Правда о зарплатах

«Русский репортер» представляет результаты проведенного им исследования российских зарплат. В условиях непрозрачности нашего рынка труда данные о реальных зарплатах представителей 30 популярных профессий в разных регионах — уже откровение. Но самая неожиданная и нетривиальная информация содержится в личных оценках респондентов. Больше всего нас поразил тот факт, что большинство опрошенных удовлетворены уровнем своей зарплаты и считают ее вполне адекватной затраченному труду. Это парадоксальным образом не совпадает с оценками экспертов, которые уверяют, что в нынешних российских зарплатах отражаются чудовищные диспропорции нездоровой социальной и экономической структуры общества, а посему нас в обозримой перспективе ожидает кризис зарплат. Так будет он или нет?

Наши соотечественники на удивление философски смотрят на свои зарплатные перспективы. За последнее время они уже привыкли к тому, что раз в год зарплату им довольно существенно повышают — примерно на 25% в номинале или на 12–15% в реальном исчислении, и у них сформировалось устойчивое ожидание, что так будет и впредь.

Год назад доля оплаты труда в нашем ВВП пересекла отметку в 50%. Правда, максимальный показатель был зафиксирован десять лет назад — тогда доля оплаты труда повысилась до 53,6% ВВП. Но после августовского кризиса 1998−го резко упала — до уровня 36,3%. По данным ОЭСР, в экономике США она составляет 62%, в других развитых странах не поднимается выше 66%. Так что по этому показателю мы вышли на уровень развитых потребительских сообществ.

Но можно ли сказать, что у нас сформировался здоровый рынок труда? Позитивный настрой в любой момент может смениться негативными ожиданиями, а рост реальных доходов — прерваться. Какова вероятность такого сценария?

Сообщество отечественных предпринимателей уже сегодня бьет тревогу. Их настроение свидетельствует о том, что мы вплотную подошли к тому рубежу, после которого негативные тенденции обязательно себя проявят. Во-первых, говорят нам деловые люди, издержки на оплату труда для бизнеса, в первую очередь для не связанного со сверхприбыльными добывающими отраслями, уже сегодня — немалая головная боль. Во-вторых, как показывает опыт, увеличение зарплаты больше не стимулирует работников к повышению производительности труда. К резкому изменению социального статуса работника это тоже не приводит, поскольку стало для большинства из нас нормой.

Есть соблазн обвинить предпринимателей в обычной скупости. Если бы их расходы на оплату труда определялись простыми человеческими мотивами, так и было бы: мало кто добровольно готов увеличивать собственные издержки. Однако повышать зарплату их вынуждают условия на рынке труда, потребности которого в рабочей силе возрастают с каждым годом. Ведь если наемный работник не может добиться повышения зарплаты у своего работодателя, он легко находит другого, готового платить больше. Действительно, зачем трудиться интенсивней ради более высокого заработка, если проще найти другую работу?

Мы довольно быстро выкинули из своей социальной памяти травму 90−х, когда многие были готовы работать в двух-трех местах одновременно, когда развилось фантастически мобильное и энергичное движение «челноков». Однако с тех пор внешнее давление и стресс значительно понизились, что, естественно, изменило мотивы армии наемных работников. Мы пока еще не вступили в постиндустриальное общество потребления, различие уровней жизни и комфорта у европейских соседей и у нас — все еще колоссальное. У нас все еще не сформировался многочисленный средний класс. Современное противоречие между общественным бытием и сознанием можно выразить таким парадоксом. С одной стороны, наша мотивация к труду остается архаичной, как в эпоху индустриализации, и не простирается дальше примитивного стремления поддерживать нормальный уровень выживания. С другой стороны, наша уверенность в стабильности экономического благополучия столь же велика, как в постиндустриальных странах. То есть в эпоху производст­венных отношений нового типа мы еще не вступили, зато минусы общества процветания уже получили.

