Нужно ли управлять наукой? Часть I

Перестройка затронула, наконец, и Академию наук. В институтах обсуждается проект Положения о выборах директоров и других начальников. Положение разработано в Президиуме АН СССР и разослано вдогонку с проектом Устава института, бумагой столь казенной и малосодержательной, что обсуждать ее как-то не хочется. Положение о выборах уже интереснее, как и кого выбирать – дело важное. И понятен пафос известных ученых, недавно писавших об этом в «Литературке» (ЛГ. 1987). Но все же выборы – лишь часть системы управления наукой, а перестраивать нужно всю систему.

Основной тезис данной статьи заключается в следующем. Сейчас наука управляется у нас административными методами, а методы эти противоречат самой её сути. С другой стороны, для фундаментальной науки не годится и хозрасчетная структура, на которую переводятся теперь экономика и прикладная наука.

Сложившаяся в нашей стране система управления описана в ряде художественных и публицистических произведений, вышедших в самое последнее время, наверное, ярче всего – в романе А. Бека «Новое назначение» (Знамя. 1986. №10, 11). В блестящей рецензии Г. Попова на этот роман (Наука и жизнь. 1987. №3) это понятие – Административная система – названо и концептуализировано. По сути дела об это же пишет и Ю. Корхов в своей статье «Паутина принуждения» (Новый мир. 1987. №5). Но он называет и альтернативную структуру управления (всячески вытесняемую и подавляемую Административной системой) – самодеятельность.

Суть Административной системы сформулирована уже давно. Система – машина, люди – винтики. Возникнув в политике и экономике, Административная система распространилась на все сферы нашей жизни, в том числе и науку. Можно спорить о том, нужны ли были в свое время административные методы управления в экономике и в какой мере они нужны теперь. Но науке, как и всякой творческой деятельности, они явно противопоказаны. И если она существует и даже добивается успехов в этих условиях, происходит это не благодаря, а вопреки сложившейся системе управления. Наука – живой организм. И механические методы управления противоречат основным принципам, которым подчиняется жизнь науки и ее отношения с обществом.

Сделаем оговорку. В дальнейшем, говоря о науке, мы будем, прежде всего, иметь в виду науку фундаментальную (в отличие от науки прикладной). При всей общности науки, фундаментальные и прикладные исследования отличаются своими целями. Фундаментальную науку интересует, как устроен мир, ее цель – построение картины мира. Задача прикладной науки – научиться использовать это знание о мире и применять его на практике.

Наука и общество

Приведем принципы, организующие жизнь фундаментальной науки. Принципы эти носят, конечно, идеальный характер. Но они лежат в основе профессионального самосознания каждого научного работника.

I. Наука самодеятельна по самой своей сути. Слово самодеятельность понимается здесь в его исходном значении: «проявлении личного почина, творческого начала в каком-либо деле, активная самостоятельная деятельность» (Словарь русского языка в 4-х томах, М., 1981), «действие от себя, из себя» (В. Даль). Самодеятельность науки складывается из многих составляющих. Рассмотрим некоторые из них.

Мотивация. В науке есть своя система ценностей. Научный работник работает не за деньги и не по указанию начальства. Он занимается своим делом, потому что это – его дело, его профессия и призвание. Он будет заниматься им независимо от своего служебного положения. Цель его – получить результаты, значимые в его глазах и в глазах его коллег. Это не значит, конечно, что ему не нужны деньги – он нормальный человек, может волновать его и внешний успех – известность и карьера. Но по гамбургскому счету он оценивает себя и своих коллег в зависимости от полученных научных результатов. Конечно, в науке есть и жулики, и имитаторы, и просто случайные люди. Но не об этом речь.

Оценка научных результатов. Наука – творческая деятельность и не существует никаких «измерителей», никаких точных методов оценки конкретных научных результатов и вклада того или иного ученого в развитие своей области. Есть, конечно, система формальных показателей деятельности научного работника – число публикаций, цитируемость тех или иных работ, карьерные достижения – степени, звания, премии, должности и т.п., но все это, конечно, косвенные показатели. Они могут быть полезны для грубой оценки, для статистики, для науковедения. Но в сознании каждого научного работника существует собственная «табель о рангах», часто резко отличающаяся от формальных показателей и, как правило, весьма субъективная. По-видимому, лучшим судьей является коллективное общественное мнение, сравнительно объективно оценивающее реальную картину, но даже и такие оценки не всегда справедливы. Хорошо известны случаи, когда выдающиеся работы не воспринимались современниками и переоткрывались через много лет.

