Карельское прошлое

Как и у всех людей у генерального секретаря ЦК КПСС Юрия Андропова была своя биография и свое прошлое. До сих пор идут споры кем же был этот человек.

Хорошо известно лишь то что в годы войны Андропов служил в Карелии, в партизанском отряде. Но деталей очень мало. Их приходится восстаннавливать по крупицам

Вот фотографии его молодости

.....
Сегодня есть ранее  неопубликованная рукопись книги бывшего первого секретаря ЦК КП (б) КФССР, члена Военного совета Карельского фронта генерал-майора Г. Н. Куприянова под названием «Партизанская война на Севере». Текст объемной рукописи хранится в деле Куприянова в Национальном архиве Республики Карелия.

Ссылаясь на заведующего организационным отделом ЦК КП (б) И. В. Власова, партийный руководитель республики подчеркивал, что заворг предложил ему послать на подпольную работу Ю. В. Андропова: 
«Юрий молодой, здоровый парень, что ему околачиваться в тылах? В комсомоле республики остались одни девушки-подростки пионерского возраста.

А в ЦК комсомола хватит работников и без Андропова — пусть повоюет. И будет очень хорошо, если комсомольский партизанский отряд возглавит секретарь ЦК комсомола. Но Юрий Владимирович сам не просился послать его на войну, в подполье или партизаны, как настойчиво просились многие работники старше его по возрасту. Больше того, он часто жаловался на больные почки.

И вообще на слабое здоровье. Был у него и еще один довод для отказа отправить его в подполье или в партизанский отряд: в Беломорске у него жила жена, она только что родила ребенка…»

Однако, по словам Куприянова, он не имел «морального права применить высшую силу, высшее право послать Ю. В. Андропова в партизаны, руководствуясь партийной дисциплиной. Как-то неудобно было сказать: «Не хочешь ли повоевать?».

Человек прячется за свою номенклатурную бронь, за свою болезнь, за жену и ребенка». Куприянов обвинял Андропова «в карьеризме, клевете и шкурничестве», уклонении от отправки за линию фронта:

«...Это было продиктовано исключительно большой хронической трусостью и удивительным даром приспособленчества, которыми обладает этот человек» (Куприянов свидетельствует, 2004: Электр. ресурс).

Конечно, в определенной мере за этими словами можно усмотреть жестокую обиду человека, репрессированного по «ленинградскому делу» и томившегося в тюрьмах и лагерях в 1950–1956 гг. Куприянов утверждал, что после его ареста «некоторые из подпольщиков были арестованы, некоторые сняты с работы по инициативе Ю. В. Андропова».

Одновременно он резко оценивал позицию Г. М. Маленкова, который в 1944 г. отклонил представление карельского руководства к награде партизан и подпольщиков, после чего последовали обвинения в адрес Куприянова и Власова в связи с «политической близорукостью» в отношении деятельности подпольщиков в годы войны (там же).

Из приведённых Куприяновым фактов однозначно предстаёт, что Андропову удалось ввести Куприянова в заблуждение относительно своей лояльности к Геннадию Николаевичу. Куприянов был человеком не малого ума, большой силы воли, смелым. Из этого следует, что все те десять лет, о которых говорил Куприянов, Андропов его в глубине души ненавидел и поэтому без всяких колебаний стал сокрушать Куприянова, когда это стало возможным

Однако сохранились другие свидетельства и оценки Г. Н. Куприянова в отношении Ю. В. Андропова, причем противоположные изложенному. В неопубликованной книге «Во имя Великой Победы» автор писал:

«Я очень уважал Юрия Владимировича. С ним было легко работать, приятно беседовать. В любом большом и малом деле он находил что-то новое, всегда вносил живую струю в проведение любого мероприятия. Его любили не только комсомольцы, но и весь партийный актив. В июне 1943 года секретарь ЦК ВЛКСМ Н.А. Михайлов настоятельно просил меня отпустить Ю. В. Андропова — хотел рекомендовать его первым секретарем ЦК ЛКСМ Украины.

Я категорически возражал. Наш спор разбирался на заседании оргбюро ЦК ВКП (б). В резолюции записали: “Слушали просьбу т. Михайлова и письмо т. Куприянова о Ю. В. Андропове. Постановили: в просьбе т. Михайлова отказать, согласиться с мнением т. Куприянова и оставить Ю. В. Андропова на работе в Карело-Финской ССР”» (цит. по: Шлейкин, 2013: 40).

