100 дней на двоих

С момента вступления Дмитрия Медведева в должность президента РФ 14 августа исполняется 100 дней. За это время он сделал многое, чтобы зарекомендовать себя вполне самостоятельным главой государства. Однако в глазах простых россиян хозяином страны по-прежнему остается Владимир Путин.

Медведевский позитив

По итогам первых 30 дней пребывания Дмитрия Медведева в Кремле "Власть" констатировала, что по форме его рабочий график уже выглядит вполне президентским (см. "Власть" от 9 июня). Правда, к нескольким традиционным для главы государства видам деятельности он тогда приобщиться еще не успел. Но в последующие два месяца эти пробелы были практически полностью ликвидированы.

Например, в июне благодаря празднованию Дня России и окончанию учебного года новый глава государства смог наконец поучаствовать в статусных протокольных мероприятиях вроде вручения государственных премий и официального приема в Кремле для выпускников военных академий и университетов. Потом Медведев впервые в новом качестве встретился с представителями парламентских партий, сначала поговорив в Кремле поочередно с Геннадием Зюгановым (КПРФ), Владимиром Жириновским (ЛДПР) и Николаем Левичевым ("Справедливая Россия"), а затем пообщавшись с ними же и примкнувшим к ним Борисом Грызловым ("Единая Россия") в формате "без галстуков" в загородной резиденции "Завидово".

А в начале августа президент обзавелся и первым по-настоящему "своим" губернатором: парламент Карачаево-Черкесии утвердил главой республики судью Конституционного суда Бориса Эбзеева. Как писала "Власть" в предыдущем номере, формально это уже третий региональный лидер, назначенный президентом Медведевым. Но первые двое достались ему в наследство от "старого режима": Валерий Гаевский стал и. о. главы Ставропольского края еще по решению президента Путина, а новый "начальник Чукотки" Роман Копин является протеже своего предшественника Романа Абрамовича. Кстати, в связи с новым назначением Эбзеева у главы государства, судя по всему, вскоре появится и "свой человек" в КС. По информации ряда СМИ, освободившееся место судьи может занять декан юрфака Санкт-Петербургского госуниверситета, бывший преподаватель Дмитрия Медведева Николай Кропачев.

Что же касается конкретных президентских свершений в первые 100 дней, то здесь отчетливо вырисовались несколько ключевых тем, которые, похоже, предоставлены Медведеву в полное и безраздельное пользование. Впервые эти проблемы он сформулировал еще в ходе своей предвыборной кампании: инновационная экономика с упором на развитие информационных технологий, социальные проблемы (и особенно жилищное строительство), защита малого и среднего бизнеса от административного давления, образование и кадровая политика, реформирование судебной системы, борьба с коррупцией. Помимо мощного информационного обеспечения, об особой важности этих вопросов для Кремля свидетельствует и тот факт, что премьер Владимир Путин в их обсуждение подчеркнуто не вмешивается. Даже несмотря на то, что его преемник иногда позволяет себе весьма смелые и даже, можно сказать, разоблачительные заявления, например признание серьезных проблем с подбором кандидатов в губернаторы (см. "Власть" от 28 июля).

Другой отличительной чертой медведевской внутренней политики стало явное стремление Кремля почаще демонстрировать публике самостоятельность главы государства и действенность его решений. Поэтому едва ли не каждое совещание по своим профильным темам Медведев завершает принятием конкретных мер. Так, неоднократные обсуждения на разных уровнях проблем противодействия коррупции вылилось в одобрение соответствующего национального плана (см. справку). Серия совещаний по судебной реформе привела к созданию рабочей группы по вопросам совершенствования судебного законодательства и изданию указа о совершенствовании Гражданского кодекса. А по итогам июльского совещания по проблеме подготовки кадров для госслужбы президент распорядился сформировать единый общероссийский резерв управленческих кадров.

Наконец, демонстрацией самостоятельности нового президента и его уверенности в себе можно считать и решение уйти в начале августа в недельный отпуск. Во-первых, провел его Медведев не по-путински (тот предпочитал отдыхать в сочинской резиденции "Бочаров ручей"), а скорее по-ельцински — в путешествии по Волге на теплоходе. А во-вторых, предыдущие восемь лет показали, что отдыхать в августе для президента весьма рискованно — именно в это время на путинскую Россию не раз обрушивались всевозможные несчастья, начавшиеся в 2000 году с гибели подлодки "Курск". В итоге медведевский отпуск без печальных новостей тоже не обошелся, но ошибки предшественника преемник учел и прервал отдых, чтобы принять участие в похоронах Александра Солженицына (см. стр. 44).

