Кто они, люди, населяющие российскую власть?

На модерации Отложенный Людей, населяющих российскую власть, иногда наивно разделяют на "патриотов" и "либералов", "сторонников жесткой линии" и "рыночников" и т. д. В действительности все они являются прежде всего чиновниками, и политические взгляды влияют на их деятельность в гораздо меньшей степени, чем занимаемая должность и бюрократические рефлексы. Их немногочисленные различия сводятся почти исключительно к некоторым повадкам, мимическим особенностям и стилю изложения. Взглянув на фотографии, читатель без труда определит, для кого более органичны фразы типа "Че-то я не понял" или "Э, алле, иди сюда!". Догадаться, кто может сказать "Простите, не могли бы вы уточнить?" или "Минуточку, я должен подумать", так же легко. Именно это стилистическое несходство между "двором" и "скрипочкой" обычно и принимают за разницу политических взглядов.
Кремлеведы гадали о переменах советского курса по расстановке членов Политбюро на Мавзолее и газетных полосах. Современным наблюдателям проще. Ответ на вопрос: "Who is Mr. Medvedev и чем он отличается от предыдущего Mr.?" можно искать в последовательности телесюжетов, можно в словах и делах президента, а можно в мимике и жестах нового политического поколения. С рядом оговорок, конечно.

Российская мимическая традиция на высшем политическом уровне развивалась не в соответствии, а вопреки. В первую очередь вопреки самому слову "мимика", которое в переводе с греческого значит "подражающий" (????????). Подражают обычно отцам, вождям, предшественникам, удачливым конкурентам, а наше престолонаследие куда охотнее подчинялось закону отрицания отрицания. При этом нельзя сказать, что отцы народа были совсем уж очарованы стихотворением Боратынского про некрасивую музу, что поражает мельком свет своим лица необщим выражением. Выражения выходили довольно общими, укладывая возможные эволюции всего-то в пару фаз. В результате высший уровень подпадал под принцип чередования не только в прическах, но и в физиономической живости — зато с куда более очевидным эффектом.

Перманентная подвижность Ленина потрясала самых преданных его поклонников, не говоря уж о широких народных массах, привыкших к царско-временноправительственной статуарности. И всем становилось ясно: с таким вождем эпоха обречена быть другой. Сталин помимо прочего запомнился современникам "чрезвычайно бедной мимикой". Но ледяное спокойствие вождя наполняло народ уверенностью в просчитанном успехе великого эксперимента и светлом будущем самого темного тоннеля, а прочие народы с некоторым опозданием, но соглашались, что невозмутимая улыбка в усы выглядит предпочтительнее кривляния дуче и беснования фюрера. Потом пришел известно какой Хрущев, затем — известно какой Брежнев — ну и так далее.

Другое дело, что окружение всегда увлеченно играло в короля: народные комиссары и рабоче-крестьянские инспекторы в массе своей были живчики, а скованность лиц позднего Политбюро сделала мегапопулярным монолог горинского Мюнхгаузена ("Улыбайтесь, господа!") и подготовила феномен Горбачева, который, как ни крути, больше прочих походил на человека.

Послесоветская эпоха сделала процесс более утонченным: подчиненные перенимали привычки, но не повадки любимых руководителей (скажем так, теннис и горнолыжное дзюдо, а не реплику "Ну, понимаешь..." с боцманской походочкой). Тем не менее тенденция прослеживается: фигуранты ельцинской и путинской эпох не то чтобы жестко и самым личным образом исповедуют учение Джима Керри или, наоборот, Такэси Китано — однако рассортировать их по подвижности губ и бровей не так уж сложно.

Не менее существенной для мимической традиции, особенно в последний исторический период, была другая точка отталкивания: классический постулат буржуазной психологии, в соответствии с которым жестикуляция и мимика человека тем беднее, чем выше он поднялся по социальной лестнице. Понятно, что эта идея немедленно вдребезги разбивается о физиологию. Которая не только усматривает в богатстве мимики свидетельство активного состояния нервной системы (любой читатель легко найдет для любимого начальника кучу эпитетов, но вряд ли многие из них будут характеризовать пассивность нервной системы босса), но и, бери выше, настаивает на том, что деятельность разных групп мимических мышц прямо активизирует конкретные участки мозга — так что человек, избегающий гримас, вроде бы становится менее разумным. Более того, сдержанность мимики может трактоваться как нездоровый признак — скажем, неподвижность бровей при появлении незнакомого лица психиатры считают шизофреническим дефектом (у нормального человека брови автоматически должны приподняться в неосознанном знаке приветствия). С другой стороны, подход "выше пост — глаже рожа" добивает народная мудрость, враждебно воспринимающая любое бронзовение оторвавшихся от корней сынов. А в эпоху телевизионной публичности достаточно одного взгляда на экран, чтобы понять: "Ну, это свой" — или наоборот. Со всеми вытекающими.