Так когда же «мнение т. Куприянова» было искренним? Когда он обличал Андропова или когда он же его превозносил?

Перевод Ю. В. Андропова на должность руководителя комсомола Украины, который, как свидетельствуют документы, планировался руководством ЦК ВЛКСМ, вполне объясним: успешный карельский опыт организации партизанской и подпольной работы предполагалось использовать на Украине, где деятельность на оккупированных советских территориях была намного масштабнее.

Партийное руководство Карелии категорически этому воспротивилось. Конечно, не для того, чтобы отправить Андропова «повоевать» — «возглавить» комсомольский партизанский отряд.

Следует отметить, что именно секретарь ЦК КП (б) КФССР Г. Н. Куприянов 23 сентября 1944 г. подписал ходатайство о награждении Ю. В. Андропова орденом Красного Знамени.

В данном представлении констатировалось, что «тов. Андропов Ю. В. во всех мероприятиях комсомольской организации проявляет личную инициативу и обладает большими организационными способностями»

Отмечалось, что за период Великой Отечественной войны тов. Андроповым проделана большая работа в деле развития партизанского движения и создания комсомольского подполья на временно оккупированной территории Карело-Финской республики. ЦК ЛКСМ КФССР при непосредственном участии Андропова подготовлено и направлено в партизанские отряды республики более 400 комсомольцев и молодежи, кроме этого около 50 ответственных комсомольских работников было послано в тыл врага организаторами комсомольского подполья и агитаторами.

Юрий Андропов как первый секретарь комсомола

В оккупированные районы для населения ЦК ЛКСМ заброшено большое количество листовок, книг, брошюр, газет. По инициативе Андропова было собрано значительное количество подарков для партизан. Особо звучала инициатива: в годы войны молодежь республики еженедельно работала 2 часа сверх рабочего времени в помощь фронту.

В еженедельные «комсомольские вторники» было изготовлено для фронта и партизан свыше 50 тысяч пар лыжных колец, 4 200 минных ящиков, выстирано и отремонтировано 20 тыс. кг белья, собрано и заготовлено 92 800 кг грибов, 82 215 кг ягод (Там же).

В послевоенный период в одной из своих книг Г. Н. Куприянов фактически повторил высокую оценку работы секретаря ЦК ЛКСМ Андропова, который «в тяжелые годы войны проявил незаурядные способности организатора» (цит. по: Шлейкин, 2014: 44).

Парадоксально, но некоторые из приведенных выше личных претензий и обид Г. Н. Куприянова к Ю. В. Андропову в отношении собственной фигуры обернулись для последнего другой стороной:

21 апреля 1950 г. Секретариат ЦК ВКП (б) рассматривал заявление в ЦК партии из Петрозаводска по поводу поведения Андропова. Некий Петров выдвинул против Андропова целый ряд обвинений.

В их числе значилась постоянная поддержка Куприянова и подхалимство к нему со стороны Андропова в годы, когда Андропов был первым секретарем ЦК ЛКСМ республики.

Проверка фактов специальной комиссией, назначенной секретарем ЦК ВКП (б) Г. М. Маленковым (во главе с зам. председателя Комитета партийного контроля М. Ф. Шкирятовым), пришла к заключению о необоснованности обвинений. К тому же данное заявление оказалось анонимным: как выяснилось, за фамилией вымышленного автора скрывались другие персонажи.

Гипотетически можно поразмышлять на тему: разумно ли было опытного организатора молодежи в лице первого секретаря ЦК ЛКСМ Ю. В. Андропова отправить командовать одним из партизанских отрядов — несомненно, с этой задачей лучше бы справился командир с военной закалкой.

Андропов же еще до войны зарекомендовал себя умелым комсомольским руководителем: в 1938–1940 гг. он возглавлял областную комсомольскую организацию в Ярославле, количественно более крупную, чем карельская (в июле 1944 г. Андропов был награжден орденом Трудового Красного Знамени за мобилизацию молодежи на строительство Рыбинского и Угличского гидроузлов на Волге[3]).

С июня 1940 г. до 11 октября 1944 г. он работал первым секретарем ЦК ЛКСМ Карело-Финской ССР.