Свобода в выборе исследования. Описанные выше мотивы деятельности ученого определяют и то, что он сам выбирает темы своих исследований. Он  занимается тем, что ему интересно, работает в том направлении, где надеется получить значимые результаты. Конечно, на этот выбор влияют результаты его коллег, внешние обстоятельства, но выбор он делает сам и за этот выбор расплачивается судьбой.

Самоорганизация науки. Журналисты иногда пишут, что время отдельных ученых прошло, теперь, мол, работают научные коллективы, эдакие фабрики научных открытий. Это, конечно, миф. Как правило, ученый работает один или в небольшой команде. Но наука – не механическое объединение индивидуумов или таких команд. Это чрезвычайно сложный организм, живущий и развивающийся по своим законам. Прежде всего, ученому очень важен круг людей, способных его выслушать и оценить его идеи. Очень удобно, когда такие коллеги работают в той же организации или живут не слишком далеко. Роскошь профессионального общения – это необходимый большинству ученых комфорт, дающий подтверждение личностного существования в науке. Но не все коллеги живут рядом – наука существует в какой-то мере независимо от ведомственных и даже государственных границ. Ученые, занимающиеся одной проблематикой, часто работают в самых разных организациях и рассеяны по всему миру. Но они образуют «невидимые колледжи», следят за работами друг друга. Именно их совместными усилиями, координируемыми общими научными интересами, шаг за шагом решаются проблемы в данной области. При этом существует много ролей, в которых выступают работающие в науке люди. Есть экспериментаторы и теоретики, первооткрыватели, часто достаточно невнятно пишущие о своих открытиях, и систематизаторы, «осмысливатели», вставляющие свои и чужие результаты в ткань научного знания, есть популяризаторы и педагоги. Конечно, часто одни и те же люди выступают сразу в нескольких таких ролях. Участвуя в системе образования, ученые сами занимаются подготовкой кадров науки. При этом очень важны отношения учителя с учениками, существование научных школ, позволяющих молодежи входить в атмосферу науки.

Информационная среда науки. Научная деятельность невозможна без коммуникации ученых. Это постоянно ведущийся диалог (ученого – с коллегами, с существующим представлением о мире). Каждая научная работа, научный результат – это как бы ответ на некоторый вопрос (часто впервые четко поставленный в этой же работе). Получив результат, который представляется ему достаточно интересным и значимым, научный работник публикует его, адресуя его своим коллегам – знакомым и незнакомым. Он как бы помещает этот результат в информационную среду и сам в свою очередь извлекает оттуда результаты, полученные его коллегами. Среда эта устроена довольно сложно. Это и личные контакты, и переписка, обмен рукописями, препринтами и оттисками, семинары и конференции, научные журналы и другие издания, а также система научной информации, оказывающая научным работникам все расширяющийся спектр информационных услуг.

Научная этика. Для науки очень важна атмосфера, климат, в котором она существует. Климат этот во многом зависит от внешних воздействий, но есть и внутренняя сила, его формирующая. Это научная этика – профессиональный кодекс чести ученого. Научная этика образует как бы силовое поле, в котором живет наука, регулируя в той или иной степени все поведение научного работника – его отношение к работе (внутренняя честность при проведении исследования, трудолюбие и пр.), к своим коллегам (дружелюбие, терпимость и, в то же время, честное выражение своего мнения), правила публикации, ссылок на чужие работы и т.п.

II. Фундаментальная наука не занимается внедрением результатов. Обывательское стремление требовать от нее непосредственной пользы основано на непонимании ее сути. Как уже говорилось, фундаментальную науку интересует, как устроен мир. Конечно, это не значит, что научный работник, ведущий фундаментальные исследования, не интересуется практикой – из нее он иногда черпает постановки своих задач. И его интерес к тем или иным направлениям исследований часто связан с их практическим значением. Но все же цель его – открыть, понять механизм того или иного явления.

Успехи прикладной науки основаны на достижениях фундаментальной. Именно эти достижения «прикладываются» для решения практических задач. Однако не существует способа запланировать те исследования, которые будут заведомо полезны для приложений. Только сами ученые способны определить перспективность тех или иных направлений фундаментальной науки, да и то с достаточной степенью неопределенности.

Нужно сказать, что иногда грань между фундаментальной и прикладной наукой достаточно размыта, особенно теперь, когда дистанция, отделяющая научное открытие от времени его использования, составляет считанные годы.

Ученые нередко участвуют в прикладных проектах, основанных на достижениях фундаментальных наук (таких как Манхэттенский проект или соответствующие советские проекты). Существует тенденция к более тесному соединению фундаментальной науки с прикладными разработками. Обычно подчеркивают достоинства такого сближения как для науки, так и для практики. Однако высказываются и справедливые опасения.

