Марксизм-ленинизм живет и побеждает в церкви?

На модерации Отложенный В нашу редакцию прислана рукопись, выстраданная несколькими священниками Русской православной церкви, которые служат давно и чья паства – не из Московской епархии. По объему это – книга, по жанру – крик души (поскольку у настоящих священнослужителей она, конечно, есть). Батюшки рвутся подписать произведение подлинными именами, но мы готовы печатать этот текст только под псевдонимами: право каждого идти на Голгофу, но право ближнего не подстрекать к казни. Остальное будет понятно из текста, мы лишь скажем, что для священника запрет на служение – это больше, чем запрет на профессию. Для настоящего священника невозможность участвовать в литургии – то же, что для философа запрет думать или для поэта – придумывать стихи. Это – лишение свободы.

Рукопись под названием «Церковь с большой и с маленькой буквы» целиком будет в ближайшее время опубликована на сайте «Новой»; ее авторы готовы принять участие в обсуждении поднятых в ней проблем с верующими, атеистами, агностиками или верующими по-другому. В сокращенном варианте (который хорошо отражает содержание рукописи) мы даем лишь отдельные отрывки, но без их редактирования по существу и по стилистике.

…Конечно, поднять и обсудить затронутые вопросы хотелось бы не здесь, а на страницах или на сайтах церковных источников информации. Но, к сожалению, принести подобное сочинение на рассмотрение редколлегии, например «Журнала Московской Патриархии» – это все равно что в советские времена принести рукопись «Архипелаг ГУЛАГ» в редакцию газеты «Правда». Марксизм-ленинизм сгинул, но его идеи еще живут и побеждают не где-нибудь, а в церкви.

В настоящее время религиозно-политическая благонадежность духовенства, помимо приобретения церковных товаров в епархиальной лавке, должна выражаться в неотвратимой подписке на главный печатный орган РПЦ – «Журнал Московской Патриархии». Пролистывая его блестящие страницы, нелегко бывает отбиться от помысла о том, существует ли на земле хотя бы один человек, которого в принципе могут заинтересовать тексты, помещенные в этом апофеозе официоза. Кстати, в советские времена в том же журнале все-таки иногда проскальзывали содержательные материалы.

Спрашивается, а не чреваты ли открытые рассуждения о церковных неустройствах выносом сора из избы? Думается, нет, поскольку в данном случае изба, о которой идет речь, и так для всех открыта, да иначе и быть не может по изначальному предназначению церкви. Важно, чтобы входящие в эту избу, да и проживающие в ней не путали сор, копоть и пыль с мебелью, люстрами и посудой, а громадную кучу мусора перед избой – с самой избой.

Духовных искателей, стоящих у церковных дверей перед вопросом «войти – не войти?», настораживают не столько явные пороки духовенства и церковных христиан, сколько подмены и подделки – иными словами, тьма, выдаваемая за свет. Первое можно спокойно обойти и пойти дальше. А вот во втором есть опасность либо незаметно и глубоко увязнуть, либо стать изгоем в качестве «еретика», «масона», а то и просто «диверсанта», заброшенного в тыл РПЦ врагами православия. Все это сегодня отбрасывает мыслящих людей от Церкви гораздо эффективнее, чем любая атеистическая пропаганда.

…Самый простой и внешний смысл слова «церковь» – храм, строение для молитвенного собрания людей. Пишется это слово, разумеется, с маленькой буквы. А затем, естественно, возникает вопрос о самом высшем понимании обсуждаемого термина… Вокруг него до сих пор не утихают богословские дискуссии. Здесь хотелось бы без комментариев все же привести таковое определение: Церковь есть органическое единство во Христе всех разумных существ (людей и ангелов), устремленных к Богу свободной волей. Греческий термин экклесия, соответствующий понятию церкви, можно перевести как собрание отделенных. Как нетрудно догадаться, имеется в виду отделение от всякого зла и греха. Вот именно и только к этой нерукотворной Церкви, включающей в себя в том числе и все, что проявляет собой образ Божий в любом человеке, приложимы определения «святая и непорочная»… При этом религиозное восхождение человека к своему Творцу является вместе с тем его вхождением в единую Церковь – Церковь с большой буквы. Но практически совершается оно на нашей грешной земле в реальной земной церкви – церкви с маленькой буквы, представляющей собой проявление Церкви идеальной и объединяющей в себе множество средств для религиозной жизни человека.