Интуитивно мы догадываемся, что наше сегодняшнее относительное благополучие каким-то образом связано с высокими ценами на нефть и газ, которые составляют основу российского экспорта. Разобраться, каким образом мировая конъюнктура отражается на наших зарплатах, нам помог Владимир Гимпельсон, один из ведущих специалистов в России по зарплатам, директор Центра трудовых исследований Высшей школы экономики:

— Цены на нефть и газ растут, их производители жиреют и повышают зарплату своим работникам, государство получает все больше доходов в виде налогов и начинает повышать зарплату бюджетников.

Но в эту зарплатную гонку вынуждены включаться и совсем не сверхприбыльные сектора экономики.

— Возьмем, к примеру, легкую промышленность, — продолжает Гимпельсон. — Она у нас и так неконкурентоспособна и не участвует в мировом разделении труда, а если в ней вслед за сырьевыми секторами и государством еще и повысить зарплату, автоматически повысятся издержки, и отрасль станет еще менее конкурентоспособной. С другой стороны, если зарплату не повышать, можно вообще лишиться сотрудников. Поэтому всем тем, кто посередине, крайне тяжело поддерживать свои издержки на прежнем уровне.

Получается, одни только рыночные механизмы не могут решить проблему дефицита кадров в условиях давления «шальных» нефтяных денег.

Это значит, что кризис зарплат в стране может начаться в двух случаях. Во-первых, если упадут цены на нефть (этой угрозой нас пугают постоянно). Во-вторых, когда зарплатные преимущества в сырьевом секторе и стабильные повышения оплаты труда в бюджетном вызовут острую нехватку в других секторах экономики. А у нас и так не хватает людей, например в той же легкой промышленности или некоторых отраслях машиностроения. По данным статистики, производство машин и оборудования за последние 5–6 лет потеряло около миллиона человек. Именно в это время наиболее интенсивно росли цены на энергоресурсы.

Можно ли модернизировать эти отрасли и вообще диверсифицировать экономику, если люди из этих секторов будут убегать прежними темпами, а рост цен на нефть продолжится?

Естественно, производительность труда будет падать везде, кроме нефтяного сектора.

Бюджетному сектору, который сегодня здоровым назвать трудно, также грозит опустошение. А ведь там должны работать профессионалы высокой квалификации — те же врачи и преподаватели. Диспропорции в зарплатах «вымывают» хороших специалистов из тех отраслей, где стоимость квалификации наиболее высока: инженера-атомщика, хирурга, летчика или геолога учить и сложно, и долго, и дорого. Но может ли чувствовать себя спокойно клерк, занятый в ключевых отраслях промышленности, со своей высокой рыночной зарплатой, если неизвестно, наберется ли завтра достаточное количество специалистов, обеспечивающих работу атомной станции, завода или нефтяного месторождения?

Кроме того, может прерваться наметившаяся положительная тенденция в преодолении разницы в зарплатах. Ведь, по данным Росстата, разрыв между суммарной зарплатой 10% наиболее и 10% наименее оплачиваемых работников снизился с 25,3 раза в 2006 году до 22,1 раза в 2007−м. Он все еще значительно выше, чем в Восточной и Западной Европе, но кризис поставит под угрозу и это скромное достижение.

Большинство из нас, конечно, постарается приспособиться к ситуации — и прежде всего уйти из депрессивных отраслей. Самые успешные найдут себе место там, где будут ощутимы доходы от природной ренты. Другие — те, кому дороже стабильность заработка, длительный отпуск или спокойная работа, — придут в бюджетный сектор. Но эти два сектора не в состоянии обеспечить всех нас хорошо оплачиваемой работой.

Теперь уже легче ответить на вопрос, будет ли падать цена на труд. Несмотря на острый дефицит высококвалифицированных кадров, большинству работников с «дешевой» квалификацией нужно быть готовыми к такому падению. Причем везде, в том числе и в сырьевом секторе. Ведь конкуренция за теплые места в нефтянке станет настолько высокой, что у работодателей исчезнут мотивы к повышению зарплат.

