Концепция развития России-2020. Экспресс-анализ

Министерство экономического развития РФ на минувшей неделе опубликовало на своем сайте и представило в Правительство проект Концепции долгосрочного социально экономического развития России. Этот основополагающий документ призван отразить консолидированную позицию министерств и ведомств по наиболее важным стратегическим вопросам нашего будущего. На 165 страницах концепции нашлось место множеству идей, касающихся практически всех сторон экономико-социальной жизни. Рискнем дать экспресс-анализ документа, ограниченный сферой науки и инновационного развития. Согласно полученным в пресс-службе Минобрнауки разъяснениям, соответствующие разделы программы писались с участием чиновников ведомства Андрея Фурсенко и «фактически отражают позицию министерства, но не в последней итерации».

Первый результат знакомства с разделом 1 (стратегические ориентиры развития) – отсутствие какого-либо упоминания о науке, технологиях и инновациях в главе «Итоги 1990-2000-х годов...». Тем самым констатируется, что эти сферы не имели никакого отношения к произошедшему попаданию «в группу крупнейших стран – мировых лидеров как по динамике развития, так и по масштабам экономики».

Сообщается, что «заложены основы масштабных структурных и институциональных изменений», а перед Россией стоят новые задачи. Таким образом, наука и инновации как раз и выступают в роли таких «новых задач», к решению которых теперь появляется возможность приступить.

Прежде всего, интересно, что же понимают авторы концепции под «инновациями». Инновации – это «превращение интеллекта, творческого потенциала человека в ведущий фактор экономического роста». Речь идет о максимально широкой трактовке понятия, не только не ограничивающейся новейшими технологиями, успех в достижении которых неочевиден, но и ставящей их в один ряд с «производством новых идей» и «социальными инновациями». Упрощая, «инновационное развитие» означает, что придется больше и лучше думать и придумывать.

Далее в тексте инновации приобретают все же более узкую трактовку, однако индикаторы инновационного пути прописаны не слишком четко, особенно в сравнении с другими направлениями. Так, если в сфере «Высокие стандарты благосостояния человека» четко прописано, что «доля населения, проживающего в местах с неблагоприятной экологической обстановкой снизится с 43% до 14%», то инновационные ориентиры туманны и не накладывают явных обязательств: «К 2020 году Россия может (курсив здесь и далее мой – И.С.) занять значимое место (5 - 10 процентов) на рынках высокотехнологичных товаров и интеллектуальных услуг в 5-7 и более секторах. Будут сформированы условия для массового появления новых инновационных компаний во всех секторах экономики и в первую очередь в секторах «экономики знаний».

Еще одна группа индикаторов находится в подразделе, посвященном «Инновационному социально-ориентированному типу роста» (ИСОТР). Там содержится ряд количественных показателей, но выражены они не в форме «России достигнет…», а в гораздо менее обязывающем виде: «рост имеет ряд характеристик». Рассмотрим эти характеристики, в более полном виде представленные также в главе 5.1 («Развитие НИС и технологий»).

1. «Доля промышленных предприятий, осуществляющих технологические инновации, должна возрасти до 40-50% (15% к 2010, за 2007 год – 8,5%), а инновационной продукции в объеме выпуска – до 25-35% (6-7% к 2010 г., за 2007 год – 5,5%)». По принятой Росстатом методологии, инновационная продукция – «товары, работы, услуги, подвергавшиеся в течение трех лет разной степени технологическим изменениям», а технологические инновации – «новые либо усовершенствованные продукты и услуги, внедренные на рынке; новый либо усовершенствованный процесс\\способ производства\\передачи продуктов и услуг, используемых в практической деятельности» (Индикаторы инновационной деятельности – 2008. М., 2008). Ожидание от промышленности инновационной прибавки за 12 лет с 8.5% до 40-50% - более чем амбициозная цель. Это такой рывок, который никак не соответствует качеству научно-технологической базы Российской Федерации во-первых, и состоянию мировой конкурентной среды в этой области во-вторых.