…Для разговора о Боге требуется вера в то, что за видимым материальным миром стоит его Творец, а за человеческим телом скрывается то невидимое, что называется душой. Без такой веры разговор лишается всякой предметности и смысла… Однако вера необходима не только в религии и в мистике, но во всех областях нашей жизни, а в особенности в современной науке. Разумеется, чем выше познавательный, или, как говорят философы, эпистемологический, уровень истины, тем больше требуется подготовки, желания и культуры мышления для ее постижения. То же самое предлагается человеку и для верифицирования религиозных истин: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф. 5, 8). Это самая простая формулировка необходимого условия опытного богопознания – требование аскетического очищения сердца от страстей. В противном случае, как можно объяснить слепому, что такое солнце?.. А в начале… credo ut intelligam (верю, чтобы понимать) – мáксима Ансельма Кентерберийского…

…Религией можно назвать вероучительные и нравственные положения, воспринимаемые как способы и условия возвращения утраченной связи с Богом. Весьма некорректно отождествлять религию с культовой системой, как это делают некоторые философы… Религия нисходит для нас подобно солнечному лучу Богооткровения, но ее восприятие и понимание конкретным человеком есть некое преломление этого луча в призме человеческого сознания. Проходя через призму, которая сформирована верой, менталитетом, а также и набором человеческих страстей, религия образует на экране нашего восприятия то, что можно назвать частным религиозным устроением. Многочисленные религиозные устроения в рамках одной религии не тождественны как самой по себе религии, так и друг другу... Нередко религиозный искренний человек, ревнуя о чистоте религии, на самом деле отстаивает всего лишь собственное, частное ее понимание, а другой при этом, слушая его, отшатывается, принимая это за существо религии. Как мы знаем из слов Иисуса Христа, интерпретация иудейской религии некоторыми ее блюстителями – фарисеями и книжниками – очень отличалась от того, что возвестил Моисей. Объяснял Он и причину подобного искажения в частном религиозном устроении, образно названную Им закваской фарисейской…

…Рассмотрение ветхозаветного пути евреев указывает на зависимость политического, а также экономического благосостояния народа от религиозного его состояния. Причина Вавилонского пленения, страданий, наносимых Израилю языческими соседями, и, наконец, полного разрушения их государства – крылась не в недостатке военного могущества. Об этом с патриотической болью и настойчивостью свидетельствовали ветхозаветные пророки, а затем и Сам Сын Божий. В том же свете надобно рассматривать и причину крушений двух православных империй – Византийской и Российской. Однако в настоящее время в наших церковных недрах намечается попытка иных интерпретаций. Оказывается, держава Ромеев в XVI веке пала оттого, что обратила свой взор не на Восток, то есть на Русь, а на тлетворный капиталистический Запад. Далее следуют националистические подтексты, отдающие душком фашизма в русской «православной» упаковке. Понятийный аппарат, отсутствие художественного вкуса, не говоря уже о религиозном, требуют отнести произведения на эту тему к разряду партийно-политических агиток, а не к серьезному церковному исследованию. Настораживает, что «предвыборной византологии» предоставляется выход из церковной ограды на уровень массовой пропаганды.

