Руководство России превратилось в клан брежневского образца

На модерации Отложенный «Озеро» – так называется центр власти гигантской российской империи. В маленьком дачном поселке на Комсомольском озере, в часе езды от Санкт-Петербурга по одной из немногих хороших российских дорог, обитают дачники, славные имена которых известны всей стране от Калининграда до Камчатки, пишет влиятельное немецкое издание Handelsblatt (перевод Инопресса.ру).

Это Владимир Якунин – глава Российских железных дорог и один из возможных, обсуждаемых на самом верху, преемников Владимира Путина, который на будущий год может занять его место в Кремле. Это Андрей Фурсенко, который, будучи министром образования, распоряжается миллиардным бюджетом. Это Юрий Ковальчук, глава совета директоров в банке с говорящим названием «Россия».

Это Владимир Смирнов, который после крушения Советского Союза считался на берегах Невы одним из наиболее могущественных мафиози. Сегодня он руководит малопрозрачным кремлевским концерном «Техснабэкспорт». А один из домов дачного кооператива «Озеро», основанного в 1996 году, принадлежит самому Владимиру Путину, сегодняшнему президенту России.

«Мы снова у власти, теперь навсегда», – провозгласил Владимир Путин уже в 1999 году после его назначения премьер-министром, выступая перед руководством ФСБ, преемницы КГБ.

С тех пор в руках того, над кем прежде подтрунивали из-за его достаточно хилого телосложения, того, кому уроки дзюдо подарили то, чего в свое время так не хватало этому дворовому питерскому мальчишке, оказались все ключевые позиции России, на которые он поставил своих ближайших соратников.

Путин и его соседи по дачному кооперативу «Озеро» давно расстались с прежним менталитетом садоводов. Бывшие сокурсники, бывшие сотрудники по мэрии его родного Санкт-Петербурга, совладельцы банка «Россия» или чекисты, соратники по службе в КГБ, – все они занимают командные посты в российской политике и экономике, в прокуратуре и вооруженных силах. Владимир Путин и его дружина стали государством в государстве.

Вот несколько примеров: Алексей Миллер, бывший подчиненный Путина в мэрии Санкт-Петербурга, сегодня является главой «Газпрома», биржевая стоимость которого выше, чем у любого другого европейского концерна, компании, где тесно сплелись внешнеэкономические связи и внешняя политика.

Министр финансов Алексей Кудрин рука об руку с президентом тоже работал в петербургской мэрии. Тамошнюю приемную Путина возглавлял в свое время Игорь Сечин, сегодня – председатель совета директоров крупнейшего российского нефтяного концерна «Роснефть» и заместитель главы кремлевской администрации.

Сергей Чемезов вместе с Путиным когда-то шпионил в ГДР. Сегодня он руководит государственным промышленным колоссом под названием «Рособоронэкспорт». Вице-премьер Сергей Иванов, тоже один из возможных политических преемников президента, был коллегой Владимира Путина по КГБ на домашнем балтийском фронте.

Однако сегодня российскую политику определяют не только старые товарищи. Все чаще способных конкурентов из простых вытесняют их дети: Николай Шамалов, сосед Путина по дачному кооперативу, смог поставить своего сына Юрия во главе крупнейшего российского пенсионного фонда «Газфонд».

Премьер-министр Михаил Фрадков как председатель совета директоров государственного «Внешэкономбанка» контролирует не только данный финансовый институт, но еще и работу своего сына, который заседает в его правлении.

Директор ФСБ Николай Патрушев устроил своего отпрыска Андрея советником главы «Роснефти». Младший сын вице-премьера Иванова оказался на должности заместителя президента «Газпромбанка».

«Таким образом, российское руководство трансформирует свой политический капитал в экономический. Оно становится «большим игроком» в «большом бизнесе», – полагает московский социолог, изучающий российскую элиту, Ольга Крыштановская.

Однако при этом финансовая сторона российской жизни все сильнее оттесняется на задний план ввиду все более явных ее потерь в результате этой тенденции к семейственности, считает профессор экономики Леонид Козальс.

