась война: Джону Маккейну. Близкий к республиканскому флагману источник, попросивший не называть его имени, поскольку речь идет о частном разговоре, говорит, что Маккейн высказался за то, чтобы оказать на Москву дипломатическое и политическое давление. "Держись там, – сказал сенатор, по словам помощника Саакашвили, согласившегося говорить на условиях анонимности. – Мы не допустим этого... Мы делаем все возможное, чтобы остановить эту агрессию".
Неудивительно, что 41-летний Саакашвили, которого грузины называют Мишей, обратился в кризисный момент к Маккейну: они дружат уже 10 лет, и для Маккейна это один из примеров самых крепких отношений с иностранными лидерами. Сенатор-республиканец от Северной Каролины Ричард Барр в 2006 году был в Грузии в составе делегации во главе с Маккейном. По его словам, Саакашвили отнесся к республиканскому кандидату как "к большой величине... другого уровня", чем прочие конгрессмены. Понятно также, почему Маккейн восхищается грузинским президентом. Он во многих отношениях "маккейнов Маккейн" – страстный и неординарный реформатор, несгибаемый борец за свободу, выступающий против "российского медведя". Карьера министра юстиции окончилась для Саакашвили в одночасье – в 2001 году на заседании кабинета, когда он показал всем папку с фотографиями роскошных министерских загородных домов, бросил ее на стол и потребовал немедленно наказать коллег. "Мы во многом схожи, – говорит Саакашвили. – Мы сходимся на том, что нельзя жертвовать своими убеждениями".
Именно это беспокоит некоторых из многочисленных консультантов Маккейна по внешней политике. В эту пятницу вечером между кандидатами в президенты США должны состояться дебаты по вопросам внешней политики и национальной безопасности, и республиканец, по мнению большинства, будет иметь перевес: опросы раз за разом показывают, что он с точки зрения избирателей лучше, чем сенатор Барак Обама подготовлен к должности главнокомандующего. Отношения с лидерами вроде Саакашвили подкрепляют это мнение. И все же любовь Маккейна к Мише противоречит инстинктам многих республиканцев – "реалистов" от внешней политики. (Умеренные республиканцы используют этот термин, чтобы дистанцироваться от неоконсервативного крыла партии. Главного советника Маккейна по внешней политике и бывшего лоббиста Саакашвили Рэнди Шейнеманна причисляют к неоконсерваторам.) Маккейну нравится, что Саакашвли придает значение нравственным принципам, говорит Димитрий Саймс, основатель и президент Никсоновского центра, главного исследовательского института "реалистов": "Вполне понятно, как выступающий в таком образе человек будет апеллировать к сенатору Маккейну, который тоже склонен воспринимать международные отношения в черно-белых тонах".
Причина беспокойства, если верить бывшему чиновнику аппарата Республиканской партии, ныне советнику Маккейна, который не пожелал, чтобы его имя было названо в контексте критики позиции кандидата, заключается в следующем: "Персонализируя такие вопросы, вы теряете из виду более существенные национальные интересы". Резкие заявления Саакашвили в адрес Москвы, возможно, будоражат воображение Маккейна, но его политика балансирования на грани допустимого в августе привела к разгрому грузинских вооруженных сил и сильнейшей американо-российской конфронтации со времен холодной войны. Саймс говорит, что "ряд ведущих республиканцев-реалистов поделились с сенатором Маккейном своими сомнениями относительно Саакашвили и безрассудной поддержки Грузии Соединенными Штатами".
Саакашвили трудно не симпатизировать. Это обаятельный, непринужденный в общении и очень энергичный человек. Он смеется над собственными шутками. Как и Маккейн, он запросто общается с прессой. Заезжим журналистам он посылает SMS с собственного мобильного телефона (не скрывая свой номер), приглашая их в три часа ночи на незапланированный ужин. Его жена Сандра признает, что он "импульсивен", но считает: "Это хорошее качество. Он не пропускает ни единой возможности. Он хочет, чтобы все делалось быстро". Однако, как правило, Саакашвили предстает необычайно уравновешенным, у него низкий, громкий голос, он бегло говорит на английском, французском, русском и украинском языках. О самых глубоких своих убеждениях – о добродетели свободы и пагубности коммунизма – он говорит с такой убежденностью, что в его словах нельзя заподозрить ни попытку заговорить зубы, ни домашнюю заготовку.