…Лучше вспомнить, как Авраам торговался с Богом по поводу количества праведников, достаточного для сохранения Содома и Гоморры. Десяти не нашлось, и города погибли (Быт. 18, 23-32). Ссылку на этот фрагмент мы находим уже в Новом Завете, а именно в пророчествах Спасителя: «…И ты, Капернаум, до неба вознесшийся, до ада низвергнешься, ибо если бы в Содоме явлены были силы, явленные в тебе, то он оставался бы до сего дня» (Мф. 11, 21-23). Для каждого народа и даже, как мы видим, значительного города существует некая общая равнодействующая отношения к Богу всех его представителей. Она определяется не только количеством склоняющихся к добру или к злу, но также и мерой их склонения. Одна целеустремленная душа перевешивает на невидимых весах тысячи, а то и сотни тысяч индифферентных к духовной жизни субъектов. К историческому времени трагедий Израиля, Византии и России их равнодействующая всенародного упования, общегосударственная духовная интенция, отклонилась от неба до какой-то критической отметки. А уж в какую сторону пошла она пресмыкаться по земле: на запад или на восток – какая разница?

...Израильские зилоты проклинали римлян как поработителей, призывая всех евреев к национально-освободительной борьбе. Но Христос почему-то не захотел становиться их лидером и освобождать таким образом свой народ от чужеземных захватчиков. Очевидно, Израиль, да и весь мир человеческий был оккупирован гораздо более страшными агрессорами, иго которых надлежало свергнуть Сыну Божиему. Но в том-то и дело, что от власти каких-то невидимых инспираторов привычных грехов в недрах собственного сердца мало кто захотел, да и поныне хочет избавляться. То ли дело инородцы: они всем видны, они – чужие, мы их к нам не звали – вот они и виноваты во всех наших несчастьях… Когда апостолы предлагали спалить самарянское селение за то, что его жители отказались принять Христа, вот что Он им ответил: «Не знаете, какого вы духа; ибо Сын Человеческий пришел не губить души человеческие, а спасать» (Лк. 9, 55-56).

…Велика была радость евреев, освобожденных Богом и изведенных Моисеем из египетского рабства. Но чем дальше отходил Израиль от страны Фараона, тем больше обнаруживались следы этой языческой державы в сердце почти каждого представителя спасшегося народа. Понадобилось сорок лет странствий, доколе египетский синдром не умрет в должной мере вместе со всеми героями еврейской пасхи. Прошло почти двадцать лет со времени исхода Русской православной церкви из «советского Египта». Обнаруживаются, конечно же, и следствия этого освобождения: открываются старые и строятся новые храмы и монастыри, распространяется религиозная литература, звучит церковная проповедь через СМИ. Открываются духовные семинарии и училища, а священники свободно приходят в школы и светские учреждения. На этом, пожалуй, перечень изменений в жизни РПЦ можно считать исчерпанным. И касаются они исключительно внешнего устроения Церкви. К сожалению, о каких-то внутренних изменениях говорить не приходится: их просто нет…

Наша церковь с маленькой буквы продолжает оставаться не просто закрытым обществом, а старым котлом, собранным из осколков после взрыва и тщательно задраиваемым по всем швам. Создается впечатление, что идеалом всех членов современной русской церкви является реставрация во всех деталях того, что когда-то разлетелось на куски, подобно, например, восстановленному в Москве храму Христа Спасителя. Пока никаких работ над ошибками и попыток осмысления причин церковной катастрофы в недрах РПЦ практически ни на каком уровне не наблюдается. Нельзя сказать, что в светской России процесс осознания собственных провалов недавнего прошлого (да и настоящего) идет особенно быстро, но все-таки идет. О причинах же бедствий и болезней церкви с маленькой буквы со стороны ее представителей в лучшем случае звучит общая фраза: «за грехи наши»… И не более того…