2. «Доля высокотехнологичного сектора и «экономики знаний» в ВВП должна составлять не менее 17-20% (2007 год –10-11%). Что такое «экономика знаний», авторы поясняют сами: «сферы высшего и специального образования, высокотехнологичной медицинской помощи, науки и опытно-конструкторских разработок, связи и телекоммуникаций, наукоемкие подотрасли химии и машиностроения. Для статистических оценок используется группировка образования и здравоохранения в целом, науки и информации, секторов связи и машиностроения». Таким образом, авторы делают попытку объединить в русскоязычном термине как economy of knowledge (знание как продукт), так и knowledge-based economy (знание как инструмент). Такое определение-перечисление вызывает ряд вопросов. Например, непонятно, включает ли оно производство ПО. Более того, в главе 5.1 те же цифры 17-20% ВВП относятся уже к «инновационному сектору», который, получается, «включает образование и здравоохранение в целом». Возможно, логичней было бы оперировать термином «несырьевые секторы» с соответствующей расшифровкой, либо классифицировать эти секторы по методике OECD.

3. «Внутренние затраты на исследования и разработки должны подняться до 2,5-3% ВВП в 2020 году (2007 год – 1,1 % ВВП), при кардинальном повышении результативности фундаментальных и прикладных исследований и разработок». При этом «за счет частного сектора больше половины». На 2006 г. средние цифры по EU27 составляли 1,76%, для США – 2,62%, Норвегии – 1,52%, Японии – 3,39% (OECD MSTI 1\\2008).

Это наиболее серьезная задача, которую до сих пор отважился поставить лишь Китай (2,5% за тот же срок). При этом у КНР по этому показателю уже несколько лет есть положительная динамика (свыше +0,1% в год), Россия же ничем подобным похвастать не может. Перекладывание ответственности на «бизнес» вызывает наибольшие опасения, дать более половины прироста он вряд ли сможет – нет предпосылок.

Во-первых, значительная часть предпринимательского сектора НИОКР на деле принадлежит государству и живет не столько по рыночных законам. В структуре затрат на НИОКР по источникам финансирования 30% принадлежит предпринимательскому сектору. Структура затрат по форме собственности дает иную картину: 9.1% - частная, 14,5% - смешанная, в основном акционированные остатки отраслевой науки (данные на 2005 г., Индикаторы науки:2007. М., 2007).

Во-вторых, горизонт планирования большинства коммерческих предприятий пока недостаточен для проведения полноценных НИОКР.

В-третьих, даже если бизнес проявит огромную заинтересованность в R&D, то найти надлежащее количество исполнителей заказа будет весьма непросто. Конкурентоспособных научных и инжиниринговых центров в стране недостаточно по ряду очевидных причин.

И это только некоторые поводы для опасений. Наконец, сам ВВП России растет быстрыми темпами. Несложные подсчеты показывают, что в 2020 г. на R&D будет потрачено от 1,9 до 2,2 трлн. руб. (при прогнозном росте по инновационному сценарию). В 2005 г. на эти же цели потратили 230 млрд. руб.

По моему мнению, цифру 2,5-3%, которую даст бизнес, уже сейчас можно считать недостижимой. Стоит двигаться в сторону 1,5-2% и не прятаться за спину частного капитала.

Что же касается кардинального повышения результативности, то здесь, как можно предположить, речь идет о низком выходе публикаций, патентов и т.д. на каждый вложенный в R&D рубль (подробнее об этом здесь). Признание такого факта – существенный шаг вперед в построении адекватной официальной картины исследований и разработок в РФ. Большее доверие появилось бы в том случае, если в документе были даны разъяснения по поводу того, как и в какие сроки будет реструктуризован сектор исследований и разработок, но пока таких сведений нет, выходит, что государство и бизнес потратят триллионы рублей в т.ч. на нежизнеспособную часть российской науки.

