Каким президентом будет Медведев, покажет мир после войны

Традиция отмечать первые сто дней нахождения у власти идет со времен Наполеона. Это тот рубеж, который позволяет определить политическое лицо нового правителя, а за ним – и будущее страны. Однако в нашей ситуации не все так просто. Формально 14 августа исполнилось сто дней президентства Дмитрия Медведева, а фактически – это стодневный юбилей «властного тандема» Путин–Медведев. Так выбирали: не просто президента Медведева, а президента Медведева с премьером Путиным. Поэтому лицо российской власти было по-прежнему путинским, хотя в нем и проглядывали медведевские черты.

Спрос на жесткость

Медведева, как выбор Путина на роль кандидата в президенты, идеологически активное ядро путинского большинства встретила с заметным скепсисом. Привыкшие к путинскому стилю управления, они увидели в преемнике возможного либерала, которому не хватает не только опыта, но и решительности. Медведева, конечно, поддержали (поддержали бы любого, на кого указал Путин), но при этом выставили ему массу условий и предупреждений, смысл которых состоял в том, что он не имеет права ни на йоту сбиваться с «курса Путина».

Сторонникам продолжения жесткой линии, обозначенной Путиным, особенно не пришлась по душе реакция Запада на Медведева: ожидание политической «оттепели» внутри страны и начала международного сотрудничества в стиле soft power («мягкой силы»). «Медведеву необходимо избавиться от своего либерального имиджа, ему надо демонстрировать большую жесткость», – советовали аналитики. На что сам Путин однажды иронично заметил: «Вы еще узнаете Медведева. Он вам понравится».

Через день после своей инаугурации новый президент России принимал на Красной площади военный парад, посвященный Дню Победы. Формат парада был необычным: по центру столицы шли тяжелые танки, везли «Тополя» и «Искандеры», реактивные системы «Смерч» и пусковые установки С-300 «Фаворит», а в небе ревели истребители-штурмовики и стратегические бомбардировщики. Такого «железного кулака» страны не видели уже 18 лет, и особого оптимизма насчет мирного будущего он не вызывал. Впрочем, отношение народа к публичному бряцанию оружием было, в целом, положительное: согласно опросам ВЦИОМ, 68% россиян в той или иной степени одобрили возвращение старой советской традиции.

Парад, как милитаристский спектакль, – это всего лишь символ. Но когда власть вдруг решается демонстрировать оборонную мощь страны именно таким наглядным способом, значит, она хочет послать стране и миру определенные сигналы. Какие? Во-первых, это был сигнал о том, что слухи о полном развале российской армии сильно преувеличены. На самом деле она вполне боеспособна – у нее не только новая форма от Юдашкина, но и хорошее военное оснащение. Россия готова отстаивать свои геополитические интересы и активно участвовать в формировании мирового порядка. Во-вторых, это был сигнал о том, что гражданский преемник Путина в роли верховного главнокомандующего будет не в меньшей степени «силовиком», чем «юристом».

Речи, которые произносятся на подобных мероприятиях, как правило, довольно формальны. Но так уж получилось, что выступление Медведева на военном параде 9 мая стало почти судьбоносным. Заявив, что мы должны помнить уроки той войны и делать все, чтобы такие трагедии больше не повторялись, президент сказал: «Надо крайне серьезно относиться к любым попыткам посеять расовую или религиозную вражду, разжечь идеологию террора и экстремизма, к намерениям вторгаться в дела других государств, а тем более – к попыткам пересмотра границ. Нельзя допускать пренебрежения нормами международного права – права, которое было выстрадано всем мировым сообществом, права, без которого невозможна безопасная жизнь и справедливый миропорядок». Никто не мог предположить тогда, что спустя всего лишь три месяца именно Россию будут обвинять и во вторжении в дела другого государства, и в попытке пересмотра границ, и в пренебрежении нормами международного права.

Войну никогда не ждут, но всегда к ней готовятся. И всегда она начинается слишком неожиданно. То, что произошло в ночь на 8 августа – безусловно, провокация. Но было бы слишком наивно называть провокатором только Саакашвили, который решился на операцию по «наведению конституционного порядка» в Южной Осетии. И его план – накрыть шквальным огнем спящий Цхинвал, а затем штурмовать город, уничтожив одновременно и мирное население, и осетинских ополченцев, и российских миротворцев – не так безумен, как кажется на первый взгляд. Грузинский президент на сто процентов был уверен в том, что российская армия придет осетинам на помощь. И также абсолютно он был уверен в том, что это выльется в военный конфликт России с НАТО, в жесткое противостояние России с Америкой.

