Восстановить смертную казнь

Я убежден, что смертную казнь необходимо вводить. Она введена во многих демократических странах. И совершенно ничем не дискредитирует общедемократический характер этих стран. Во многих штатах США существуют газовые камеры, существуют электрические стулья. Они не во всех штатах, но тех преступников, которые оказываются на этих территориях штатов, судятся там и могут быть приговорены к смертной казни. Не от этого США становится не демократической страной. Далеко не из-за того, что у них преступники, совершившие жуткие преступления, караются. А, наоборот, в этом может быть признак их демократии.

Вот откровенно, если человек делается серийным убийцей, или совратитель, или убийца малолетних, человек, совершающий чудовищные просто античеловеческие, зверские преступления – должен умереть. В этом право общества – оградить себя от таких крайних девиантов. Общество должно иметь, в некоторых случаях, право, в редких случаях, когда безусловно и четко доказана вина, состав преступления и все строго задокументировано, ни малейших сомнений в виновности того или иного преступника, в случаях крайнего наказания, надо лишать людей жизни за определенный тип преступлений.

Конечно, вопрос стоит о том, за какие виды преступления следует карать людей смертной казнью. Я думаю, что за зверское, бесчеловечное надругательство, и убийство, над детьми, над малолетними. За большое количество, за серийное количество жертв. За жуткие теракты, которые уносят жизни ни в чем не винных людей тоже в крупных размерах. За особо садистическое отношение к человеку, т.е. если люди подвергаются насилию в грубой, долгой форме, долговременно, это происходит постоянно, безотрывно. Это на самом деле преступления против человеческого естества. Вот преступления против человеческого естества, в каких-то самых таких пронзительных и доказанных формах, должно караться казнью.

Вот это взбодрит наше общество, просто взбодрит. Я не думаю, что за экономические преступления. Сколько бы человек не украл на самом деле. Ну, украл он много – и будет он много сидеть. Вот много украл – много сиди, немного украл – немного сиди. Это, конечно, не хорошо красть, совсем не хорошо. Но это все-таки не серийное убийство. И я думаю, что, в общем, если мы утвердим, примем сейчас, вернемся к смертной казни, только снимем мораторий. Дело же не в том, что мы должны ее признать. Нет, у нас все в правовой ситуации сохраняется смертная казнь, есть только мораторий, мораторий наложен. Тоже по одной простой причине, чтоб сблизиться с Европой.

Ну, уже понятно, что с Европой так не сближаются. Как бы мы к ним на встречу не пошли, по Киотскому протоколу, по мораторию на смертную казнь, по правам человека, по поддержке сетей, вот влияние у нас, – ничего с Европой у нас так не получается. Они практичные люди. Газ есть там – есть сделка, нефть есть – есть сделка, деньги есть – есть сделка. Нет газа, нет нефти, нет денег – и все. Что они нам нужны, кроме того, как с ними торговать и развивать отношения? Зачем нам нравится? Например, мы все равно им насильно милы не будем никогда.

Поэтому если мы введем смертную казнь – только все нас зауважают. Все! Все вокруг скажут: «О, какие русские. Они жесткие». Бей своих, чтобы чужие боялись. Увидят какого-нибудь преступника страшного, своего же русского, и убьют. Убьют! Другой преступник, который нож достанет, на ребенка пойдет, подумает: «Слушай, а я вот вчера слышал, как там Иванова (Петрова, Петухова) какого-то повесили или расстреляли в тюрьме. Вот так как бы сказать жить то хочется». И в этом отношении это будет некий моральный стержень. Понятно, что преступлений может быть прямо на объем, количество преступлений, это не скажется. Но это будет хороший стимул.

Мы поощряем за благо, и мы наказываем за зло. Вот есть фраза в Псалмах: «Уклонися от зла и сотвори благо; взыщи мира и пожени и». Если мы жестко покажем, что надо двигаться к благу и уклоняться от зла, и покажем, что бывает с тем, кто перешел определенную черту за пределы человеческого состояния в своем грехе и в своем просто расчеловечивании, то, я думаю, что мы морально соберем этический образ, нравственный образ, нашего общества. Т.е. мы скажем: «Это хорошо, а за это убьем. Просто убьем».

И вот эта грозность нашей государственности, нашей правовой системы, нашей правовой модели повлечет к укреплению нашего правосознания, о чем говорит наш президент, гораздо лучше, чем просто правовое образование. Надо подкреплять и закреплять определенными санкциями жесткость закона. Закон – это суровая вещь. Dura Lex, sed Lex (Суров закон, но это закон). Вот эта суровость должна быть воплощена в том, что согрешил жестко – расстреляли.