Государство бросило людей как нерентабельных: 418 жителей якутского поселка пытаются выжить в сорокаградусный мороз

С декабря 2007 года в поселке Угольное Верхнеколымского района Республики Саха-Якутия нет тепла. Температура воздуха — -25 днем и -40 ночью. В квартирах 418 жителей поселка включены все обогреватели — по одному на каждую комнату, но воздух не прогревается выше 8—10 градусов тепла.

Инфраструктура ЖКХ разрушена, ОАО «Зырянский угольный разрез» обанкрочено и больше не существует, пост милиции съехал из загибающегося населенного пункта еще в 1992 году, люди, при их уровнях зарплат, даже помыслить не могут уехать отсюда… За полгода до сложившейся ситуации на форуме «Новой» уже прозвучал сигнал SOS — так называлась «ветка» форума, открытая одной из жительниц поселка. Но тогда речь шла «только» о проблемах связи с внешним миром — администрация поселка подмяла под себя интернет и телефонную связь. Но кто мог тогда предполагать, что всем жителям поселка Угольное придется пережить настоящую трагедию — зиму 2007—2008 гг.

И это — не единственная точка на карте России, где сложилась подобная ситуация.

Я жительница маленького поселка Угольное, Республика Саха (Якутия).

Название поселка соответствует профилю деятельности нашего основного предприятия.

Здесь добывают УГОЛЬ! И вот парадокс — МЫ ЗАМЕРЗАЕМ!

В нашем поселке на сегодняшний день осталось 418 жителей.

Многие уехали от усталости выживать в окончательно не приспособленной к жизни реальности. Остались только те, кому некуда и не на что ехать. Банально нет денег на покупку жилья в более благоприятном, цивилизованном месте.

Не знаю, что мы сделали плохого Богу или нашему государству/правительству, но жить в нашем поселке стало невыносимо. В поселке, среди зимы, в декабре месяце, в мороз ниже -50 градусов, закрыли старую, «нерентабельную» котельную, а новую так и не запустили толком, к тому же уже сломались два котла из трех.

В этой котельной работают люди, которые не могут отойти от котлов по 8 часов. У них обожжены лица, своими распухшими от артрита руками они перекидывают за смену по 5 тонн угля каждый, постоянно ворочают этот уголь в котлах, потому что котельная не предназначена для использования нашего угля или, как выразился один из руководителей, «поселок не соответствует котельной». И это рабский труд, который не приносит ощутимой пользы, но без него поселок погибнет. Каково осознавать это, получая зарплату до 10 тысяч рублей!!!

В наших квартирах только в нынешний так называемый отопительный сезон температура от +3 до +10 градусов (с обогревателями). Горячую воду в кране мы не можем отличить от холодной. Дома ходим в валенках, у кого есть, в унтах, спать ложимся, снимая только обувь.

В детском саду детки ходят в теплой одежде, на полу замерзает вода.

Наша больница, вернее то, что от нее осталось, после замораживания лишилась стационара, больные выписаны домой, так как, кроме низкого температурного режима, больные даже не могут сходить (извините за прямоту) в туалет. В ванне и туалете -4 градуса, пол покрыт слоем льда.

Наше главное предприятие называется «Зырянский угольный разрез». Многие ошибочно полагают, что он находится в поселке Зырянка, в нашем райцентре, и о нас мало кто знает.

Водители и слесари по ремонту автомобилей, перевозящих уголь, вынуждены ремонтировать машины при температуре -28 градусов в помещении, в неприспособленной спецодежде.

Смывают угольную пыль после работы в холодной производственной бане.

Наша администрация, и местная, и районная, только создает видимость бурной деятельности, при этом нам говорят, чтобы мы не устраивали панику, чтобы молча и терпеливо ждали тепло.

Для благоустроенных квартир нашего поселка, находящихся преимущественно в пятиэтажных зданиях, были завезены самолетами буржуйки, которые можно топить только дровами, — это в лесотундре, где практически отсутствуют деревья.
Самое замечательное, что буржуйки завезены без труб, а в наших квартирах дымоходы не предусматривались.