Утверждения западных политиков, что Саакашвили «не так понял» поддержку его режима со стороны США и ряда других стран, не выдерживают критики. Он все правильно понял и правильно рассчитал. И его покровители тоже отлично знали, что должно случиться в Южной Осетии, вплоть до даты начала провокации. Видимо, именно они подсказали ему тонкий ход: выступить накануне по телевидению, объявив об одностороннем отказе от силовых действий и напомнить, что 8 августа в час дня Грузия, Южная Осетия и Россия начинают в Цхинвале мирные переговоры. Грузинские военнопленные сегодня признаются, что приказ о начале наступления был получен ими до телеобращения Саакашвили.

И Вашингтон, и руководство НАТО теперь клянутся в том, что они всячески отговаривали грузинского президента от военной операции в Цхинвале. Так значит, эти планы все же обсуждали? Напрашивается единственный логический вывод из этой грязной истории: это был «пробный шар» в отношении России, брошенный руками Саакашвили. Все, что произошло потом – и суточное молчание ведущих телекомпаний мира о грузинском штурме Цхинвала; и мерзкое передергивание фактов; и информационная истерика; и демонстративные акции солидарности с Грузией, на которую «напала» Россия; и циничные заявления о малом количестве трупов (помощник госсекретаря США Мэтью Брайз утверждает, что в Цхинвале убито только 44 человека), – это явления одного порядка.

У каждого плана есть несколько сценариев. Сейчас реализовывается один из них. Самый, видимо, подходящий для Запада: и в прямую войну не ввязались; и есть повод примерно наказать Россию за «непропорциональный ответ»; и открылась возможность приблизить НАТО вплотную к российским границам.

Понятно, что немного не рассчитали. Не думали, что в ответ на объявление Грузией войны Россия поведет себя так, как ведет себя Америка во время проведения «миротворческих операций». То есть не только вытеснит грузин с юго-осетинской территории и разобьет их стратегические высоты вокруг Цхинвала, но и нанесет серьезный урон военным объектам, которые находились, естественно, в «ядровой зоне» Грузии. Никакие другие меры по принуждению к миру не могли отрезвить провокатора.

Да и эти, собственно, не отрезвили, а только испугали его, заставив жевать перед телекамерой свой собственный галстук. Но Западу нужен именно такой Саакашвили, который открыто клянется «отомстить России». Никто из американцев и европейцев не одернул и госминистра Грузии по вопросам реинтеграции Якобашвили, который прямо заявил: «Это только начало. Мы вернем наши территории без сепаратистов». Такие заявления на самом деле просто необходимы для поддержания мобилизационного духа грузин. И США, и НАТО пообещали в короткое время не только восстановить, но и значительно усилить военный потенциал Грузии. Значит, не остается никаких сомнений и в предопределенности случившегося, и в том, что это только короткая мирная передышка.

«Боевое крещение» Медведева

И все же российско-грузинская война закончена. Не следует называть ее «победоносной» для России, но то, что для Медведева это стало большим испытанием, которое он выдержал, – это очевидно. Однако теперь ему требуется не только востребованная ранее жесткость, но и разумная гибкость президента, который хочет нормального будущего своей стране.

Россия сделала главное: планы поджечь весь Кавказ сорваны, маски со многих прямых и косвенных участников этой трагедии сброшены и остается только спокойно и уверенно отстаивать свою правоту. Ясно, что это будет непросто. Но не потому, что Россия в последние годы вернула себе имидж советского «агрессора» (о чем постоянно твердят некоторые наши и зарубежные эксперты), а потому, что Запад по-разному трактует нормы и правила поведения государств, особенно в части применения силы.

Согласно международному праву, решение применять ее может выносить только Совбез ООН. Но это правило было нарушено и в Югославии, и в Ираке. США официально заявили о том, что применят военную силу, если это в интересах безопасности Америки. Право на силовые действия закрепили за собой также такие организации региональной безопасности, как НАТО, СНГ и ОДКБ. Международное право допускает применение силы в целях самозащиты и для подавления очевидной внешней агрессии. Американцы же дополнили эти нормы доктриной «упреждающих ударов», но применять такое упреждение они разрешили только себе.