Современные епархии напоминают помещичьи угодья, правящие архиереи – помещиков, ну, а прочие клирики – соответственно – крепостных мужиков. Все приходы обязаны отдавать в епархию месячный оброк: раньше он назывался архиерейским тяглом (отсюда «тягловые попы»), а сейчас – епархиальными взносами. Они обладают необыкновенно прогрессирующим свойством, так что зря злые языки говорят, что в нашей церкви сплошной застой и регресс. Епископ имеет право без всяких объяснений перевести священника из храма в храм или из прихода в приход, что нередко и происходит даже с клириками, прослужившими на одном месте не один десяток лет. Бывает, чем-то не угодил настоятель, а бывает, и просто чтобы служба медом не казалась. Стенания прихожан, полюбивших своего батюшку, а тем более его интересы: семья, хозяйство и прочее – во внимание не принимаются. Перевод в другую епархию к другому барину также невозможен в случае получения от своего запрета на служение. Совсем недавно именно такое постановление, упраздняющее церковный «юрьев день», было обнародовано. Так что и у нас тоже наблюдается развитие: церковное крепостное право крепчает.

Никакой клирик да не дерзнет без архиерейской санкции прийти на какой-нибудь семинар или конференцию, проводимую светскими организациями даже по вопросам философским или богословским. А уж выступление или какая-нибудь публикация без предварительного просмотра и дозволения епархиальной цензуры, называемой теперь «информационным отделом», квалифицируется просто как смертный грех. Нельзя забывать и про отработку барщины. Заключается она в периодических поголовных сгонах духовенства на епархиальные мероприятия. Разновидностью становятся уличные шествия с продолжительными митингами на центральных площадях. Называется это официально крестными ходами, тем более что клириков обязывают приносить с собой хоругви и иконы. Трудно сказать, как может выглядеть в очах Божиих принудительный прогон людей с унылыми лицами и с одной стойкой мыслью: когда же все это кончится? Уж коли архиерейская барщина неотвратима, лучше бы сгонять батюшек на епархиальные субботники по уборке территории: всяко легче бревно тащить, чем бороться с отвращением к ни в чем не повинному православному обряду крестного хода. Армейская обстановка в этом смысле честнее: силовая структура – никуда не денешься… А вот, спрашивается, куда денешься из некоторых мест церкви с маленькой буквы – казалось бы, совсем противоположной структуры, где тем не менее смиряют, унижают и подавляют личность, – непонятно. Причем в таких местах любители смирять, унижать и подавлять зачастую убеждены, что делают это исключительно «для твоего же спасения». И здесь христианство уже не ветшает, как, например, в доведении наших религиозных выражений до буквалистического абсурда, а просто кончается, да и то в лучшем случае, а в худшем – обзаводится приставкой «анти».


…Крепостные оковы не могут не простираться и на область православного богословия. Полбеды еще, если цензор или ревностный борец за чистоту Православия, повинуясь частному религиозному устроению, искренне выискивает крамолу. Однако нередко в ересеборчестве усматривается средство выслужиться и сделать карьерный шажок. Прецеденты опускания «еретиков» по большевистским технологиям борьбы с оппортунизмом имеются.

Несмотря на призывы заморозить православное богословие до абсолютного нуля по Кельвину, запаяв догматический гербарий, все же какие-то крохотные сдвиги в переосмыслении схоластических штампов происходят. Некоторые мысли прот. Г. Флоровского, И. Мейендорфа и В.Н. Лосского иногда цитируются в положительном контексте. А вот достать работу В.В. Болотова «Тезисы о Filioque» ненамного легче, чем «Архипелаг ГУЛАГ» в брежневскую эпоху. Зато литературу антисемитских оттенков можно приобрести во многих церковных лавках: ее подчас особо предлагают продавцы и не в коммерческих целях, а ради самой идеи. В советско-крепостном сознании значительной части церковного пространства, нередко весьма далекой от всяких богословских, а тем более философских интересов, Булгаков и Флоренский – еретики, Мень – жидомасон, агент мирового сионизма, оккультист и католик в одном лице, а потому книги их надо просто сжигать. И сжигают: кто на огне своего частного религиозного устроения, а кто и отнюдь не символически...