Но гораздо хуже, что при Путине установилась клановая система. Свободной конкуренции за руководящие позиции больше не существует, продолжает он, а борьба за власть ведется, как в среднеазиатских деспотиях, исключительно в пределах клана.

В будущем, предсказывает Козальс, Россия может скатиться в застой, в стагнацию, подобную той, что была при Леониде Брежневе: «Власть имущим больше не интересно определять направления развития страны, речь у них идет только об отработке тактики передачи власти собственным отпрыскам».

Хорошим примером, подтверждающим этот тезис, может послужить тот факт, что Путин и его команда уже давно громко сетуют на сильную однобокую зависимость российской экономики от доходов, получаемых за счет продажи сырьевых ресурсов, и делают на этом основании вывод о срочной необходимости ее диверсификации. Однако в этом направлении ничего не происходит.

Кремлевскую команду гораздо сильнее заботит, как бы пристроиться самим или посадить своих ближайших родственников у неиссякаемых источников сырьевых гигантов и направлять денежные потоки в свои карманы.

Или, как формулирует это гроссмейстер и оппозиционный политик Гарри Каспаров: «Россия для Путина не является страной, которой он управляет. Для него это акционерное общество. И оно должно принести своим главным акционерам как можно более высокие доходы». Одно только «но»: главные акционеры – это приближенные Путина, а не граждане России.

В пользу застоя говорит еще один вывод: кто бы ни стал преемником Путина на посту президента – это всегда будет Путин, в любом случае, некто по милости Путина. И ни в коем случае нельзя исключить, что глава Кремля останется на своем прежнем месте.

Но даже если он все же решит уйти, все потенциальные преемники, обсуждаемые наверху, – вице-премьеры Сергей Иванов и Дмитрий Медведев, а также глава РЖД и сосед по дачному кооперативу Якунин – только укрепят систему Путина. Потому что все они – это часть правящего клана.

«Путин не владеет властью единолично, он не самодержец», – говорит человек, который долгое время работал в узком кругу кремлевского руководства с Путиным и на Путина и поэтому, само собой разумеется, хочет сохранить анонимность. Власть в России находится в руках узкого круга ветеранов КГБ, как когда-то в Центральном комитете во главе с генеральным секретарем. Поэтому политолог Лилия Шевцова говорит о «бессилии всемогущего» Путина.

Соответственно, в конечном счете, нет никакой разницы, переступит ли Путин через российскую конституцию, которая запрещает третий президентский срок, продлив в марте будущего года свою власть при помощи референдума, или же он предложит устраивающего его преемника, с чьей кандидатурой народ будет вынужден согласиться.

Однако в настоящее время возрастает вероятность того, что Путин пойдет первым путем: подтверждением этому может служить конфронтация с Западом, которую он сегодня целенаправленно углубляет. Ведь в трудные времена народу нужен надежный лидер. В любом случае, как бы то ни было, третий президентский срок будет изменой провозглашенной лично Путиным «диктатуре закона» – главному принципу его «управляемой демократии».

Верным, однако, является также и то, что сейчас, возможно, Владимир Путин поддерживает хрупкий баланс власти не как первый среди равных, а лишь в качестве вывески: ведь изнутри правящий клан подобен стае волков. Они вместе охотятся, доверяют друг другу, но, как и волки, смертельно ненавидят друг друга и ревниво следят за соблюдением своих личных интересов.

Так, официально контролируемые государством энергетические колоссы «Газпром» и «Роснефть», а также их топ-менеджеры гораздо чаще проявляют заботу в отношении своих соперников, чем предпринимают какие-то действия против других концернов.

Вооруженные силы и спецслужбы, враждующие друг с другом еще с советских времен, всеми силами домогаются внимания правителя, сидящего в Кремле. Все невольно наводит на мысль о том, что Путин согласится пойти на третий срок.

«Несколько лет назад Путин действительно собирался покинуть президентское кресло. Сегодня он с каждым днем все чаще размышляет над тем, не следует ли ему остаться во главе государства», – сказал один кремлевский чиновник, пожелавший остаться анонимным.