Каждый день живешь и думаешь, что хуже уже быть не может, но проходит день, месяц, годы, становится все хуже и хуже.

Выхода нет? Или это умышленно? Как многие полагают, что нас выживают отсюда, чтоб не раскошеливаться на жилищные сертификаты.

В МЧС есть строгая градация: что называть инцидентом, что — аварией, а что — катастрофой. В Верхнеколымском районе Якутии никто не замерз, а значит, катастрофой и не пахнет. Тогда как назвать эту ситуацию, длящуюся годами? Бесчеловечностью?

Если говорить лишь о тех избранных бедах, на которые жалуется жительница якутского поселка Угольный, есть два принципиальных момента, почему с людьми на краю света обращаются хуже, чем со скотиной.

Момент первый: чиновничье самодурство, называемое там реформой ЖКХ. Во многих других регионах, районах, поселках и весях под той же вывеской творится нечто другое, но суть одна. Над людьми не издеваются, о них просто не думают. Поэтому и замерзают, сидя на угле, и завозят буржуйки без труб. Что с того? Сколько положено заплатить за коммунальные и жилищные услуги — все равно заплатят.

И момент второй, который может показаться специфическим, однако он касается миллионов людей и двух т ретей территории России, относимых к Крайнему Северу. Это не чужая страна, как может показаться, не отдельная. Север этот пока наш, российский, и та безысходность, которая царит там вот скоро уже 20 лет, тоже наша. Не общая, конечно, но наша. Насколько бы диким ни казалось это утверждение жителям крупных благополучных городов.

Жительница Угольного поминает государство/правительство и гадает, что сделали им плохого она и ее земляки. Разумеется, ничего. Ничего личного тут нет, но правительству эти якутские поселки просто не нужны. Они нерентабельны. Соответственно, люди, живущие там, тоже нерентабельные. Их содержание обходится очень дорого. Очень, на самом деле. На то, что следует бежать «с милого Севера в сторону южную», государство изо всех сил намекало с начала 90-х. Когда не завозило уголь, не платило зарплату, отменяло «северные», срывало «северный завоз» и т.д. Но в те времена рассматривался не только вопрос: нужен ли России Север, но и противоположный: нужна ли ему Россия? Централизация Путина положила конец таким разговорам. В конце концов, кто смог, тот с Севера бежал. Проблема в том, что не все смогли.

К прежнему режиму предъявлять претензии смысла нет. Да и творящееся в Якутии — это счет к нынешним властям, которые так и не определились: если люди на «северах» не нужны, их надо вывозить. Вот как туда завезли, так и вывозить. Напомню: пришлые (не аборигены) оказались в тех местах или насильно, или приехали под государственные гарантии. Так нужны там люди или нет?

Разумеется, ответ нам всем известен. Но правительство молчит. И закрывает глаза на то, как региональные начальники пытаются самостоятельно решать вопросы нерентабельных поселений. Для государства жизни этих людей, судя по всему, не представляют ценности. Нужны их голоса на выборах (как раз сейчас показывают телерепортажи, как бодро голосуют жители замерзающих поселков); их дети (мальчики) — для армии; пожалуй, и все. Север — Крайний. Действительно. Хорошо здесь живут сейчас только собаки.

Отмечу особо: о коренном населении не говорю. Их если и переселяли в пятиэтажки, они оттуда сбежали, и морозы им не страшны. Они — дома, и у них не принято мигрировать за капиталом.

Все всегда непросто, когда умирают города и поселения. Но это происходило всегда, на всех континентах. Дело не в этом, закономерном, процессе, а в позиции Российского государства. Очень многие поселения на Севере рождались не естественным образом, а по указанию сверху, силами насильно перемещенных. Они уже умерли, выросли их дети. Российское государство привычно продолжает их мучить. Теперь тех, кто ни на что не может решиться. Понятно, что для него, очевидно, слишком много Крайнего Севера. Ему бы Олимпиаду провести. А вы — лопатьте пока уголек.