Работники МИД РФ не понимают тех, кто хочет сохранить российское гражданство

На модерации Отложенный «Газета» завершает цикл репортажей о соотечественниках за рубежом. Предыдущие материалы были посвящены тем, кто, как в Прибалтике, оказался в чужих странах по стечению обстоятельств, и тем, кто, как в Германии, - в соответствии с осознанным выбором. Специальный корреспондент Вадим Дубнов исследовал особенности отношения Родины и к тем, и к другим.

Председатель фонда народной дипломатии, базирующегося в Кельне, Павел Юзовицкий тщетно пытается сохранить серьезное выражение лица. «Да, мы судимся. Да, с правительством Российской Федерации».

Павел Юзовицкий и юрист Сергей Марченко, также обитатель города Кельна, требуют исполнения закона «О государственной политике РФ в отношении соотечественников за рубежом». В соответствии с этим законом, принятым девять лет назад, 24 мая 1999 года, каждый, считающийся соотечественником, имеет право на получение документа, которое называется «Удостоверением соотечественника».

Иск подан по месту деятельности российского правительства, в Краснопресненский райсуд города Москвы, все всерьез, и правительство отвечает суду. Во-первых, говорится в официальном представлении, правительство не отказывает истцу в его праве считаться соотечественником. Во-вторых, суд не вправе оказывать влияние на правительство в вопросе издания последним подзаконных актов, а таковых, необходимых для запуска процесса выдачи удостоверений, почему-то так и не появилось. Был и третий аргумент: Марченко не доказал своей принадлежности к соотечественникам, что несколько противоречило первому аргументу. Этот довод, впрочем, был снят. Правительство выиграло и без него.

«Зачем вам это удостоверение?» «Надо!» - пряча смеющиеся глаза, настаивает Юзовицкий.

Испытание для патриота

Юзовицкий, бывший музыкант и автогонщик, явно получает от происходящего удовольствие. Для юриста Марченко это почти дело принципа, а может быть, и несколько больше: «У нас тут, к сожалению, немало таких, кто готов забыть о своих корнях».

Таких, как Марченко, между тем тоже немало. Ольга, моя мюнхенская знакомая, родом из Новосибирска, замужем за гражданином Германии, в прошлом таким же, как она, не помышлявшим о чужбине сибиряком. Это история неслыханного везения: уехав из новосибирской аспирантуры учиться еще в ГДР, он однажды утром проснулся в единой Германии, но родина звала, и он приехал в родной Академгородок. Там его совершенно не ждали, в том числе и в связи с сомнениями в качестве образования, полученного в Германии. Рефлексии на тему патриотизма не осталось, а Германия в научной ценности нового гражданина не сомневалась. Ольга же отказываться от российского гражданства не желает. «Почему?» Она даже немного удивляется вопросу: «Не хочу». И смущенно, даже чуть с вызовом: «Чего ты хочешь? Я дочь офицера».

Нет лучшей проверки для таких патриотических чувств, чем участь российского гражданина, ставшего соотечественником за рубежом.

Для элементарного обустройства в Германии нужно оформить себе постоянное место жительства. Для этого соотечественник должен заполнить лист убытия в российском консульстве, что, по сути, становится прощанием со всеми гражданскими правами. Внутреннего российского паспорта и, соответственно, регистрации у Ольги больше нет. Она, приезжая на родину, не имеет права ни на что, кроме объяснений с милицией, с точки зрения которой она нарушает все, что только можно нарушить. Временную регистрацию если где и может оформить, то лишь в родном Новосибирске. В Москве она человек вне закона. Это гражданин Германии или любой другой страны, даже самой экзотической, или даже просто лицо без гражданства, может позволить себе в Москве все: хоть поселиться в гостинице, хоть учредить какой-нибудь бизнес. Ольга, гражданин России, не может ничего - не то что учредить фирму, даже получить гонорар за статью в научном журнале: у нее нет ИНН. С формальной точки зрения она не может даже купить себе SIM-карту для мобильного телефона. Она поражена в правах во всем, что требует предъявления паспорта, а он требуется повсюду. В соответствии же с нашей паспортной системой российский загранпаспорт, единственный документ, свидетельствующий о ее российском гражданстве, является документом по всему свету, кроме, собственно, России. Я рискованно шучу: «Зато у тебя крепкая семья: ты не можешь снова выйти замуж». «Даже крепче, чем ты думаешь. Муж шутит: я ведь даже не могу развестись».