Путинский негатив

Подчеркнутая отстраненность Владимира Путина от "эксклюзивных" медведевских тем вовсе не означает, что период тандемократии в России уже закончился. Скорее наоборот: именно наличие у президента своей неприкосновенной "делянки" дает премьеру полное право время от времени напоминать о своем статусе национального лидера, вторгаясь в другие сферы, считавшиеся раньше традиционно президентскими. Эти вторжения происходят не так уж часто, но никогда не остаются без внимания общественности и СМИ. Потому что если, скажем, Дмитрий Медведев встречается с отдельными министрами или проводит заседание президиума Госсовета по проблемам текстильной отрасли, вмешательством в исключительную компетенцию премьера это не выглядит, ведь именно этим и занимался президент Путин. А вот если премьер делает то, что считается прерогативой главы государства, это сразу бросается в глаза.

Правда, откровенное перетягивание полномочий случается достаточно редко. К примерам такого рода можно отнести, скажем, поручение об оказании срочной гуманитарной помощи пострадавшим от наводнения районам Украины и Молдавии, которое Путин 31 июля дал МИДу и МЧС — ведомствам, напрямую подчиняющимся президенту. Конечно, нельзя исключить, что глава государства был с этим полностью согласен или даже сам отдал соответствующее распоряжение премьеру, но об этом в сообщении правительственной пресс-службы ничего не говорится.

В других случаях вторжение в президентскую компетенцию происходит не по форме, а по существу. Например, 3 июля Владимир Путин решил сменить место дислокации в Сочи трех олимпийских объектов, строительство которых, по мнению экологов, угрожало бы природоохранному заповеднику "Северный Кавказ". Хотя столь серьезное и затратное решение, касающееся судьбы такого общенационального проекта, как подготовка к сочинской Олимпиаде, наверное, логичнее было бы принимать на президентском уровне. То же самое можно сказать и о подписанном премьером постановлении, резко сокращающем перечень международных организаций, гранты которых освобождаются от налога на прибыль (вместо прежней 101 организации, в списке остались лишь 12 межправительственных объединений).

Формально этот вопрос относится именно к компетенции правительства, но тему НКО, как и другие вопросы, связанные с правами и свободами человека, в России ранее было принято считать сферой ответственности президента.

Стоит, однако, отметить, что Дмитрий Медведев в первые 100 дней тоже иногда вел себя как Владимир Путин. И противоречия при этом возникали не между ним и премьером, а между разными решениями самого президента.

Особенно заметным это раздвоение оказалось во внешней политике. В начале июня Медведев произнес в Берлине программную речь, в которой говорил о приверженности России традициям демократии и о необходимости "верховенства права" как во внутренней политике, так и в международных отношениях. А в середине июля президент РФ выступил на совещании российских послов, призвав их "самостоятельнее и агрессивнее" реагировать на критические выпады против России (см. "Власть" от 21 июля). Если учесть, что такая критика чаще всего связана с нарушением Москвой общепризнанных демократических норм и ее попытками использовать энергоресурсы в качестве инструмента политического давления, то послание послам ближе скорее не к берлинскому выступлению Медведева, а к прошлогодней мюнхенской речи Путина, в которой западные наблюдатели дружно усмотрели возврат к временам "холодной войны".

Не обошлось без расщепления сознания и во внутренних делах. Наиболее характерным примером можно считать почти одновременное появление в советах директоров компаний с государственным участием первых независимых директоров и подписание президентом Медведевым указа, передающего в уставный капитал госкорпорации "Ростехнологии" госпакеты акций более 400 предприятий (см. "Власть" от 21 июля). Первый факт полностью соответствует предвыборным обещаниям главы государства об уменьшении государственного вмешательства в экономику, второй же этим обещаниям явно противоречит: как полагают многие эксперты, само существование госкорпораций в их нынешнем виде подрывает основы конкурентной экономики.