Задуматься над этим Путина заставило, прежде всего, скорое забвение покойного «Туркменбаши», туркменского диктатора Сапармурата Ниязова. Путину не хочется, чтобы его бывшее окружение столь же быстро вычеркнуло его из жизни и обрекло на безвестность.

Поэтому с каждым днем его желание остаться подольше в Кремле только крепнет.

В его поисках ответа на этот вопрос российский народ исполняет всего лишь роль статиста. Он пребывает в политической апатии и разочаровании. Ведь только такой народ, как российский, приученный к лишениям, способен менее чем за два десятилетия пережить крушение государства, неоднократные потери сбережений, вызванные шоковой терапией, гиперинфляцией и крахом рубля вследствие сомнительных реформ еще более сомнительной руководящей верхушки.

Кроме того, редкими волеизъявлениями этого народа, перенесшего столько передряг, еще и манипулируют путем фальсификации результатов выборов. Российское общество вновь постулируется как «государственное образование», как охарактеризовал извращенное гражданское общество еще царской России историк Дитрих Гайер.

Сегодня российское общество все больше деформируется новой системой правления Путина, «империей аппаратчиков», в которой почти все решения принимаются бюрократами. Если в неспокойные годы капитализма Дикого Востока, нарождающегося на развалинах Советского Союза, большинство школьников хотело стать рэкетирами или просто бандитами, то сегодня, согласно опросам, большая часть из них стремится к карьере чиновника.

В России, с одной стороны, это связано с тем, что Владимир Путин вновь объединил и заметно укрепил Российскую Федерацию, оказавшуюся при его предшественнике Борисе Ельцине на грани пропасти. Кроме того, большинству россиян за время пребывания Путина у власти удалось повысить свой уровень жизни. Благодаря радикальной налоговой реформе, но, прежде всего, в результате высоких цен на нефть.

Пока что все нормально и понятно. Правда, большинство россиян своего Путина не любит. Тем не менее, они следуют за ним не только из-за фактического отсутствия альтернативы, но еще и из-за его – частично мнимых – успехов.

Но деформация проступает там, где, главным образом, молодое поколение видит удивительную славу и богатство представителей государства: сегодня в неофициальных списках богачей экономических журналов чиновники занимают гораздо более высокие места, чем отечественные бизнесмены.

Уже сейчас, после непродолжительного бессилия спецслужб в начале 90-х годов и сенсационного возвращения ими власти без исторического переосмысления российского прошлого, 15% работающих мужчин, по данным Московского центра постиндустриального общества, занято в различных силовых структурах. А в руководстве путинским государством 43% являются выходцами из спецслужб, милиции, прокуратуры или армии.

Тем не менее, или именно поэтому Владимиру Путину не удалось выстроить стабильные институты. Сильное государство ограничивается посадкой на важные посты приближенных из его личного круга, которым, однако, еще только предстоит показать свою силу. С точки же зрения общественной и экономической жизни эта деформация путинских лет имеет крайне негативные последствия.

Ведь недостаточный плюрализм в политике уже перекинулся и на экономику: согласно серьезным исследованиям, коррупция только усиливается. И юстиция, столь же коррумпированная, как и политически зависимая, легализует все более дерзкие случаи перераспределения собственности.

Соответственно, если в 2000 году, когда Путин только пришел в Кремль, 1200 крупнейших предприятий формировали 80% российского ВВП, то в этом году, как подсчитали в союзе предпринимателей «Деловая Россия», предприятий, составляющих львиную долю экономической мощи России, окажется всего 500.

При системе с монопольными структурами, в которой доминирует государство, в жернова попала в первую очередь передовая научно-техническая интеллигенция, без которой ни одна страна не может считаться инновационной.

Так, Россия превратилась в рай для мигрантов номер один, поскольку в российский мегаполис хлынул поток гастарбайтеров с Кавказа, из Центральной Азии или бедных регионов Украины и Молдавии, которые устраиваются здесь работать строителями, водителями автобусов или рыночными торговцами; но в то же время из страны на Запад уехало много «светлых голов»: ученые, математики и предприниматели.

Только 36% русских, согласно результатам исследования, проведенного недавно Европейским банком реконструкции и развития, считают, что экономика их страны пребывает в лучшем состоянии, чем во время кризиса 1998 года.