Своему ребенку, родившемуся в Германии, Ольга, естественно, захотела сделать двойное, российско-германское гражданство. Но консульство в Мюнхене такими вещами не занимается, не мидовское это дело, значит, нужно ехать в Новосибирск, но тоже незачем: Ольга там не зарегистрирована.

Лукавое право

Но Ольга хоть по собственному разумению когда-то заполнила лист убытия. А у соотечественников, российских граждан в Прибалтике, о правах которых неустанно печется историческая родина, российского паспорта и вовсе никогда не было. Валентин Мещеряков, председатель Ассоциации российских граждан в Литве, так внутренне до конца и не согласившийся с распадом великой державы, решителен и бесстрашен: «Да, так прямо и пишите: литовский чиновник - гнида. Российский - гнида со вшами». Среди русских в Литве эта история - уже почти апокриф: соотечественница-коммунистка, разумеется, гражданка России, отправилась в Москву на партийный форум. И заболела. Где лечить коммунистку, не имеющую российского паспорта и, соответственно, страхового свидетельства? От больницы, пользующей бомжей, ее спас только административный ресурс товарища Зюганова.

Мещеряков - самая большая головная боль российского посольства. Освободившись от необходимости сражаться за империю, он направил свою неуемную энергию на сражение с исторической родиной - за пенсии, за страховые свидетельства. За паспорта, наконец. «Да, есть некоторая проблема, - признают в российском посольстве в Литве. - Но, поверьте, решение уже найдено». Я затаил дыхание в предвкушении институциональной революции, хотя бы учреждении при посольстве миссии Федеральной миграционной службы, раз уж не может выдавать паспорта посольство. Но нет, все проще. «Теперь наши соотечественники могут, прибыв в Россию, получить временную регистрацию и вместе с ней внутренний российский паспорт».

Перед разнообразием возникших вопросов я откровенно теряюсь. С какого начать? С того, что эту схему соотечественники и без посольского совета давно освоили, самостоятельно же и распознав некоторую ее юридическую сомнительность? Не странно ли обуславливать неотъемлемые вроде бы права наличием регистрации, которая по Конституции вообще имеет разрешительный характер? Я задаю эти вопросы поочередно, я цитирую соотечественников, которые горько сетуют: с соотечественниками - гражданами Литвы наше посольство работает куда более охотно, чем с гражданами России, потому что они все время чего-то требуют, и зачем, спрашивается, мы все еще пытаемся сохранить это гражданство?

В этом месте я наконец попадаю в точку. Скрытое недружелюбие посольских собеседников наконец может стать открытым, и они явно готовы к этому повороту разговора: «Вы что, хотите сказать, что в Литве все так уж хорошо?»

Рецепт от ностальгии

Мой приятель, покинувший родину еще лет 15 назад, с ностальгическим трепетом после долгой разлуки шагал по шереметьевским коридорам прямиком к паспортному контролю, его не раздражали ни очереди, ни безлюдные пограничные окошки. Он держался до последнего, пока бдительная пограничница, строго изучив его документы, не расслабилась вдруг и не выдохнула со всей искренностью: «Ну вот уехали уже - чего снова возвращаетесь?»