«Заказчики» научных исследований часто пытаются накладывать на науку ограничения, противоречащие принципам научной жизни (ограничение свободы публикаций, мотивируемые либо государственными интересами, либо коммерческой тайной, попытки диктовать выбор тематики и т.д.).

III. За науку платит общество. Профессия научного работника в чем-то аналогична другим творческим профессиям. Но в каком-то смысле его положение в обществе сложнее, чем положение писателя и художника. «Не продается вдохновение, но можно рукопись продать». Однако научные рукописи не очень-то продаются. Научные журналы за статьи, как правило, не платят (а если и платят, то суммы, несопоставимые с трудом, затраченным на получение результата). И это естественно. Читатели научных статей – это сами научные работники. Наука не может сама себе платить. За науку платит общество. Зачем оно это делает? Для чего наука нужна людям? Наверное, прежде всего, чтобы они чувствовали себя людьми. Наука – часть культуры. Исследования историков и литературоведов не приносят непосредственного экономического эффекта, но никто не сомневается в их значимости для культуры. Достижения естественных наук – тоже в первую очередь культурная ценность. Мы учим в школе математику, физику, биологию и эти дисциплины, так же, как история и литература, формируют наше отношение к миру, наше мироощущение.

Но очевиден и материальный интерес общества к естественным наукам. Уже говорилось, что прикладная наука и вызываемый ею технический прогресс, в конце концов, основаны на достижениях фундаментальной науки.

В условиях перестройки экономики прикладные исследования можно и должно переводить на хозрасчет и самоокупаемость. Неспособные себя прокормить прикладные исследования никому не нужны. Но фундаментальная наука в принципе не может окупить себя в короткий срок, хотя без нее невозможными становятся будущие приложения. Поэтому принцип хозрасчета здесь невозможен.

Финансирование фундаментальных исследований возможно только на одном принципе – на доверии, доверии всего общества по отношению к научному обществу. Фактически так оно и происходит, и на Западе, и у нас. Средства, отпускаемые обществом на развитие фундаментальной науки, можно считать пособием, получаемым ученым за их «основную» работу – получение новых знаний (раньше это пособие нередко платили меценаты, теперь их роль выполняют обычно государство и промышленность).

Кроме своей основной работы, ученые занимаются еще и передачей знаний. Преподавание, популяризация, консультации – стандартная «нагрузка» научных работников. И вознаграждение за эту их «дополнительную» работу скорее уже можно считать их «зарплатой».

Необходимость в системе оплаты науки, действующей по сформулированным выше принципам, не приспосабливая их к сиюминутным потребностям общества, была осознана в США почти полтораста лет назад.

В книге А.М. Кулькина «Наука, Политика, Капитализм» (М.: Мысль, 1987) приводятся принципы, касающиеся организации науки, выдвинутые в 1842 году Ф. Хасслером, первым директором Берегового дозора США:

1)      Помощь ученым должна оказываться на долгосрочной основе, без ограничений во времени, ибо ученые не в состоянии приспосабливать исследования к произвольным календарным срокам бюджета.

2)      Ученый имеет право на выбор направления и цели исследования, ибо открытие нового знания несовместимо с жесткими формами научной мысли и экспериментирования.

3)      Свобода публикаций – необходимое условие научной деятельности.

4)      Обеспечение постоянной связи ученых США с международной общественностью – основа их плодотворной деятельности.

В книге А.М. Кулькина отмечается, что «эта система принципов явилась основой теоретического, политического и правового самосознания ученых США». Характерно также понимание того, что «индивидуальные усилия ученых лучше всего координируются в случае отсутствия их координации».

Говоря об этом, автор книги отнюдь не идеализирует положение науки в США, вынужденной использовать фонды, выделяемые на оборону и дотации промышленных фирм. Тем не менее, те, от кого зависит распределение фондов на исследования, вынуждены считаться с тем, что несоблюдение этих принципов ведет к деградации науки и, соответственно, к уменьшению ее возможностей влиять на развитие технологии и обороны. Именно по этим соображениям военные ведомства США оказывают финансовую поддержку многим научным исследованиям, не имеющим прямого прикладного значения.

Организационные формы науки

Итак, наука самодеятельна, но она живет на «пособие», которое ей платит общество, и на косвенные доходы, получаемые ею за передачу знания. Как велико должно быть это пособие, кто и как его должен распределять? Как должна быть организована наука?