Взаимовыгодные противоречия

Подводя итоги первых 100 дней президента Медведева, нельзя не задаться и вопросом, волнующим представителей прогрессивной российской общественности с момента выдвижения Владимиром Путиным преемника: станет ли Медведев полноценным президентом, и рискнет ли он существенно поменять политический курс своего предшественника?

Простые россияне себе на этот вопрос, похоже, уже ответили: по данным "Левада-центра", число респондентов, считающих, что реальная власть в стране находится в руках Дмитрия Медведева, в последние месяцы резко сократилось, как и количество тех, кто видит в действиях нового главы государства признаки новой политики (см. график). И, стало быть, ни выпестованной Путиным суверенной демократии, ни самому Путину как национальному лидеру, по убеждению обычных граждан, пока ничто не угрожает.

У политиков и экспертов подобной уверенности нет. Правда, их мнение по-прежнему базируется не столько на конкретных фактах, сколько на весьма эфемерных ощущениях и предположениях, поводом для которых становятся отдельные высказывания и действия Медведева и Путина. А главный парадокс тандемократии состоит в том, что при желании в словах и делах двух первых лиц можно легко найти подтверждение любой из популярных версий (в том числе и прямо противоположных), описывающих суть отношений внутри медвепутинского тандема.

Взять, к примеру, самое громкое экономическое событие последних недель — откровенный "наезд" премьера на горно-металлургическую компанию "Мечел" (см. предыдущий номер "Власти"), вызвавший обвал российского фондового рынка. Некоторые комментаторы увидели в этом признаки "нового дела ЮКОСа", а когда через несколько дней президент призвал власти "не "кошмарить" бизнес", с удовольствием констатировали глубокую приверженность Дмитрия Медведева либеральным ценностям. Однако с тем же успехом эту заочную дискуссию можно расценить как практическое воплощение известной тактики доброго и злого следователя, которую, между прочим, многие эксперты еще до инаугурации Медведева считали наиболее вероятной при распределении ролей в правящем тандеме.

Столь же по-разному можно трактовать и другие свершения президента и премьера. Скажем, в лишении международных организаций налоговых льгот можно усмотреть как попытку "авторитарного премьера" подорвать усилия "либерального президента" по становлению гражданского общества, так и готовность Путина подстраховать молодого коллегу, вызвав на себя огонь критики Запада ради сохранения горячо любимой ими обоими суверенной демократии. А подписание Медведевым упомянутого антирыночного указа о корпорации "Ростехнологии" вполне можно расценить и как вынужденную уступку ретроградам-силовикам, и как отражение реальных взглядов нового президента на будущее государственно-капиталистической экономики РФ.

Возможность прямо противоположных политических трактовок заложена и в самом стиле публичного общения двух российских лидеров. Ведь если Владимир Путин любит прибегать к ярким образным выражениям, которые усиливают обличительный пафос его высказываний, то Дмитрий Медведев, даже критикуя оппонентов, как правило, предпочитает использовать эмоционально нейтральные формулировки. А из этого факта тоже можно сделать два разных вывода: либо президент и премьер опять-таки реализуют концепцию доброго и злого следователей, либо Путин таким образом пытается выйти из тени Медведева и напомнить, кто в стране настоящий хозяин.

Кстати, ощущение ухода премьера в тень подтверждается и объективными данными. К примеру, по рейтингу упоминаемости в российских СМИ Дмитрий Медведев с момента инаугурации обошел Владимира Путина на семь с лишним процентных пунктов. А по продолжительности сюжетов в новостных программах трех федеральных телеканалов превосходство президента над премьером оказалось еще более внушительным — более 23 часов (см. диаграммы). Хотя по итогам первых 30 дней президентства Медведева его преимущество составляло менее двух часов.

Впрочем, сравнение этих цифр с данными вышеупомянутых социологических опросов доказывает, что даже существенное уменьшение путинского присутствия на экране никак не сказывается на его восприятии общественным сознанием как подлинного национального лидера. И, следовательно, из всех версий о соотношении сил во властном тандеме простые россияне пока выбирают одну: настоящим хозяином страны по истечении 100 дней президентства Дмитрия Медведева, по их мнению, остается премьер Владимир Путин.