Россия и Грузия после войны: перспективы отношений

Михаил ДЕЛЯГИН, директор Института проблем глобализации

Основные причины конфликта между Россией и Грузией следующие. Первая – это безнадежность экономического положения Грузии. Грузия, как и многие другие государства постсоветского пространства, не может существовать без ориентации на российский рынок. Это означает безысходность внутреннего положения и периодическое накопление напряженности.

Понятно, что недовольство властью из-за бедности нужно на кого-то переориентировать. Отсюда возникают «враги», в их число попала Россия.

Грузинская оппозиция открыто давала пресс-конференции о том, что в ноябре она собирается сменить режим Михаила Саакашвили. Таким образом, президент Грузии, вероятно, надеялся спастись, присоединив Южную Осетию.

Вторая причина – это проблема трубы. Нефтепровод Баку-Тбилиси-Джейхан никого не интересует. Но по этой трассе пойдет газопровод Баку-Тбилиси-Эрзурум, по которому газ Казахстана и Туркмении пойдет в обход России. Это стратегическая проблема для Запада. Он принципиально заинтересован в том, чтобы исключить возможность любого влияния России на эту трассу. Для этого нужно, как минимум, обострять отношения Грузии и России. Без поддержки Запада Михаил Саакашвили не стал бы проводить военную операцию в Южной Осетии.

Смысл в том, чтобы дополнительно интернационализировать конфликт, чтобы Россия обозначилась как активная сторона конфликта и вопрос о будущем Южной Осетии, Абхазии и Грузии перешел из ведения России в ведение НАТО, в крайнем случае, Евросоюза.

Международный контекст конфликта также состоит в том, что нам нельзя допустить Турцию на Кавказ. Поэтому разговоры о признании Россией Северного Кипра в обмен на признание Турцией Южной Осетии и Абхазии не нужны. Такого признания нам не надо.

Другой момент. Запад привык считать, что многие российские коррупционеры имеют счета за рубежом. Соответственно, создавая угрозу этим счетам, можно влиять на российское государство. Но российское государство изменилось: оно уже не является рабом российской плутократии.

После войны положение на Кавказе изменилось необратимо. Рухнула моральная презумпция внешней политики России, поскольку российское руководство показало, что одни страны имеют право наводить на своей территории конституционный порядок, а другие не имеют. Это имеет далеко идущие последствия.

В Грузии и грузинских диаспорах, рассеянных по миру, нет таких сил, которые готовы примириться с независимостью Абхазии и Южной Осетии. Поэтому опереться на кого-то в грузинском политическом спектре России невозможно. Это означает, что решение о признании независимости закладывает долгосрочное противостояние России и Грузии.

Но есть более серьезный вопрос, который выходит за рамки отношений России и Грузии. Сегодня на Кавказе появились две нации и республики, независимость которых признана Москвой. Здесь есть непонимание того, чем является Кавказ.

Кавказ – это единое целое. В нем нельзя разыгрывать осетинскую карту против ингушской или грузинской без включения массы нитей. Поэтому до сих пор существовал феномен независимых республик Южного Кавказа. Сегодня есть две кавказские республики, которые получили от Москвы санкцию, до сих пор не полученную другими кавказскими общностями.

Какие последствия следует ожидать? Мы уже видим, что в Ингушетии ставят вопрос о выходе из состава России в условиях геноцида ингушского народа. Можно ли их на фоне признания Южной Осетии и Абхазии задавить силовыми средствами? Я думаю, такой путь сегодня не возможен.

Таким образом, российская политика на Кавказе этим признанием попадает в некую ловушку, выйти из которой без потерь практически невозможно.

Сегодня интерес к российско-грузинским отношениям в нашем политическом сообществе достаточно периферийный. Заметно, что о Грузии больше сейчас говорят пропагандисты, чем аналитики. Никого в сущности, на самом деле, не интересует, что происходит в Грузии. Это неправильно. Но это естественно. Так же, как США после 11 сентября очень мало интересовались внутренней политикой Афганистана и перспективой будущих отношений с ним после войны.

Поэтому хорошо бы выйти из режима бесконечного реагирования. Вопрос в том, чем сегодня следует заинтересоваться. Если судить по словам министра иностранных дел Сергея Лаврова, то надо заинтересоваться восстановлением любви с Америкой. Идея того, что все внешнеполитические вопросы и часть внутриполитических решается путем соглашений с США, сохраняется. Хотя я не помню ни одного вопроса, который был бы реально решен на основе двусторонних отношений с США.

В этой связи очень хорошо, что на нашем горизонте всерьез появился Евросоюз. ЕС возник в нашей внешней политике как значимая сила, как участник – трудный, не обязательно дружественный, но участник урегулирования.

Российско-американский диалог мешал пониманию того, что главным для нашей внешней политики является российско-европейский диалог. Европа – это тот Запад, с которым мы можем разговаривать и иметь дела.

Теперь, когда мы показали силу, встает вопрос, что мы с ней будем делать. Встает вопрос выбора целей. Здесь явно наступила пауза. Это видно и по реакции официальных лиц. А экспертное сообщество не помогает, а порой мешает официальным лицам находиться в пространстве выбора целей.

По поводу рисков у нас тоже господствует позиция, что все «страшно-страшно». Любое действие вызывает шквал возражений, поскольку оно приведет к катастрофе. Но анализа рисков нет. Прошел месяц, а у нас нет реальной картины того, что происходило с 7 августа в Южной Осетии. Я имею в виду фактическое описание, «беспартийное».

Материал основан на выступлениях участников круглого стола «Россия и Грузия после войны: перспективы взаимоотношений», организованного клубом «Открытый форум».