Китай и Россия в новом мировом беспорядке

На модерации Отложенный Может ли Косово обрести независимость без молчаливого согласия России? Существует ли гуманитарное и политическое решение трагедии в Дарфуре без деятельного желания Китая? Хотя между двумя кризисами нет ничего общего, их разрешение во многом зависит от того, как эти два постоянных члена Совета Безопасности ООН используют свое право вето.

Сравнивать способность Китая и России парализовать крупные международные инициативы – занятие само по себе бессмысленное, но полезное для того, чтобы лучше понять нынешнюю трансформацию международной системы, являющуюся прямым следствием относительного спада мирового могущества США. С этой точки зрения усугубление хаоса на Ближнем Востоке одновременно играет на руку и представляет опасность для России и Китая и может заставить их определиться с ролью, которую они хотят играть в мировой политике, и своим имиджем в мире.

Главный вопрос в следующем: правда ли, что Россия движется гигантскими шагами в "неправильном направлении", а Китай – "муравьиными шагами" в "правильном направлении"?

На первый взгляд, создается впечатление, что Россия и Китай следуют одним и тем же путем, гордо заявляя о своем "возвращении" на мировую арену. Но смысл этой гордости для каждой страны свой.

Для Китая – страны, глубоко уверенной в себе, – "возвращение" означает обретение своего исторического центрального места после двухвекового отсутствия. Ведь в конце XVIII века Китай был крупнейшим мировым производителем промышленных товаров. Он воспринимает себя как центр цивилизации, с которым не сравнится ни одна страна в Азии, если не в мире.

Восстановленная уверенность Китая основывается на недюжинных экономических подвигах, источник которых – не природные ресурсы, а производительность и творческая энергия. Несмотря на политическую, социальную и экономическую напряженность, в Китае есть "согревающий сердце" фактор, чувство прогресса: символический шанс Олимпийских игр в Пекине в 2008 году позволит продемонстрировать миру масштаб прогресса в стране.

Более того, помимо тайваньского вопроса, Китай – довольно стабильная в плане эволюции международной системы страна – терпеливый участник, совершенно обоснованно полагающий, что может вести себя и рассматриваться в качестве второй мировой державы.

Русские, напротив, все еще не уверены в собственном мировом статусе. Вспышка "ревизионистских" настроений в России накануне последнего саммита G8 свидетельствует о "неудовлетворенности" Кремля. Русские, осознавая свое меньшее могущество в демографическом и экономическом плане, чувствуют, что должны сделать "больше".

Для них выражение "Россия возвращается" означает, что унизительные ельцинские годы закончились и что с ними должны обращаться на равных, особенно Соединенные Штаты.

Русские испытывают ностальгию не по самой холодной войне, а по международному статусу, утраченному с ее окончанием. Если Америка больше не является единственной "гипердержавой", не имеющей стратегических соперников, Россия может вернуть себе статус "сверхдержавы" – претензия, не обязательно подкрепленная действительностью. В отличие от китайцев, русские не производят экономических богатств: они просто эксплуатируют свою энергию и свои природные ресурсы. Причем они не всегда были уверены в своем месте в мире. Не следует удивляться тому, что Россия, в культурном плане разрывающаяся между Европой и Азией, терзаемая мрачным нарциссическим инстинктом, пропитывающим прочтение прошлого и видение будущего, действует как "ревизионистская" держава.

Совершенно естественно, что русские, неудовлетворенные своей глубинной идентичностью, требуют перемен, которые позволили бы им обрести уверенность и гордость. Еще двадцать лет назад Чехия и Польша входили в их сферу влияния, поэтому русские не могут смириться с тем, что США размещают там свою оборонную систему в одностороннем порядке.

Конечно, в своих суждениях о России и Китае представители Запада – и европейцы в частности – демонстрируют избирательность. "Мы" склонны быть менее требовательными к Китаю, чем к России, потому что считаем Россию "европейской" (по крайней мере, в культурном плане). Поэтому культура физического насилия и словесной провокации, распространяющаяся в путинской России, вызывает глубокую обеспокоенность, тогда как о китайских проступках мы склонны судить с большей отстраненностью, если не безразличием.

Тем не менее, нынешняя разница между Россией и Китаем может завтра сократиться, если ухудшение ситуации на Ближнем Востоке породит чувство коллективной ответственности у пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН. Одно дело, что Россия и Китай пользуются растущими американскими трудностями на территории от Газы до Кабула, и совсем другое, что ситуация ухудшается настолько, что грозит дестабилизировать весь регион.

Действительно, усугубляющиеся проблемы на Ближнем Востоке могут способствовать большей умеренности России и Китая, заставив эти страны не оценивать ситуацию в смысле "мировой способности создавать проблемы" для Запада, а скорее сыграть позитивную и стабилизирующую роль в мировом порядке.