Именно своей ненависти к тоталитаризму Маккейн обязан знакомством с Саакашвили. Будучи руководителем негосударственного Международного республиканского института (IRI), основанной Рональдом Рейганом организации в поддержку демократии, Маккейн координировал программу по поиску потенциальных лидеров в бывших советских республиках после распада Советского Союза. В 1995 году он председательствовал на проводившемся IRI в Вашингтоне собрании, где присутствовал и Саакашвили. Молодой грузин, выпускник Колумбийского университета и юридического факультета Университета Джорджа Вашингтона как раз решил отказаться от карьеры в нью-йоркском адвокатском бюро и, отправившись на родину, заняться там политикой. После визита Маккейна в Тбилиси в 1997 году их дружба укрепилась. Саакашвили, на тот момент депутат парламента, готовивший судебную реформу, произвел на Маккейна впечатление своим энтузиазмом, когда речь шла, говоря словами Саакашвили, об "универсальных, не только американских принципах честности и осознания собственного потенциала".
Маккейн поддержал друга во время "революции роз" 2003 года, в результате которой Саакашвили стал президентом. Молодой грузинский политик баллотировался на высший пост в государстве, а Маккейн снова приехал в Тбилиси (во главе делегации высокопоставленных официальных лиц США), чтобы призвать Эдуарда Шеварднадзе, который хотел переизбраться на свою должность, проявить уважение к воле избирателей. (По словам Саакашвили, Маккейн предсказывал неприятности: "Он велел... [американскому] военному атташе, чтобы тот непременно выдал мне бронежилет".) Это не удержало Шеварднадзе от попытки подтасовать результаты. Когда Саакашвили и его сторонники в знак протеста заняли здание парламента, Маккейн позвонил Шеварднадзе – тоже давнему своему другу – и постарался убедить его мирно оставить пост.
Так Шеварднадзе в конце концов и поступил. "Для друзей Грузии это было время великого оптимизма, – вспоминает высокопоставленный американский чиновник, который в то время был в Тбилиси (из служебных соображений он просил не называть своего имени). – В престарелой и страдающей различными расстройствами советской империи вдруг появился этот молодой, толковый парень, готовый навести порядок".
Саакашвили взял с места в карьер, уволив 80 тыс. государственных чиновников, в том числе 90% сотрудников силовых ведомств, прошедших подготовку еще в КГБ, и всех до единого работников печально известной своей коррумпированностью автодорожной службы ГАИ. С тех пор 3 депутата, 16 прокуроров, 45 судей, 400 полицейских чинов и даже действующий министр были отстранены и заключены в тюрьму за взяточничество. Миша в обход старого грузинского правящего класса сформировал свой кабинет из молодых, получивших образование на Западе людей, ранее работавших в неправительственных организациях. "Лишь молодые горели желанием изменить страну", – говорит секретарь Совета национальной безопасности Александр Ломая. В свои 50 лет он старейший член кабинета (министру обороны 29).
Но в последующие годы президент стал нетерпимо относиться к инакомыслящим. Сегодня его правительство – это театр одного актера, жалуются бывшие соратники. "В Грузии все решает один Миша, – говорит экс-министр иностранных дел, а ныне – глава оппозиции Саломе Зурабишвили. – Он в одиночку принял решение начать войну, и теперь он тоже один. Миру нужно поостеречься".
Самый безобразный случай произошел в ноябре прошлого года, когда вооруженные дубинками бойцы ОМОНа положили конец пятидневным антиправительственным выступлениям, которые обернулись насилием. Через несколько часов 250 грузинских спецназовцев взяли штурмом оппозиционную телекомпанию Imedi TV. "На лестнице, ведущей на первый этаж, человек в камуфляже направил мне в лоб пистолет, – рассказывает глава дирекции общественно-политических программ канала Георгий Таргамадзе. – Я видел, что коллеги лежали на полу лицом вниз". Больше 500 человек увезли в больницы, но Саакашвили настаивает, что суровые меры были необходимы. "Толпа напала на полицейских, и мы сделали то же самое, что на нашем месте сделали бы в любой другой европейской стране", – сказал он. Как обычно, имели место телефонные консультации с Маккейном. "Сенатор Маккейн ясно дал понять, что он выступает за полное восстановление свобод, проведение свободных выборов под надзором международных наблюдателей и более глубокое внедрение политических реформ", – заявил близкий к Маккейну собеседник, просивший не называть его имени, поскольку речь шла о частной беседе. Тем не менее, многие оппозиционеры говорят, что Саакашвили думал, будто связи в Вашингтоне оградят его от критики.