И теперь мировое сообщество даже не пытается разобраться в том, имела ли Россия формальное право выступить в защиту своих миротворцев и одной из конфликтующих сторон, на которую было совершено вероломное нападение, и насколько «адекватным» было применение ответной силы. Задача на заданную тему решается однозначным ответом, который в максимально короткой формуле обозначил бывший представитель президента США на Балканах Холбрук: «Какие бы ошибки ни совершил Тбилиси, они не могут оправдать действий Москвы».

Правда, очень мешает гуманитарная катастрофа в Южной Осетии. Как ни пытаются приуменьшить ее масштабы и преувеличить масштабы бедствий в Грузии, это несопоставимо. Поэтому среди гвалта осуждающих Россию голосов иногда прорываются и другие мнения. Так, посол США в России Байерли заявил, что российская армия обоснованно ответила на нападение на миротворцев (осетинское население как российских граждан американец в расчет, конечно, не берет), но в итоге «зашла слишком далеко». Посла, видимо, за это накажут, потому что его слова идут в разрез с официальной риторикой Белого дома.

Другой американец, известный публицист Бьюкенен предложил президенту Бушу вспомнить лето 2006 г., когда Израиль больше месяца бомбил Ливан за гибель двух своих солдат в приграничной стычке. А также вспомнить 78-дневные бомбежки Сербии с последующим вторжением в Косово. «Лицемерие Запада просто поражает», – возмущается Бьюкенен. Но никто не хочет ничего вспоминать, когда дело касается России. И хотя от поведения Саакашвили некоторым европейцам становится неловко, но стыд не дым – глаза не выест. Интересно, после принятия Грузии в НАТО ее примут в Евросоюз? Ведь грузинский президент ежедневно выступал не на фоне флага НАТО, а на фоне флага ЕС, явно намекая на такую возможность.

Собственно, политические игры в «солидарность» Евросоюза с Грузией уже начались. Канцлер Германии Меркель, например, хочет созвать саммит на высшем уровне по обсуждению ситуации на Кавказе и пригласить туда всех соседей Грузии, даже Туркменистан, но только не Россию. А Тбилиси готовится к международной конференции на тему «Преступления Российской империи против человечества» и надеется на поддержку Европарламента.

России ничего не остается, как терпеть такие мелкие «укусы» со стороны тех, кого мы по-прежнему называем своими партнерами. Тем более что «кусать» будут все сильнее, пока сами не опомнятся, как далеко зашли. Это уже было, и не раз, только на ошибках прошлого никто не учится.

Самыми важными в ста днях со дня инаугурации президента Медведева, безусловно, были дни войны. Но это работал властный тандем, в котором основную роль по-прежнему играл Путин. Он первым заявил о вынужденных ответных действиях и о том, что Россия «доведет миротворческую миссию в Южной Осетии до логического конца». (Это было сказано в Пекине президенту Назарбаеву, которого Путин, кстати, попросил предпринять усилия со стороны СНГ, чтобы остановить грузинскую агрессию). Он первым произнес слово «геноцид» и посоветовал Медведеву провести тщательное расследование преступлений грузинской армии на южно-осетинской территории. Путин встретился с цхинвальскими беженцами в Северной Осетии и объявил о серьезной материальной помощи пострадавшему региону со стороны России.

Даже лексика Медведева во многом приблизилась к путинской. Но именно президенту Медведеву принадлежит формула «принуждение Грузии к миру», и именно он остановил войну, подписав с Саркози принципы мирного урегулирования конфликта. Ему предстоит вести тяжелые и ответственные маневры на внешнеполитическом поприще, чтобы отстоять и правоту, и имидж России в мире.

Хотели как лучше

Начало президентства Медведева ознаменовалось не только военным парадом, но и Стратегией -2020, о которой было заявлено широко и громко. Программа модернизации России и знаменитые четыре «И» стали той самой мечтой о возможном процветании, которая нужна любой стране. А еще Медведев объявил широкомасштабную борьбу с коррупцией, коренное изменение судебной системы, свободу малому и среднему бизнесу и свободу вообще.