Таким образом, главный лозунг стабилизации — «Дайте народу отдохнуть!» — постепенно теряет свою актуальность. Надежда на спокойную жизнь может оказаться иллюзорной даже при нынешнем высоком уровне цен на энергоресурсы.

Нужно что-то предпринять. Вот только что?

Есть несколько соблазнительных путей, по которым пошли некоторые страны, столкнувшиеся с нехваткой кадров. К примеру, чтобы поддержать существующий уровень потребления при нехватке рабочих рук, они приглашают рабочую силу из других стран. В таких странах, как Болгария, давно исчерпавшая собственные трудовые ресурсы, а также в менее развитых соседних государствах разрабатываются планы по привлечению рабочей силы из Вьетнама и Китая.

Но Россия уже давно интенсивно рекрутирует иностранцев. По этому показателю мы занимаем второе место — после США. Однако этот ресурс имеет внутреннее и внешнее ограничения. Внутреннее сводится к тому, что общество далеко не всегда терпимо относится к чужакам, особенно если у них другой язык, вера или цвет кожи, даже если граждане осознают, что нынешний уровень их зарплат обеспечен, в том числе, тяжелой и низкооплачиваемой работой гастарбайтеров. Внешнее ограничение связано с исчерпаемостью этого источника рабочей силы. К нам приезжают все менее квалифицированные работники, которых сразу же поглощает строительная отрасль, переживающая сегодня настоящий бум.

По другому, еще более порочному пути мы уже шли и убедились в его несостоятельности. Речь идет о создании дополнительных, непроизводительных рабочих мест в бюджетной сфере. Такой путь просто угробит даже процветающий энергетический сектор, а вместе с ним и всю экономику страны.

Что еще можно сделать? По мнению Владимира Гимпельсона, одна из самых больших проблем состоит в том, что у нас до сих пор государство системно вопросами труда и зарплат не занимается. А потому у него нет настоящего понимания масштабов проблемы. Сегодня можно давать только общие рекомендации, такие как диверсификация экономики или развитие малого и среднего бизнеса, — рецепты не очень оригинальные, но редко кто из экспертов готов сейчас сказать что-то более конкретное.

Трудовая мобилизация, как в эпоху великих строек социализма, тоже не сработает. Сегодня никому и в голову не придет призывать к трудовым подвигам и массовому героизму. Значительное повышение мотивации к труду в странах с развитой экономикой происходит тогда, когда наемные работники постепенно втягиваются в кредитные отношения — берут ипотечные займы, кредиты на покупку автомобилей или образование детей, инвестируют в пенсионное обеспечение. Параллельно они обрастают разными страховками — на случай болезни или утраты трудоспособности.

Перспектива иметь собственный дом и в России может стать одним из факторов роста производительности и перетока кадров в наиболее дефицитные специальности. У нас следующий взрыв трудовой мотивации возможен, если дейст­вительно заработает программа строительства недорогого жилья и массовая ипотека. Тогда люди начнут планировать свою жизнь на десятилетия вперед, как настоящие предприниматели. И любой фатальный сбой — потеря работы или падение зарплаты — будет заставлять их искать выход с удвоенной силой. Вот только за счет чего в России может начаться настоящий жилищный бум, пока непонятно.

В любом случае нас ожидает радикальная перестройка всех социальных отношений. Когда все структуры общества, даже семья, начнут функционировать как рационально организованное предприятие. Экономические отношения и конкуренция станут всеохватывающими, количество мест, где можно просто спокойно «получать зарплату» за неэффективный и малопроизводительный труд, сильно уменьшится. А наиболее радикальный рост зарплат будет там, куда будет направлен максимум инвестиций, то есть в ближайшее время — в строительстве, инфраструктуре и энергетике. Должны будут в разы вырасти зарплаты бюджетников с незаменимой для страны квалификацией, например врачей. Дефицит же хороших специалистов будет означать то, что чувство успокоенности, стабильности и постоянный рост зарплат больше не будут распространяться на всех равномерно.