Прикрываясь патриотизмом, власти начинают ресоветизацию истории страны

Дух ревизионизма витает над путинской Россией и ее отношением к коммунистической истории. Как говорил Оруэлл, ничто так непредсказуемо, как прошлое. В ходе встречи с деятелями общественных наук в июне Владимир Путин высказал суждение, что в истории СССР меньше черных страниц, чем в истории США, и что сталинские репрессии были не так страшны, как война во Вьетнаме или нацизм. "Во всяком случае, мы не применяли ядерное оружие против гражданского населения, – сказал он, намекая на бомбардировку Хиросимы американцами, – и не поливали химикатами тысячи километров", как во Вьетнаме. "Да, у нас были страшные страницы (...) Но в других странах пострашнее еще было", – настаивал президент, ради непонятного исторического релятивизма выступающий за "патриотический" подход к истории. 

Послание очевидно. Больше не может быть и речи об осуждении коммунистического тоталитаризма, унесшего миллионы жизней, к которому стремился его предшественник Борис Ельцин со своей мечтой о "Нюрнбергском процессе" над коммунизмом, от которой он вынужден был отказаться в 1992 году под давлением старой советской номенклатуры. Далекая от желания изгнать тоталитарных демонов, путинская Россия, похоже, наоборот, стремится почерпнуть в коммунистическом прошлом некую легитимность и преемственность, рискуя тем самым увековечить и его преступные методы. 

Сегодня мы видим, как возрождаются забытые методы. Недавний пример тому – внезапная госпитализация четыре дня назад российской журналистки Ларисы Арап, наказанной за то, что осмелилась осудить жестокое обращение с детьми в психбольнице. Россия так и не покаялась в репрессивном использовании такого рода учреждений в СССР. В то же время бешеным успехом пользуются "патриотические" фильмы и книги, преуменьшающие масштаб преступлений Сталина с целью подчеркнуть его роль победителя нацизма. Каждый год в праздновании "дня чекиста" принимает участие президент, тогда как 70-я годовщина ужасного 1937 года не стала поводом для каких-либо официальных мероприятий.

Сильная обеспокоенность ученых 

То, что такая тенденция исходит от Владимира Путина, бывшего офицера КГБ, восхищающегося основателем коммунистических секретных служб Феликсом Дзержинским, чей бюст он привез с собой в Кремль, мало удивительно. Разве российский президент не заявлял, что день распада СССР был "величайшей катастрофой XX века"? Но такой обратный ход свидетельствует и об общем настроении населения, лишившегося коммунистической мечты. "России не удается посмотреть в лицо прошлому, слишком рано, слишком болезненно", – подчеркивает политолог Федор Лукьянов. 

Из-за этой болезненной реакции коммунистическая история наделяется неприкосновенностью. Она уже почти свела на нет порыв знаменитой "архивной революции", охвативший страну при Горбачеве и Ельцине. В штаб-квартире НПО "Мемориал", занимающегося увековечиванием памяти жертв коммунизма, сильно обеспокоены.

В заваленных бумагами коридорах, семейная обстановка которых напоминает времена диссидентства, группка историков продолжает свой сверхчеловеческий труд по классификации миллионов жертв, имена которых записаны на трогательных маленьких карточках. Организация понимает, что в ней уже видят врага. "С нами обращаются, как с маргиналами, будоражащими неприятные воспоминания и вносящими раскол в нацию", – вздыхает историк Никита Петров. 

Фонд "Демократия", учрежденный покойным Александром Яковлевым, вторым человеком в Политбюро при Горбачеве, был также отстранен от общественных дискуссий, хотя и продолжает публиковать неизданные архивы о крупных преступлениях коммунизма (уже опубликовано более 50 томов). Еще при жизни Яковлева – единственного советского иерарха, публично покаявшегося в своей принадлежности к "преступной организации КПСС" – некоторые обвиняли в "предательстве". Его дочь продолжает его работу по увековечиванию памяти практически подпольно.

Другой пример: бывший директор Историко-архивного института Юрий Афанасьев, основавший Гуманитарный университет в Москве (РГГУ), был вынужден уйти со своего поста в 2006 году из-за того, что согласился на финансирование института Михаилом Ходорковским, ныне отбывающим наказание в Сибири. "Давление не прямое, вам просто дают понять, что было бы лучше уйти..." – утверждает историк Никита Петров, отмечая, что "доступ к архивам все больше и больше ограничивается" и возвращается "мифологическая история". 

Аналогичный пессимизм охватывает и кинорежиссера Николая Досталя, признающего, что "многие фильмы, не соответствующие патриотической идеологии, остаются на полках". Однако его последний фильм о жизни великого лагерного писателя Варлама Шаламова, являющий собой ужасающее отражение ленинской эпохи, был в июне показан по телевидению в прайм-тайм.

"Никакого давления со стороны властей" 

Оптимисты считают, что ситуация не настолько катастрофична. Так, в фонде "Русское зарубежье", удивительном учреждении, созданном под патронажем Александра Солженицына, уверены в себе. "Кто бы мог подумать, что в России может появиться центр, отдающий дань памяти белой эмиграции!" – с энтузиазмом восклицает директор фонда Виктор Москвин.

В прекрасное помещение, выделенное мэрией Москвы, прибывают тысячи архивных документов, главным образом, из Франции. Фонд, имеющий собственный издательский дом, превратился в интеллектуальный улей, позволяющий восстановить головоломку человеческих и политических судеб эмигрантов – ту грань истории, которой Россия была лишена. "Мы не ощущаем никакого давления со стороны властей, напротив", – уверяет Москвин. Действительно, покровительство Александра Солженицына гарантирует фонду "патриотическую" легитимность в глазах Кремля. В июне Путин наградил писателя. Это не менее парадоксально, чем тот факт, что этот великий противник коммунистического тоталитаризма оказался рядом с российской властью, ресоветизирующей свою историю.