И как-то так совпало, что на фоне этих «сигналов» на Россию посыпались победы. Новый президент едва успевал поздравлять победителей. «Первые месяцы Путина у власти – это трагедия «Курска» и война в Чечне. Первые дни Медведева: российские хоккеисты выигрывают чемпионат мира, «Зенит» – кубок УЕФА, Билан – «Евровидение», – писала английская «Гардиан».

Новое открывалось и в отношениях с Западом. Во время своего первого официального визита в Германию (туда он приехал после азиатского турне, целиком посвященного энергетической политике России) Медведев предложил создать концепцию безопасности «от Ванкувера до Владивостока» и созвать по этому поводу общеевропейский саммит, на котором можно было бы дать старт процессу разработки юридически обязывающего договора. Москва была готова представить НАТО детальные предложения по этому договору уже нынешней осенью.

Довольно любопытным выглядел такой пассаж Медведева, которым он предварил свою речь: «Если пользоваться образным языком Джона Ле Карре, Россия сегодня «вернулась из холода» – вернулась после почти столетия изоляции и самоизоляции». Учитывая, что конец изоляции и самоизоляции нашей страны произошел не сегодня, а, как минимум, лет 17 назад, и что известное произведение Ле Карре называется «Шпион, вернувшийся с холода», можно было подумать, что намек был на Путина. Но что именно имел в виду преемник, остается только догадываться.

Предложения российского президента особого ажиотажа не вызвали, да и не могли вызвать. Был продемонстрирован интерес, но очень сдержанный. Никто в Европе и не думал всерьез рассматривать идеи, требующие столь масштабных перемен и сотрудничества с Москвой на равных. НАТО пока всех устраивает, атлантизм порой кого-то раздражает, но это реальность, а то, что было высказано, – из области фантастики. Впрочем, Россия и не ожидала другой реакции. И смысл выступления Медведева был совсем в другом. Это подметил немецкий политолог Александр Рар, заявивший, что «Европе был брошен «мягкий вызов» и этого от России, скорее всего, не ожидали».

А в середине июля президент собрал в МИДе глав всех российских дипмиссий, объявил им о новой, деидеологизированной Концепции внешней политики России и потребовал быть агрессивнее в защите интересов страны. Как утверждают очевидцы, дипломаты ежились от жестких установок Медведева. Но когда в конце месяца на Кубу отправились с особой миссией «восстановления всех традиционных связей» новый секретать Совбеза Патрушев и вице-премьер Сечин, никто не понял, какая часть тандема их туда послала. Все указывало на то, что это идея Путина, поскольку именно он назначил своего зама сопредседателем российско-кубинской межправительственной комиссии по торгово-экономическому и научно-техническому сотрудничеству. Но формально все было сделано от имени президента Медведева. Этот визит вызвал небольшой международный переполох: американская пресса забеспокоилась, что Россия хочет восстановить на Кубе свою военную базу. Российская сторона назвала эти сообщения «уткой».

Что касается самой концепции внешней политики, утвержденной Медведевым, то особое внимание в ней уделено критике расширения НАТО и приближения военной инфраструктуры к границам России, планам размещения американской ПРО в Европе и возможному приему в альянс Грузии и Украины. Приоритетом по-прежнему объявлено пространство СНГ, где «Россия продолжит активно содействовать мирному разрешению конфликтов на основе международного права, уважения достигнутых ранее договоренностей и поиска согласия между вовлеченными в них сторонами, ответственно реализуя свою посредническую миссию в переговорном процессе и миротворчестве». Сегодня эти тезисы, конечно, выглядят чуть ли не насмешкой над реальностью, но что поделать…

Мобилизация к модернизации

Кульминационным моментом стал, конечно, экономический форум в Санкт-Петербурге, где почему-то не было Путина. На форуме было сказано много потрясающе откровенного и захватывающего с точки зрения открывающихся перспектив. Но блистал первый вице-премьер Игорь Шувалов, который по пунктам обрисовал модель предстоящей «медведевской» модернизации, основанной на российских ценностях и лидерских амбициях. Однако уже через день, на заседании президиума правительства премьер довольно грубо отчитал вернувшегося из Питера Шувалова: надо делом заниматься, а не по форумам ездить. Что послужило причиной недовольства Путина, осталось загадкой, но знающие люди утверждали, что доклад на форуме должен был зачитать Игорь Сечин. Тогда было бы совершенно ясно: модернизация не медведевская, а путинская.

