«Против священников нужны не доводы, а тюрьмы»: лекция об «Антихристе» Ницше

Преподаватель РГГУ, историк философии Дмитрий Хаустов прочитал серию лекций в Гуманитарном центре «Пунктум», посвященных Фридриху Ницше. Что общего у Сократа с европейским нигилизмом, чем отличается учение Христа от христианства, как сильные превращаются в слабых и зачем жрецам злопамятность — проект «Под взглядом теории» публикует расшифровку второй лекции из цикла — «Ницше и Антихрист».

В прошлый раз мы говорили о сократическом типе человека в древнегреческой культуре, после которого все типы смешались. Это хорошо видно на примере Платона. До него, по мысли Ницше, философы представляли собой яркие типы: Сократ, Гераклит, Парменид, Пифагор. А когда образование типов завершилось, началось господство массы. Так увядает и погибает великая греческая культура. Сократ здесь символизирует вырождение. Он декадент и нигилист, который начинает изобретать «задние миры», идеи, с помощью которых он пытается осудить реальность. Реальность виновата в том, что она недостаточно хороша, она не дотягивает до уровня «идеи».

«Ницше не ругает Христа. Он пытается понять, что это был за человек. И приходит к выводу, что это был тип чистой невинности. Он даже называет его — не пугайтесь — идиотом».

У Платона в знаменитом «мифе о пещере», реальность — это тени на стене пещеры, и не более того. Не говоря уже об искусстве, потому что искусство — это копии копий. Искусство копирует реальность, которая сама по себе является копией. Осуждая реальность, мы тем более осуждаем искусство. Поэтому с поэтами, сколь бы прекрасными они ни были, Платону не по пути. В прекрасном государстве философов поэтов не будет, они там никому не нужны. Они все лжецы. У Ницше выходит наоборот: Платон — это лжец, а главный лжец — это его учитель, Сократ. Мало того, что лжец, еще и низший тип, вырожденец, чернь. Кто такой Сократ? Это сын каменотеса и повивальной бабки. Мягко говоря, не аристократ, и именно с таких позиций Ницше осуждает Сократа.

Это важные мотивы, и они нам сегодня тоже понадобятся. Мы будем говорить о христианстве, о христианской морали и о морали в целом. В центре внимания у нас будут две поздние работы Ницше — «К генеалогии морали» 1887 года и «Антихрист» 1888 года. Я озаглавил этот разговор «Ницше — Антихрист». Казалось бы, громко сказано. Однако ничего удивительного в этом нет. И произведение называется «Антихрист», и некоторые письма Ницше подписывал Антихристом, наряду с Дионисом и Распятым (то есть Христом). Как любопытно: он и Распятый, и Антихрист. Как так?

В немецком языке эта интенция даже усилена. В подписях Ницще стоит определенный артикль, и значит, речь идет именно о конкретном Антихристе. Кто он? Сам Ницше. Но в переводе на русский язык есть два варианта: Антихрист и Антихристианин (вариант Михайлова). Очевидно, это не одно и то же. Антихрист — это противник непосредственно Христа. Антихристианин — это противник христианства как такового. И Ницше это специально оговаривает: он разделяет Христа-человека и Христа-идею, Христа-учение. Ницше не ругает Христа. Он пытается понять, что это был за человек. И приходит к выводу, что это был тип чистой невинности. Он даже называет его — не пугайтесь — идиотом. Но не в смысле ругательства. Ницше прекрасно знал Достоевского, по которому идиот — это не какой-то дурачок, а святая невинность. Этот человек не знал никакой корысти, не знал страдания, не знал вины и не знал греха. Христос не учил о некотором «заднем мире». Он учил, что царство Божие — не где-то там, на небесах, а в сердцах. Это и есть реальный мир вокруг нас, и нам не нужен другой, с позиций которого мы будем осуждать этот.

«Порочна всякого рода противоестественность. Самый порочный человек — священник. Он учит противоестественному. Против священников нужны не доводы, а тюрьмы. Эта очень деликатная тема, и кому-то она не понравится. Но ничего страшного, имеет смысл потерпеть и задуматься, о чем именно говорит Ницше».