Татьяна Фаворская, руководитель Русского общества в Латвии, с грустной улыбкой вспоминает обед на конгрессе соотечественников в Москве. «Мы оказались за столом с человеком из Екатеринбурга, и он разговаривал со мной как с предателем. И одновременно с какой-то завистью. Видно, говорит, вам там не так плохо, раз вы не возвращаетесь. Будто русские виноваты в том, что им здесь не так плохо». Мы пытаемся препарировать недоброго екатеринбуржца. Да, зависть. Да, генетическая подозрительность к тем, кто оказался на оккупированной территории. Но все это густо замешено на глубокой, неосознанной, почти фрейдистской злобе к тому, что наблюдается дома, которую только и можно выплеснуть на соотечественницу, которой, выходит, повезло.

Соотечественники в Германии, не теряющие, несмотря ни на что, связи с Россией, делятся наблюдениями: российские консульства, и без того не слишком расторопные, по отношению к соотечественникам как-то особенно издевательски изобретательны. Вне зависимости от того, являются соотечественники согражданами, выбивающими пенсии, или гражданами Германии, возжелавшими вдруг получить визу на историческую родину. Коллега, живущий в Берлине, делится рецептом: «Я, как вдруг одолеет ностальгия, иду зачем-нибудь в наше посольство. И как рукой снимает. На год вперед».

И если вы вспомните на чужбине советское кино, в котором наш герой, разоблачив провокацию ЦРУ, требует российского консула, то спешу предупредить: враждебные провокаторы сразу догадаются, что вы жалко блефуете. На телефон круглосуточной консульской помощи в Кельне я звонил и днем, и ночью уже просто из спортивного интереса. Самой живой реакцией был писк факса. В Мюнхене мне повезло больше. Через полдня мне сообщили, чтобы я позвонил после обеда. После обеда обещали перезвонить. Не сложилось.

Формула государственного отношения к соотечественникам ничуть не более прихотлива, чем обнаруженное нами с Фаворской в ее уральском собеседнике. Враждебное равнодушие, замешенное на уверенности в том, что по-настоящему свой человек соотечественником за рубежом не окажется и что, как бы они ни жаловались, им живется все равно лучше, чем даже загранчиновникам, обреченным на возвращение домой. Плюс возможность просто переключить горячий телефон на факс, как это принято в любом госучреждении на родине.

И точно так же, как внешняя политика является продолжением внутренней, отношение к соотечественникам за рубежом является даже не экспортным, а экспортированным вариантом отношения к собственным согражданам внутри страны.

Соотечественник в законе

Ответственным за помощь соотечественникам у нас является Росзарубежцентр, пришедший к нам из той эпохи, в которой он назывался Союзом советских обществ дружбы и культурных связей с зарубежными странами. Сотрудники Росзарубежцентра любезны, но, выяснив суть моего любопытства, от встреч, даже неформальных, вежливо уклоняются. И их можно понять. Единственным нормативным руководством к действию остается выступление президента в 2001 году на очередном конгрессе соотечественников, которое в Росзарубежцентре с некоторой обреченностью много лет и цитируют: «Соотечественник - категория далеко не юридическая. И уж тем более не вопрос статуса или каких бы то ни было льгот. Понятие «русский мир» испокон века выходило далеко за географические границы России и даже далеко за границы русского этноса». В общем, кто такие соотечественники, по-прежнему неясно. «А вы почитайте закон». Читаю. «Под понятием «соотечественники за рубежом» подразумеваются: граждане Российской Федерации, постоянно проживающие за пределами Российской Федерации, лица, состоявшие в гражданстве СССР, проживающие в государствах, входивших в состав СССР, получившие гражданство этих государств или ставшие лицами без гражданства…» - и в том же духе еще несколько абзацев. То есть соотечественниками с равным успехом могут считаться не только юрист Марченко, но и президент Грузии Михаил Саакашвили, не говоря уж о Витаутасе Ландсбергисе. К тому же у них прекрасный русский язык, что подтверждает их глубокую связь с русской культурой. Собеседники из Росзарубежцентра не скрывают радости: «Вот видите, вы сами все понимаете. Зачем нам встречаться?»