Собственно, с тех пор некоторые, изнуренные надеждами на «оттепель», эксперты заподозрили, что в тандеме не все гладко. Вице-президент РСПП Игорь Юргенс, например, даже предположил, что Медведев ведет «тихую войну» с кланами, которые выступают против планов радикального обновления страны (а кланы, соответственно, ведут «тихую войну» с ним). Такую постановку вопроса пресек Владислав Сурков: на встрече в Кремле с активистами молодежных организаций он заявил, что «нарастает недружественное давление из-за рубежа», а внутри страны есть попытки «определенных деструктивных сил вбить клин между президентом и премьером».

Но «силы» все не унимались и находили все новые приметы борьбы скорых перемен. То федерального судью обвинили в коррупции, то отменили статью об уголовном преследовании убежавшей за границу Асламазян, то поползли слухи (впрочем, не оправдавшиеся) о возможном условно-досрочном освобождении Ходорковского. Вот президент встретился в Кремле с председателем Союза журналистов и пообещал, что пугающих прессу поправок в закон о СМИ не допустит. А еще он расширил полномочия Общественной палаты, дав ей законное право наблюдать за правами человека в местах заключения.

Наконец, дело дошло до того, что президент Татарстана Шаймиев в очередной раз заявил о необходимости вернуть прямые губернаторские выборы, и это вызвало не строгий окрик, а всего лишь дискуссию.

И еще была масса блестящих выступлений президента Медведева на тему: как нам обустроить Россию. Если их внимательно проанализировать, то неизбежно приходишь к выводу, что это критика восьми лет правления Путина и призывы к прорывам: кадровым, технологическим, интеллектуальным и прочим. Но никто явно не горел желанием прорываться, а наоборот – затаившись ждал реакции с Краснопресненской набережной. Довольно смешным казусом стали два распоряжения для губернаторов о подготовке списков баз для федерального кадрового резерва. Одно пришло от Медведева, другое от Путина, и каждый требовал себе по сто «головастых» человек. Губернаторы оторопели: где их взять столько, да и что тогда останется в регионах, которые надо поднимать?

Однако совсем не смешной выглядела история с «Мечелом», главу которого за отсутствие на заседании Путин публично пообещал «срочно вылечить» и «зачистить». После этого российский фондовый рынок рухнул, как подкошенный, а крупный бизнес опять заволновался, как при атаке на ЮКОС. Через некоторое время Медведев нашел повод заявить о том, что «власть не должна кошмарить бизнес». И хотя эти слова были произнесены в контексте защиты малого и среднего предпринимательства, все почему-то решили, что речь идет и о крупном бизнесе тоже. Акции российских предприятий на торгах тогда немного выросли.

По большому счету, никаких явных перемен к лучшему в эти сто дней не наблюдалось. Наоборот: рост экономики замедлялся, иностранные инвестиции худели, а инфляция росла. Кризис есть кризис. Но, судя по тому, какие планы разрабатывались в недрах министерств и институтов, какие концептуальные подходы при этом озвучивались, можно было предположить, что власть действительно готовится к старту модернизации. И к серьезной, системной борьбе с коррупцией.

Неожиданной стала информационная бомба от Проханова: его тайные источники, приближенные к высшей власти, сообщили по секрету, что этой осенью произойдет что-то глобальное. И именно с этого момента начнется медведевское наступление по всем политическим и социально-экономическим фронтам. Только одно сомнение мучило аналитиков, пристально вглядывающихся в контуры предлагаемой модели модернизации: где взять резервы и как собрать мощную команду единомышленников?

Пока же нет оснований говорить о каком-то расколе в тандемном окружении. У президента – только несколько «своих» людей в Кремле и в правительстве, которых можно пересчитать по пальцам. У премьера – широкая и мощная поддержка «своей команды». Понятно, что любые инновационные планы Медведева неизбежно будут подвергаться корректировке до тех пор, пока он не согласится со сценарием модернизации по мобилизационному сценарию.

Но Медведева, похоже, уже не надо убеждать. Все решила пятидневная война и долгий, мучительный для России, мир после войны. Война – это черная дыра, которая захватывает моментально, а когда из нее выбираешься – это уже другая реальность. Наша страна живет сейчас в этой другой реальности, но и в своей российской матрице. Это означает, что всем надо готовиться к мобилизации. А прорвемся или нет – зависит только от нас самих.

Лидия Андрусенко