Однако позже такого Христа начинают интерпретировать и превращать в догмат. Этим занимается не кто иной, как апостол Павел. И тут у Ницше появляется важная мысль — истинный создатель христианства и христианской морали вовсе не Иисус Христос, а апостол Павел. Христос выступал против ритуалов, жрецов и против церкви, а Павел превращает самого Христа в эти ритуалы, жрецов и церковь. Дело в том, что сам он — жрец, и ему нужны институты и догмы, а самое главное — «задний мир». Ему потребовалось сделать человека виновным и греховным. А реальность при этом оказывается поруганной с позиций этого «заднего мира». Теперь реальность «нечиста». Теперь человек обречен жить в надежде на мир вне него, который никто не видел и никто не знает кроме жреца Павла. И все, что мы видим и знаем, — все это осуждается. Очевидно, что какой-нибудь досократический грек презрительно усмехнулся бы такой ситуации.

Ницше высказывает агрессивную отповедь именно христианству, а не Христу. И в свете этого он сочиняет «Закон против христианства» — небольшой листок в дополнение к «Антихристу», похожий на те, что вешают на столбах в поисках преступника. Христианство здесь и есть этот преступник. Ницше пишет: «Издан в день спасения, первый день первого года». Он порывает с христианским летоисчислением, объявляет его ложным и продолжает: «Порочна всякого рода противоестественность. Самый порочный человек — священник. Он учит противоестественному. Против священников нужны не доводы, а тюрьмы». Эта очень деликатная тему, и кому-то она не понравится. Но ничего страшного, имеет смысл потерпеть и задуматься, о чем именно говорит Ницше.

Конечно, Ницше — не первый, кто обличал христианство, религию и мораль.

К примеру, до него были младогегельянцы. Был Фейербах, у которого в работе «Сущность христианства» также можно найти агрессивную критику религии. Его основная мысль, если немного огрубить, состоит в том, что боги — это выдумка человека. Идея не новая и имевшая место еще в Античности. Ксенофан Колофонский говорил что-то очень похожее, утверждая что, все народы изобретают себе своих богов, поэтому у эфиопов боги чернокожие, а у северных народов это будут рыжие или белокурые боги. Фейербах также пишет, что мир богов абсолютно антропоморфен. Боги создаются по образу и подобию человека, а не наоборот. Можно не ходить далеко и вспомнить дедушку с бородой и на облаке. Человек пытается выразить в себе некие черты, будь то надежды или страхи — это и есть боги. Получается так, что то, что в народе было определяющей силой — воплощалось в образах богов. Посмотрите на античный пантеон: сила, стать, утверждение — и сравните это со страдающим богом. Здесь мы уже способны различать те инстинкты, которые были инвестированы в богов: сила это или слабость.

У Ницше были и другие предшественники в этом вопросе: Бруно Бауэр и Макс Штирнер. И, как мы убедились, есть предшественники куда более дальние — греки. Мы можем вспомнить софистов. У нас слово «софист» понимается негативно, но так было не всегда. Такое восприятие софиста оформляется только после Платона и означает ничего не знающего болтуна, которого старик-Сократ легко заткнет за пояс. Но до Платона софисты ценились, напротив, очень высоко, потому что совершили подлинную революцию в философии. До них в философии правили натуралисты, досократики, которые занимались космологией и природой. А софистика — это антропологическая революция. Человек становится центром философского рассмотрения. И Сократ — пример того же движения.