Я бы не настаивал. Просто соотечественники очень просили задать несколько вопросов.

Престиж отмыва

Фонд народной дипломатии Павла Юзовицкого - организация некоммерческая, о чем его председатель напоминает одновременно и лукаво, и многозначительно: по части налогов имеются серьезные льготы. Юзовицкий полагает, что достаточно искушен в разного рода схемах, я понимающе киваю и уточняю: «И что вы можете сделать для соотечественников?»

Юзовицкий из всего множества проектов явно выбирает те, которые способны переломить мой скепсис. Русский дом престарелых. Германские социальные программы, плюс российские пенсии, плюс коммерческая составляющая - все это к тому же обеспечит работой наших же врачей, медсестер и сиделок. Нужны инвестиции. Еще проект: русская элитная школа. Этакий Итон в Кельне. Опять инвестиции. Около 300 млн евро. «Рентабельность считали?» «Да. Процентов 15-20. Ваши (это был, кажется, единственный случай, когда он так и сказал: «ваши». - В.Д.) смеются. Их интерес начинается процентов с 60». Может быть, хочет помочь Росзарубежцентр, который призван осваивать бюджетные средства во имя соотечественников, или подотчетные олигархи, испытывающие острую потребность в социальной ответственности? Юзовицкий внимательно смотрит на меня, и для спасения репутации я быстро обращаю последнюю фразу в шутку.

Я снижаю планку. Бог с ними, с сотнями миллионов. В Вильнюсе и в Риге висят зазывные афиши российских поп-звезд и гастролей лучших российских театров, и у меня загорается огонек надежды: может быть, этим мы помогаем соотечественникам? Моя гипотеза их снова веселит. Да вы что? Это все мероприятия исключительно коммерческие. По линии солидарности обычно приезжают коллективы художественной самодеятельности. В Берлине с ледяным сарказмом припоминают о гастролях ансамбля юных казаков. Соотечественникам в Литве и Латвии особенно врезалось в память празднование и торжественные приемы в честь Дня независимости - это исправно и ежегодно. «Это идеальный вариант, - цедят соотечественники. - И престиж, и отмыв одновременно». «Ну хоть на экскурсии в ваш музей, на его поддержку, вы из Москвы что-нибудь получаете?» - спросил я Татьяну Михневу, директора пушкинского музея на окраине Вильнюса, и она даже немного удивилась моему вопросу. Пушкин - на бюджете Вильнюса. «Сколько-сколько?» - с искренней любознательностью переспросила она, когда я назвал ей сумму для соотечественников, доверенную Росзарубежцентру на 2006-2008 годы. «1,2 млрд рублей». Михнева помимо прочего председатель совета русских общественных организаций в Литве и в курсе того, чем делится родина с соотечественниками в Литве: «Около $10 тысяч - это 2007-й год». Я еще на что-то надеюсь, может быть, просто в Литве соотечественников немного, около 6% населения. В Латвии их без малого треть. «$15 тысяч», - отвечают осведомленные люди в Риге.

1,2 млрд рублей, выделенных соотечественникам, - это на три года. На год выходит 400 млн. Элеонора Митрофанова, руководитель Росзарубежцентра, как-то в интервью «Коммерсанту» недавно обмолвилась: «Мы тратим на наши отделения за рубежом порядка $10 млн в год. Это и зарплата, и деятельность». По нынешнему курсу выходит около 240 млн рублей. И принято решение отделения Росзарубежцентра расширять и укреплять. Может быть, и правда это из какого-то дополнительного бюджета?

Последний анекдот

В разговоре с Михневой я вспоминаю отчет Росзарубежцентра о проделанной работе, и на пункте «Оздоровительный отдых в детских учреждениях» она меня останавливает. «Нам как-то дали путевки в детский лагерь. В летний. Жаль только, ехать пришлось зимой». Отдых оказался экстремальным, больше никто желания не проявляет.