4. «Удельный вес экспорта российских высокотехнологичных товаров в мировом высокотехнологичном экспорте увеличится до 2% (2007 г.

– 0,3%). Доля России на мировых рынках высокотехнологичных товаров и услуг достигнет не менее 5-10 % в 5-7 и более секторах к 2020 году (в т.ч. атомная энергетика, авиатехника, космическая техника и услуги, специальное судостроение, отдельные ниши на рынке программного обеспечения)». Все сектора кроме ПО в значительной мере политизированы, да и вообще комментировать прогноз по ним было бы безответственно. Заметим лишь, что в списке отсутствуют нанотехнологии.

Напомним, что в 2006 г. на одном из заседаний Правительства Герман Греф заявил: «конкурентными товарами в высокотехнологичной сфере у России остаются пока еще продукция ракетно-космической, атомной отраслей и некоторые виды вооружений — этим список исчерпан».

Интересно, что большинство перечисленных показателей находится в составе небольшой главки «Институты экономической свободы и справедливости» - видимо, тут накладка, отражающая незавершенный характер документа.

В подразделе о направлениях ИСОТР привлекает пункт «структурная диверсификация экономики»: «…формирование мощного научно-технологического комплекса, обеспечивающего достижение и поддержание лидерства в научных исследованиях и технологиях по приоритетным направлениям и, на этой основе, встраивание России в глобальный оборот высокотехнологичной продукции и технологий». Напомним, что экономика Китая встроилась в такой оборот, идя не столько от науки, сколько от производства. Впрочем, еще в самом начале концепции подчеркивается, что путь развития за счет дешевой рабочей силы для нас закрыт.

Заканчивается подраздел пожеланием «развития частно-государственного партнерства, направленного на снижение предпринимательских и инвестиционных рисков, прежде всего, в сферах исследований и разработок, распространения новых технологий». Такое развитие потребует от государства пересмотра управленческих схем ФЦП, предусматривающих софинансирование НИОКР бизнесом, так как в настоящее время интерес к ним со стороны частных фирм недостаточен.

Внушает надежду фраза «бизнес и государство совместно… …оценивают качество созданных институтов стимулирования инновационного развития». К сожалению, нет никаких намеков на то, как именно это будет происходить.

В числе мер поддержки инновационного предпринимательства обращает на себя внимание «формирование требований по передаче малому и среднему инновационному бизнесу части госзаказов на НИОКР». Такие фирмы, создаваемые выходцами из НИИ и вузов, могли бы при успешной реализации инициативы оттянуть значительную часть лотов федеральных целевых программ и гораздо более эффективно освоить деньги бюджета, нежели существующие лидеры по получению целевых миллионов.

В мерах по развитию науки привлекает «введение института независимой оценки деятельности научных организаций госсектора в соответствии с международной практикой». Такую экспертизу предстоит реализовать максимально срочно, широко и строго, привлекая иностранных специалистов и членов русскоязычной диаспоры для избегания конфликта интересов. При этом конфликты здесь неизбежны, учитывая сложившийся характер российской науки, ее растущий провинциализм.

Можно только приветствовать «увеличение доли конкурсного финансирования науки», расширение роли фондов и выход к 2010 г. на уровень выше 50% конкурсного финансирования. Но и здесь, а также в «поддержке на конкурсной основе среднесрочных комплексных программ развития» НИИ иНОЦ успех будет зависеть как раз от развития независимой экспертизы.

В деле «создания междисциплинарных «центров превосходства» по прорывным направлениям» (5-7 шт.) особенно важно создавать их рядом с университетами, на их территории и при их непосредственном участии. На сегодня статус такого национального исследовательского центра получил весь Курчатовский институт, и потребуется время, чтобы понять, насколько это решение может быть признано оптимальным.