Свою последнюю работу «К вопросу об схождении Святого Духа» Лосский заканчивает фразой: «Лучше мыслить о Святой Троице, принимая на себя риск всегда возможных ошибок, чем только повторять священные формулы в ленивом и самодовольном безмыслии...». Прот. Г. Флоровский в эпилоге к «Путям русского богословия» прямо указывал на «гербаризацию» церковных догматов как главную причину революционного низвержения Православия в России. А вот призыв к вероучительному философскому исследованию одного из трех великих вселенских учителей Церкви свт. Григория Богослова: «Философствуй мне о мире или о мирах... о Воскресении, Суде, воздаянии, страданиях Христовых, ибо в таких предметах и достигать цели небесполезно, и ошибаться безопасно».

Сойдем теперь по лестнице церковного образования ниже, а именно к вопросу о введении в школах обязательного предмета «Основы православной культуры» («ОПК»). Конечно, очень бы нам хотелось вложить в наших детей, помимо знаний естественных и гуманитарных наук, также и представление о смысле человеческой жизни, о богооткровенных истинах и о религиозном пути человечества. Но знания о Боге – это одно, а знание Бога и стремление к Нему – это другое. Как показывает опыт преподавания в школах литературы – предмета наиболее близкого к «ОПК» – можно вбить в голову ребенка достаточно большой объем знаний: когда писатели жили, что и о чем писали, – но при этом всерьез и надолго отбить вкус и желание читать этих пройденных в школе авторов… Евангелие – это не «ОПК», его свет – не принудительно горящая лампа в камере СИЗО.

Но не только крепостной застой в образовании, управлении, богословии и иных выражениях церкви с маленькой буквы угрожает ее соскальзыванию в тупиковую колею. Оказывается, что паралич, сковавший крепостными цепями церковный организм, отнюдь не мешает его прорыву в номенклатурную элиту государства. Образовавшийся после крушения марксизма идеологический вакуум уж очень хочется чем-то заполнить – и не только государственным мужам, а подчас и представителям церкви. Но поскольку ничего нового сколько-нибудь серьезного для этой цели не подворачивается, да и вряд ли подвернется, то взор невольно обращается к плохо забытому старому, т.е. к православию как одному из звеньев русской парадигмы XIX века: «православие – самодержавие – народ».

Одно дело православие как идеология, а другое – исполнение христианских заповедей на государственном уровне. Здесь потребуется их расширение и в отношениях с собственным народом: например, в сфере уголовной репрессии; и даже в мировом масштабе: например, возлюбить другие народы и государства как свои собственные. Но кто же из наших политиков захочет эдак расшириться? Да и земная наша церковь тоже вряд ли решится на этом настаивать: тут ведь совсем не то что призвать к «православному» мечу против неверных. А потому открытое безбожие со стороны государственной власти не так опасно, как «благочестивое» доведение Церкви до полицейского казенного православия.

Как и в случае с оскудением света в сердцах христиан, когда церковная соль теряет свою силу и ее попирают посторонние церкви люди, здесь можно говорить об общем суммарном властолюбии членов церкви с маленькой буквы. Оно-то и определяет отклонение общей церковной составляющей от заповеданного пути. Чем больше мера любоначалия у правящего архиерея, тем сильнее стимулируется развитие той же страсти у его клириков, а чем более безразличен к власти владыка, тем меньше любит ее и духовенство его епархии. Чтобы церкви с маленькой буквы не превратиться в идеологический придаток государства или не обратиться самой в государственную машину с казарменным режимом, каждый из ее членов должен выкорчевывать собственное властолюбие. Мы призваны не поклониться власти как кумиру в своем сердце. А для этого важно видеть ее проявления, не называя черное белым. Подобает по апостольским заповедям покоряться власть имущим как в церковной иерархии, так и в государственных структурах, но не безмолвствовать об искажениях и уродствах, порождаемых сердечным поклонением власти.

Священнослужители N-ской епархии