Сюжеты на тему помощи соотечественникам разнообразны. Тут и высшее образование в России (несколько десятков бесплатных мест для всей Прибалтики), и международный фестиваль «Молодежь против террора», и съезд соотечественников в Нюрнберге, на который соотечественников отбирали как на форум «Единой России», и крайне узкий перечень доверенных русских организаций и их руководителей, которые осуществляют распределение средств. Но обо всем этом рассказывается без запальчивости и обид. Как очередной анекдот, который так кстати вдруг припомнился.

Во-первых, потому что привыкли, удивляться нечему и нечего ждать.

А во-вторых, не очень-то уже и нужно. Потому что диаспора на то и диаспора, чтобы быть в известной мере самодостаточной.

Лена, поставившая на ноги широкий консалтинговый бизнес в Мюнхене, работающая в Москве и Краснодаре, трудностей жизни без российского паспорта не понимает: «В чем проблема? Везде, где надо, можно проплатить». Все проблемы и в самом деле решаются самым неприхотливым образом, и, как явствует из рекомендаций российского посольства в Литве, даже получение паспорта давно освоенным способом всех вполне устраивает. Это - о тех, кому еще что-то надо на родине. То есть, как правило, о людях достаточно обеспеченных, чтобы полагать эти трудности обычными накладными расходами.

Среди тех, кто на родину не ездит, есть, конечно, такие, кто живет от одной социальной выплаты до другой, и многие из них готовы пойти хоть в синагогу, хоть к методистам, лишь бы успеть к раздаче гуманитарной еды. Здесь особого простора для помощи тоже не наблюдается, тем более что православная церковь, время от времени устраивающая такие мероприятия, эту брешь способна закрыть без МИДа и Росзарубежцентра.

Помощь в интеграции, языковые курсы, как показывает практика, тоже не требуют особых российских усилий и финансирования. И особой разницы между Прибалтикой и Германией в этом смысле нет. Тем, кто хочет выучить язык, вполне достаточно имеющихся возможностей. Тех, кто не хочет, не заставит никакая помощь исторической родины, тем более что последняя в этом никакой заинтересованности не выказывает.

Массовым и централизованным способом обычно только протестуют и ворчат. Приспосабливаются же и встают на ноги обычно в индивидуальном порядке, и здесь опять же страна происхождения помочь не в силах.

Речь о другом. Речь о тех, кто по каким-то причинам хочет сохранить связь со страной, когда-то покинутой. Речь не о завзятых патриотах, а о тех, кто отчетливо осознает: такими же жителями своей новой страны, как те, кто считает ее родной, им, по крайней мере в первом-втором поколении, не стать, да и надобности в этом они не испытывают. Они не эмигранты, даже если таковыми поначалу и были, они просто живут в том мире, в котором переезд из страны в страну не является предательством или бегством, и от пересечения границы они не перестают принадлежать к той общности, частью которой привыкли себя считать. Им не нужна ни государственная концепция отношения к ним, ни Росзарубежцентр, которому в общем-то едино, что соотечественники за рубежом, что дружба с зарубежными странами.

Если им что и нужно, то лишь явственные признаки продолжающейся общности. В любом виде. Скажем, у литовских поляков есть паспорт поляка, который и удостоверение личности на родине, и маленький символ государственного дружелюбия, предоставляющий скидки при проезде в Польшу. Так что, прописав в законе удостоверение соотечественника, Россия ничего нового не изобрела. Правда, в отличие от поляков, россиянам приходится за него судиться. Упрямый и лукавый ответ «надо!» на вопрос «зачем?», пожалуй, при этом и самый психологически точный. Без него вполне можно обойтись. Но с ним лучше. Правда, выдать такое удостоверение Россия и в самом деле не может. И не только потому, что за девять лет не появилось нужных подзаконных актов. За 17 лет так и не появилось ясности с тем, кого считать соотечественниками. И кому и зачем они нужны.

И кому и зачем вообще нужна эта ясность.