С «исследовательскими университетами» все довольно запутанно. В разделе о науке говорится о «поддержке формирования 10-15» таких вузов, в образовательном речь идет о «3-4 научно-образовательных центров мирового уровня» к 2012 г. и «не менее 18 научно-образовательных центров мирового уровня» к 2020 г. Совершенно невыполнимым даже к 2020 г. кажется требование о повышении «доли средств в структуре доходов российских университетов, получаемых за счет выполнения НИР и НИОКР (не менее 25%)».

В разделе, посвященном кадровой политике, существует важное положение о субсидировании ипотеки для молодежи, но нет ничего о совершенствовании пенсионной системы для многочисленных пожилых научных сотрудников, что с учетом повышения зарплат может усугубить проблемы кадрового обновления и карьерного роста в отрасли. Еще, несомненно, позитивные меры: «развитие и поддержка программ академического обмена и стажировки российских студентов и преподавателей за рубежом и иностранных - в России, поддержка привлечения ученых мирового уровня для преподавательской деятельности в России; вовлечение российских ученых, уехавших за рубеж, в развитие отечественной науки и технологий в том числе путем оплаты их участия в российских научных проектах, преподавательской деятельности». В условиях, когда страну покинули лучшие кадры, всякую попытку привлечь их к работе в РФ можно только приветствовать. Причем говорить лучше именно об участии в проектах и преподавании, а не «возвращении мозгов».

Блок «эффективная интеграция в глобальную ИС» интересен тем, что касается экспансии наших производителей за рубеж, конкретно: «принятие и реализация программы поддержки экспорта высокотехнологичной продукции, услуг, технологий; формирование инструментов поддержки создания и капитализации национальных высокотехнологичных брендов, компенсации расходов на зарубежное патентование и защиту прав интеллектуальной собственности за рубежом», «поддержка покупки зарубежных активов – технологических доноров и центров подготовки персонала».

К сожалению, в программе нет ничего о наиболее развитых на сегодня интеграционно-инновационных сферах – открытии в России R&D-центров и развитии оффшорного программирования. Видимо, в Правительстве полагают, что особенная помощь им не требуется.

Наконец, в том, что касается приоритетных направлений, недоумение вызывает т.н. второй блок приоритетов (в первом – нано-, био- и IT). «Вторая группа инновационных проектов обеспечит технологическое перевооружение приоритетных отраслей экономики и развитие отдельных прорывных технологий». Удивляет, что в ней нет добычи, транспортировки и переработки полезных ископаемых и возобновляемых ресурсов, нет и сельского хозяйства. Зато присутствует «разработка специальной техники, способной работать в Арктике». Далее в тексте упоминается лишь «стимулирование внедрения перспективных технологий добычи и переработки нефти и газа», видимо, иностранных. Такая политика находится в противоречии с успешным мировым опытом сырьевых государств, например, Чили.

Концепция долгосрочного развития России – весьма «сырой» документ, который наверняка еще будет корректироваться. Безусловно, сейчас стране нужны сверхамбициозные инновационные задачи. Но формат, в котором они ставятся, к сожалению, сам не является амбициозным: «колоссальный рост расходов на науку преимущественно за счет бизнеса» просто ни к чему не обязывает. Особенно явно это контрастирует с преследующей похожие цели политикой Китая, который в концепции предстает, пожалуй, главным соперником России.

Тем не менее, не может не радовать довольно явно прописанная установка на интеграцию в мировое сообщество, расширение конкурсного финансирования и независимой экспертизы. Можно только приветствовать отказ от «особого пути», долгое время подменявшего страновую специфику вредной ностальгией.

Увы, при этом планируемая научно-техническая специализация России вызывает очень много вопросов. Не имею ничего против арктических батискафов и водородной энергетики, даже против «новой архитектуры вычислительных средств», но почему именно они? И как на их выбор повлиял проводящийся ныне и зафиксированный в концепции форсайт? Не дает ответа.