Конфронтация вокруг мятежных грузинских регионов назревала давно. Впервые Москва приняла сторону абхазских и южноосетинских сепаратистов в годы хаоса, которые последовали за распадом Советского Союза, а в последнее время трения стремительно усиливались. По данным источника, близкого к российской администрации, просившего не называть его имени, премьер-министр Владимир Путин, который невысок ростом, был уязвлен, узнав, что Саакашвили в частной беседе назвал его "Лилипутиным". Но ничто так не расстраивает российского лидера как стремление Грузии в НАТО. Когда на апрельском саммите в Бухаресте Саакашвили отчасти получил зеленый свет на вступление в альянс, Кремль начал готовиться к войне, говорит московский военный обозреватель Павел Фельгенгауэр. Российский контингент предпринял ряд маневров в Южной Осетии, а инженерные войска починили стратегически важную железную дорогу в Абхазию, в результате чего стала возможна быстрая заброска бронетехники.
Но в конечном итоге первым приказ открыть огонь отдал именно Саакашвили. По словам грузинского президента, он принял такое решение, получив донесение разведки о том, что в Осетию вошли крупные российские соединения. "У нас не было выбора, – говорит Саакашвили. – Я не мог сидеть сложа руки, когда в мою страну вторгались захватчики". Но, открыв огонь первым, он позволил русским утверждать, что они вторглись только для того, чтобы помешать грузинам совершить "акт геноцида". Саакашвили утверждает, что ничем русских не провоцировал. "Путин – дворовый хулиган, который ходит и бьет окна, – говорит он. – Не было ничего такого, что мы могли бы сделать, чтобы "спровоцировать" хулигана: он выбрал себе жертву".
Русские просто-напросто хотели втянуть Саакашвили в войну, которую он не мог выиграть. Так почему же он проглотил наживку? "В грузинском руководстве всегда были люди, которые полагали, что единственный способ вывести эту проблему на международный уровень – это начать войну, – заявил высокопоставленный американский чиновник, который не уполномочен давать официальные комментарии. – Мы им все время говорили: не надо этого делать!". Один высокопоставленный советник Саакашвили год назад ощутил, что назревает конфликт, и рассказал друзьям, что близок к тому, чтобы от безысходности покинуть свой пост. "Они собираются начать войну, чтобы ее проиграть", – предостерег чиновник своих двух коллег, которые согласились дать интервью Newsweek на условиях анонимности. Тем не менее, Саакашвили не признает, что у него было намерение втянуть в войну союзников Грузии. "Я вовсе не хочу, чтобы за нас сражалась Европа, – говорит он. – Но перед странами Европы стоит выбор: остановить агрессию [России] здесь, или ждать, когда она расправится с очередной жертвой".
Как бы то ни было, республиканцы-реалисты не уверены, что его версии произошедшего можно верить. Некоторые коренные жители мятежных регионов рассказывают, что грузинские войска били по гражданскому населению – о чем многократно говорила Москва. "Что меня огорчает, так это то, что Маккейн не говорил с высокопоставленными российскими официальными лицами, – сказал Саймс. – Я всегда думал, что если ты военный летчик, то ты хочешь понять противника. Но ни он, ни его советники не заинтересованы в том, чтобы узнать российскую версию событий".
Ничего подобного, считает Шейнеманн. "Сенатор Маккейн отлично осведомлен о позиции российской стороны и ее действиях, – говорит советник по внешней политике. – Именно поэтому он на протяжении столь многих лет высказывает опасения по поводу российской политики". Бывший чиновник администрации разделяет опасения Саймса, но он... реалист. Последние недели президентской гонки – "не самое подходящее время для проведения семинаров по внешней политике, – говорит он. – У меня нет сомнений, что если и когда он [Маккейн] станет президентом, он будет заинтересован в том, чтобы выслушивать все позиции и принимать сбалансированные решения".
Статья подготовлена при участии Анны Немцовой, Дэна Эфрона и Сьюзен Смолли
Комментарии