Формально первым "своим" стал Ельцин — во многом благодаря потребности выживать в жестокой трибунной, митинговой и выборной борьбе, требовавшей от кандидата постоянной демонстрации того, какой он плоти-крови и породы. Первый российский президент демонстрировал что мог и как мог. Но триумф народной воли обеспечил все-таки Путин, не обремененный, в отличие от предшественника, номенклатурной выучкой, отсекавшей передовой отряд от широких масс. Второй российский президент сделал ставку на естественность реакций — и, как известно, победил, причем не раз.

Конечно, о полной естественности говорить не приходится. Профессия политика, как и, допустим, актера или адвоката, требует дрессировки моторики, в том числе инстинктивной. А всякого офицера внешней разведки, даже чуждого принципам Дзигоро Кано и прочей самурайщины, и вовсе полжизни учат читать чужие лица и не позволять читать свое. Так что наивно было бы ждать от Путина и его соратников примитивных проколов вроде закусывания губы от волнения, поднесения пальцев к носу вслед за речением лжи (впрочем, российские чиновники не лгут по определению) или складывания рук на груди в знак категорического неприятия слов собеседника.

Зато мимика и жестикуляция российских руководителей стали однозначным поведенческим маркером, с помощью которого, по мнению психологов и антропологов, обозначается социальный ранг человека. Теоретически высший, так называемый альфа-ранг предпочитает придерживаться агрессивного шаблона. В нормальных условиях это агрессивно-предупредительная фаза, которая в случае обострения ситуации легко вступает в конфликтную стадию. В этом убедился не один иностранный журналист, наверняка запомнивший не только рекомендации, связанные с совершенствованием отдельных членов и прочими кулинарными тонкостями, но и выражение лица, с которым дает полезные советы бывший российский президент.

В принципе подобное выражение знакомо любому соотечественнику, каким-нибудь боком коснувшемуся дискуссий, предметом которых является принадлежность к определенному двору, классу или землячеству. И пугает такое выражение любого соотечественника не больше, чем успокаивает. Ведь всякий человек стремится защитить занятое и застолбленное им пространство — это факт. Юридически наиболее безупречно застолблены территории государственных образований — это тоже факт. И готовность первого лица защищать это жизненное пространство не по должности, а истово, от сердца и собственными зубами у большинства граждан вызывает гордость и душевный подъем — факт, куда деваться. Даже если угроза очевидна только первому лицу. И даже если под раздачу при этом попадают вроде бы не самые угрожающие субъекты.

Конечно, совсем уж пацанские сигналы вроде распальцовки или выпячивания щеки языком в альфа-ранг не вписываются. Зато другие характерные мимические упражнения и жесты элиты, рассуждающей на актуальные темы, вполне соответствуют пособиям по психологии, согласно которым к агрессивно-предупредительной фазе относится "комплекс, включающий по крайней мере два и более элементов" из небольшого перечня: пристальный взгляд, часто при опущенной голове и с прищуром, жевательные движения, сжатие ладони в кулак, размахивание руками или удары по частям тела и предметам, разведение согнутых и напряженных ног. И, само собой, обогатившая фразеологию большинства языков игра мускулами. В связи с этим можно считать совсем выразительным прощальный показ Владимиром Путиным накачанных рук и торса, год назад ставший темой мировых СМИ номер один, значительная часть которых трактовала сибирскую фотосессию как весомое предупреждение и даже вызов носителям чуждых мышц.

Однако бывший президент мог себе такое позволить. Не будем забывать, что девять лет назад он предварил появление на престоле добровольной публикацией давнего фотоизображения своего довольно пивного живота. Композиция просто требовала закольцовки. С другой стороны, пора было, наконец, поправить еще более давнюю, столетней выдержки, ошибку Чехова, так опрометчиво описавшего "петербургскую наружность: узкие плечи, длинная талия, впалые виски, глаза неопределенного цвета и скудная, тускло окрашенная растительность на голове, бороде и усах". Сегодня такое описание можно смело назвать устаревшим и уж точно неприменимым к наиболее заметным птенцам известного гнезда. Другое дело, что не каждый из них нарастил авторитет, достаточный для прогулок дезабилье перед объективами. Но основы агрессивной мимики и жеста усвоены, кажется, в массовом режиме.