Естественно, что размер этого пособия определяет общество. Оно не может быть слишком щедрым, в то же время излишняя скупость может дорого ему обойтись. Надо сказать, что фундаментальная наука обходится сравнительно дешево, а отдает обществу сторицей. Число людей, занимающихся фундаментальными исследованиями, составляет сравнительно небольшую долю от числа всех научных работников – по приблизительным оценкам (а точными они быть не могут, границы всегда размыты) она составляет около 10%. Даже в Академии наук доля не превышает 50%. Правда, иногда инструменты фундаментальной науки – мощные ЭВМ, ускорители, телескопы – стоят довольно дорого. Но это дороговизна инструментального обеспечения и при оценке особо больших затрат такого типа правомерно исходить из ожидаемых выигрышей прикладного характера.

А вот как распределять деньги, какие работы нужно финансировать – это решения лучше предоставлять самим ученым. Оценка сложности, ценности и значимости научных результатов может складываться только в научном сообществе в процессе демократического обсуждения компетентными людьми. Никакой администратор, стоящий вне этого сообщества, такую оценку провести не способен. Он может только довериться научному сообществу. Поэтому нужно заботиться о всемерном развитии демократических механизмов в научном сообществе и о привлечении этих механизмов к решению вопросов о финансировании научных исследований.

Самодеятельность науки, то, что она в каком то смысле самоуправляема, не означает, что она может существовать вне всяких организационных форм. Прежде всего, для своих внутренних целей наука вырабатывает те или иные административные механизмы – например, механизм отбора докладов на конференции или статей в журналы (программные комитеты, система рецензирования и т.п.). И вообще, всякая большая структура не может существовать вне административных рамок – они организуют и ее внутреннюю жизнь, и ее связи с обществом. Но эти рамки, эти административные механизмы могут соответствовать сущности науки, ее системе ценностей, а могут быть ей чужды, и, тем самым, тормозить, а иногда и отравлять ей жизнь.

Рассмотрим основные схемы, существующие в организации науки, а затем более подробно административную структуру, принятую для управления академической наукой в нашей стране.

Университетская формы науки. Здесь совмещаются профессии научного работника и преподавателя. Сотрудник университета тратит часть времени на преподавание и как бы за это получает большую часть своей зарплаты. Остальное время он посвящает научной работе, выбирая тему своих исследований по своему вкусу. Обычно преподавательская нагрузка на Западе не очень велика, и деятельность сотрудника университета оценивается по совокупности его занятий – преподавательской и научной работы. Само по себе сочетание преподавания и научной работы очень естественно. Преподавание расширяет кругозор научного работника, повышает его методологическую культуру и т.д. С другой стороны, очень важно, чтобы студентов учили люди, непосредственно работающие на передовом крае науки. Общение с ними заражает студентов необходимыми для творчества ферментами. В таких условиях естественным образом готовится научная смена, формируются научные школы.

Университетская форма организации науки в разных ее вариантах принята, в основном, на Западе, где в университетах, по оценкам, выполняется свыше половины всех фундаментальных исследований. Наша вузовская наука организована, увы, не так. Вузовский преподаватель задавлен непомерной педагогической нагрузкой (она в несколько раз превышает нагрузку его западного коллеги) и далеко не всегда способен работать в том темпе, которого требует от него современная наука. Тем не менее, в наших вузах проводится значительная часть фундаментальных исследований, в частности, теоретических работ.

Контрактные исследования. В организации исследований на Западе большую роль играют разного рода фонды, государственные и общественные (Национальный научный фонд, Фонд Форда и т.п.), финансирующие полностью или частично проведение тех или иных работ. Заметим, что решения о финансировании принимают не чиновники, а комиссии, состоящие из высококвалифицированных специалистов в данной области, рассматривающие заявки претендентов. Фондов много, и условия, на которых они субсидируют исследования, весьма разнообразны. Заметим только, что средства из этих фондов получают, как правило, люди, состоящие в штате университетов и других организаций. Существующая система хоздоговорных исследований в наших вузах охватывает только прикладные работы. Контрактная форма финансирования фундаментальных работ только начинает обсуждаться.

Бюджетное финансирование. Наконец, наиболее знакомая нам форма – бюджетная, когда для разработки той или иной тематики создается специальной учреждение (лаборатория, институт) и финансирует его, как правило, государство. Такого рода научные учреждения есть на Западе, так работают (точнее, работали до принятия постановления о новых формах финансирования науки) большинство учреждений нашей страны.

Эта статья была написана прикладным математиком (theoretical computer science) и лингвистом Владимиром Борисовичем Борщевым вместе с математиком и философом Юлием Анатольевичем Шрейдером на заре Перестройки, в 1987 г.