А один авторитетный менеджер нефтяной компании сетует, что в стрессовой ситуации находится в первую очередь средний класс. Поскольку государственные чиновники тормозят рост мелких предприятий, так как требуют в них доли.

То, что в экономическом плане типично для России – несмотря на результаты опросов государственных институтов по изучению общественного мнения, которые говорят об огромной поддержке Путина среди населения, – касается и московской геополитики: путинские громогласные заявления, вплоть до угрозы выхода из ДОВСЕ, являются результатом неправильной самооценки, которая может стать фатальной: Россия хочет избавиться от «мифа», который состоит в том, что она проиграла холодную войну.

«Холодная война была похоронена как бессмысленная», – озвучивает новое прочтение новейшей истории à la russe близкий к Кремлю политолог Вячеслав Никонов. Ему вторит в таких же националистических тонах московский политолог Наталья Арбатова: «Единственный интерес ЕС в нас заключается в том, сколько нефти и газа мы можем поставить. А Россия хочет, чтобы ее воспринимали как партнера, как страну, которая представляет свои собственные интересы. Но Запад уже привык, что мы в одностороннем порядке идем на уступки».

Путин постоянно подчеркивает, что эра Горбачева и Ельцина прошла. Он дает понять, что на мировую арену вернулась новая сильная Россия. И эта новая Россия вернулась с претензией на изменение правил мировой политики, которые были обозначены еще в те время, когда Кремль был нездоров и не имел никакого веса в мире.

Но не является ли путинская роль «Мистера Нет» всего лишь химерой глобальной политики? Конечно, Россия увеличила свое значение, будучи поставщиком важных природных ресурсов. Это на фоне глобализации и ширящихся претензий таких растущих экономик, как китайская и индийская, добавляет и политических мускулов.

Однако в то же время Россия – не в силах вытягивать такое определение, как «третий Рим» – значительно потеряла в политическом влиянии: Путин считает развал СССР «крупнейшей геополитической катастрофой XX века».

Еще перед развалом Кремль потерял своих вассалов из Восточного блока. А при Путине – еще и моральное и фактическое главенство на постсоветской территории: СНГ при Путине стремительно превратилось в мумию.

Украина, Грузия и Молдавия отреклись от Москвы. И даже кавказские и центральноазиатские государства проводят сегодня политику лавирования, которая раньше была свойственна только Киеву – чтобы иметь возможность при любом удобном случае окончательно отойти от России.

Бесспорно, Россия имеет право отстаивать свои собственные национальные интересы. Но в этом же праве – например, во вступлении в НАТО – она отказывает своим соседям. Это становится выражением фобии Москвы, состоящей в том, что она боится окружения Западом. И здесь путинская политика громких слов демонстрирует свою слабость: Россия сама все больше изолируется и при этом кричит о том, что это ее изолируют.

Мантра Москвы – это повторяющийся призыв к «многополярному миропорядку». Ей противостоит Китай, не замечаемый мнимым партнером Россией, он уже давно пытается в обход Кремля занять более важные позиции. Эти ошибочные внешнеполитические расчеты основаны на преобладающей в Москве глубокой разочарованности Западом и его нарушенным обещанием не расширять НАТО в направлении России.

Если Путин останется у власти и после 2008 года, то он своей политикой лозунгов еще дальше загонит Россию в тупик. Иначе он потеряет свое лицо. Так, именно путинская полемика может подготовить почву для возможного преемника: если считающийся сегодня «ястребом» Иванов пойдет на некоторые уступки, он сможет заработать очки на Западе.

Остается решить одну проблему: знатоки карьериста Путина, проделавшего путь от шпиона до главы государства, сомневаются, что тот Владимир Путин, которого они знают, проведет остаток дней за рыбалкой на своей даче на Комсомольском озере.

«Что делать?» – задал однажды вопрос Ленин. Он задал этот вопрос России. Путин задает такой вопрос себе. Наряду с ленинизмом в учебники когда-нибудь войдет такое понятие, как «путинизм»: оба этих понятия будут подразумевать продолжавшееся не одно десятилетие господство клики заговорщиков над собственным народом.