И это правильно. Ведь модель поведения, избранная элитой с подачи Путина, симпатична довольно широкой аудитории, включающей в себя не столько мальчиков, воспитанных на образах Монтигомо Ястребиных Когтей с прищуренными глазами и закушенной губой, сколько граждан среднего и старшего возраста, которым нужен настоящий мужик-орел-хозяин и которые, как известно, составляют самую крупную и ответственную часть электората.

Однако нельзя забывать и о других частях, а главное, нельзя строить политику только на жесткости. Гармония мира требует и противоположного подхода, ведь из кавалеристов получаются скверные бухгалтеры. Кроме того, если все будут командирами, кто будет исполнять и, что еще существеннее, готовить приказы? И куда девать крайне эффективную связку "хороший следователь—плохой следователь"?

Поэтому ученые выделяют и другую ролевую крайность, дельта-ранг, функцией которого считается подчинение (еще две лежащие между полюсами категории называют, понятно, бетой и гаммой). Считается, что и этот ранг вырастает из трудного человеческого детства, в данном случае ботанического,— и так же, как альфа, маркирован характерными мимикой и жестикуляцией. Противоположного, само собой, характера: не прищур, а распахнутые глаза или взгляд долу, не кулак, а открытая ладошка либо же вялые фигуры пальцами, плюс губки бантиком, сведенные плечи, сомкнутые колени и т. д. То есть типичный любимый сына-доча, отличник с первого класса, не шалун и на скрипке играет.

Конечно, ориентация на одни только маркеры — занятие глуповатое. Даже основанные на куда более выразительных факторах и подкрепленные гигантской практикой выводы опытнейшего военного врача Ломброзо сегодня выглядят весьма сомнительными. Чего уж говорить об измеряемых навскидку мимике и жестикуляции, вполне поддающихся подавлению и дрессировке. Грубиян с внешностью мачо легко может оказаться добрейшим любителем кошек, а умильный зайчик, светящийся голубыми брызгами за толстенными стеклами очков,— буйным рейдером. Да, впрочем, к чему выдуманные примеры — достаточно сравнить деяния видных ньюсмейкеров с их же манерой держаться на публике. В конце концов, в финансовых кругах Алексей Кудрин считается стопроцентным "ястребом", а Герман Греф — "голубем", но разве поверит в это далекий от названных кругов наблюдатель? С другой стороны, либеральный империалист Чубайс легко сочетает округло-либеральную жестикуляцию с недобрыми империалистическими гримасами альфа-типа.

Вообще, научный подход срабатывает не всегда. Скажем, психиатрия считает вернейшим признаком неискренности, а то и ненормальности асимметрию мимики лица — если нижняя его половина движется не в такт верхней, а правая — левой. О спорности этого тезиса позволяет судить изучение разных типов улыбок. Да, растягивание губ без подключения мышц в области век выглядит чистым лицемерием. Зато улыбку "одними глазами", без участия губ, большинство наблюдателей сочтет вполне обаятельной — как и кривую, но добродушную ухмылку. Между тем все это части арсенала, накопленного руководителями страны в новом тысячелетии.

Дмитрий Медведев пока не обогатил политическую мимику собственными подходами. Однако уже понятно, что цепочка противопоставлений прервана — в театр кабуки и вообще стылость реакций действующий президент играть не собирается. С другой стороны, полноценного преемника в части подвижности лица из него тоже не получилось: "давать ярость" по-путински Медведев не может и вроде не хочет. Да и вписывать себя в альфа-ранг как будто не спешит. Впрочем, особо и не отстает. Быть может, потому, что этот ранг пока не считается вакантным. С другой стороны, лицо государства принадлежит государству — и выражение этого лица будет определяться в первую очередь государственными интересами. Осталось понять, одно в России первое лицо или их два, как в гербе.

Словом, все, как обычно: вопрос, какое именно пространство и насколько готов уступить предшественник преемнику, а также вопрос, какое пространство уже считает своим преемник, подвешен на неопределенное время.

Ответ придется читать по губам и по глазам.