Самый знаменитый софист Протагор говорил о человеке как мере всех вещей. Раз так, то мера богов — тоже человек. Другой пример — Продик. Он занимался проблемами языка, изучал синонимию и пришел к выводу, что нет никаких абсолютных смыслов, но лишь огромное количество различных оттенков смыслов. Это очень близко к Ницше. Говоря о какой-нибудь вещи, мы можем в то же время говорить нечто совершенно разное. Это сильный тезис против идентичности вещей, против абсолютизации смыслов, против сущностей. У Ницше это превратится в перспективизм. Еще пример — софист Трасимах. Он говорил, что истина — это всегда выгода победителя. Более сильный — именно в силу того, что он более сильный — насаждает свою истину. Действительно, кто нам дает наши истины? Они всегда спускаются откуда-то сверху победившей культуры и победившего мировоззрения, в котором мы себя находим. Истина оказывается относительной, она зависит от силы.

Взгляд Ницше, как я уже сказал, перспективный. Что это значит? Смотреть можно с разных точек зрения и только так. Может быть только точка зрения, а не абсолютная истина. Мы смотрим на вещь определенным образом, и в силу этого инвестируем в нее свою истину, присваивая эту вещь. Истина — это зафиксированные человеком в мире соотношения сил. И он волен такое состояние назвать истиной. В слово «истина» всегда включен какой-то абсолют. Человек всегда ищет что-то безусловное, но ничего безусловного нет. Такова мысль Ницше, и, конечно, далеко не только Ницше.

Софист Критий говорил, что боги насаждаются государством. Власть имущие — это и есть те самые сильные, те победители, которые кормят нас богами и истинами. Нужно помнить, что Ницше — прекрасный знаток античной мысли. Все мотивы, которые мы указали, он прекрасно знал и продуктивно с ними работает. Как?

Я назвал такой метод: перспективизм — это наиболее общая установка Ницше. Нет такой точки зрения, с которой открывался бы какой-то абсолют. Это предрассудок, но предрассудок очень живучий. На нем, к примеру, была взращена вся европейская культура Нового времени. Есть такой термин у Мераба Мамардашвили — классическая рациональность. Она оформляется в Новое время — Декарт, Лейбниц, Кант и так далее. Она базируется на совершенно недоказуемых допущениях. Абсолютная истина, абсолютная точка зрения — все это корреляты. Речь идет о постулировании такой точки зрения, которая обеспечивает абсолютный взгляд, паноптикум. Все эти предпосылки уходят вместе с самой классической рациональностью — рубеж XIX и ХХ веков. И Ницше здесь — одна из важнейших переходных вех. И в этом смысле именно Ницше — отец постмодерна. Знаменитые неклассические философы — Фуко, Делез, Деррида — все они начинали с внимательного освоения Ницше.

``` quote «Ницше рассматривает историю как свободную случайность событий. Событие освобождается от ига идентичности и раскрывается в своей единичности, в случайности. Генеалогия рассматривает событие в его развитии не потому, что жаждет сущности, но напротив — потому, что утверждает его (события) случайность и особость».

MARKDOWN ERROR: Пожалуйста, убедитесь что вы не допустили ошибок в разметки страницы

Жрец властвует именно потому, что обладает привилегией на интерпретацию и c ее помощью увеличивает свою власть. Ницше говорит, что нет никаких фактов, есть только интерпретации. Все вещи вокруг нас уже как-то нами (или не нами, что чаще всего) проинтерпретированы. Смысл не дан человеку, человек сам создает этот смысл. Или за него смысл создает другой человек. К примеру, жрец. Ведь власть — это прежде всего власть над смыслами, это привилегия установления смыслов. Владеет тот, кто придал своему владению (вещи) какой-то смысл.

Жрецы придумали механизм, посредством которого злопамятности придается некое направление. Формула злопамятности звучит так: «Кто-то виноват». Это поиск виновного вовне. Злопамятный человек страдает, и в этом должен быть кто-то виноват. Кто у нас сейчас виноват? Гомосексуалисты, атеисты. Вот они, враги, которых мы обрели на уровне государственной идеологии. Но тут жрецы идут на хитрость, на рокировку, которая и оформляет христианство как идеологию. Жрец говорит: «Ты сам во всем виноват». Это и есть нечистая совесть. Человек считает виновным во всем самого себя. Так возникает эта страшная концепция греха. Человек становится грешным, виновным. Энергия человека направляется на него самого, против него самого.