Более трех тяжелых военных лет Андропов возглавлял республиканский комсомол. По свидетельству Федора Кузнецова (секретарь по школам ЦК ЛКСМ в 1942–1944 гг., затем второй секретарь) «ЦК ЛКСМ с первых дней войны был своего рода штабом, где оперативно решались различные вопросы, связанные с удовлетворением нужд фронта, где рождались и получали развитие различные патриотические начинания молодежи в прифронтовой обстановке» (цит. по: Шлейкин, 2014: 54).

Решение кадровых вопросов в общественной организации являлось компетенцией ее руководства: секретариата, первого секретаря Н. А. Михайлова.

Во всяком случае, они были непосредственными руководителями первого секретаря ЦК ЛКСМ КФССР, а не партийный руководитель республики, который мог руководствовался «партийной дисциплиной» для выполнения своих пожеланий (было принято, что кадровые назначения комсомольских органов утверждались соответствующими партийными органами).

По представлению ЦК ВЛКСМ вопросы персонального призыва в действующую армию решала Комиссия при СНК СССР по освобождению и отсрочкам от призыва по мобилизации[4] (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 47. Д. 2. Л. 122).

Оценки Г. Н. Куприянова вызывают немало сомнений и вопросов. Не возникало ли у партийного руководителя республики желания переложить вину за собственные просчеты и неудачи на плечи других?

Опытный партийный руководитель, в 1938 г. являвшийся членом т.н. «тройки» в Карелии, утверждавшей расстрельные дела, Куприянов не мог не понимать степень возможной ответственности за негативные результаты в организации и управлении партизанской и подпольной работой в республике.

По статистике, за три года войны каждый второй партизан погиб, умер от истощения или ран, пропал без вести в лесах и болотах, был отчислен по состоянию подорванного непосильными нагрузками здоровья (Гнетнев, 2011: 5).

Первый секретарь ЦК КП (б), член Военного совета Карельского фронта Г. Н. Куприянов рассматривал партизанское движение прежде всего как объект партийного руководства и контроля.

Стремление продемонстрировать успешную и активную деятельность в этой области заслоняло серьезные недостатки в организации партизанского движения. Особенно это касалось координации, управления и руководства боевыми действиями отрядов.

Первый секретарь ЦК ЛКСМ Карелии Юрий Андропов (второй слева) в одной из воинских частей Карельского фронта

Нельзя не согласиться с мнением, что основная ответственность за неудачи и потери летнего похода в 1942 г. первой партизанской бригады И. А. Григорьева лежит как на штабе партизанского движения под руководством комбрига С. Я. Вершинина, так и на командовании Карельского фронта в лице члена Военного совета фронта Г. Н. Куприянова.

Именно они поставили перед бригадой заведомо неосуществимые задачи, разработали план операции без учета конкретной обстановки и не смогли организовать обеспечение, прежде всего продовольственное, в ходе рейда бригады (см.: Веригин, 2009: 267).

Так из 225 комсомольцев, участников героического, одновременно трагического и «голодного» (по определению партизан) похода бригады в июне-августе 1942 г., погибли 194 человека (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 53. Д. 10. Л. 48; Д. 188. Л. 4-6).

Комсомольцы — участники похода получили достойные награды, многие посмертно: орденом Ленина были награждены 4 молодых партизана, орденом Красного Знамени — 6, орденом Красной Звезды — 27, медалями За отвагу» и «За боевые заслуги» — 24

История похода первой партизанской бригады правдиво описана в романе-хронике Д. Я. Гусарова «За чертой милосердия» 

Именно после этого драматического похода большого партизанского соединения выявился острый недостаток кадров в партизанском движении, особенно руководителей партизанских отрядов: многие погибли (включая командира бригады майора И. А. Григорьева), получили ранения, выбыли из строя по состоянию здоровья.

Командующий 14-й армией Карельского фронта генерал-лейтенант Владимир Иванович Щербаков 

Образовавшуюся брешь надо было срочно как-то закрывать. Может быть, здесь и возникла идея у партийных руководителей Г. Н. Куприянова и И. В. Власова отправить в прорыв комсомольского руководителя (фактически переложить ответственность)?

Много лет спустя, в 1970-е гг. Г. Н. Куприянов объяснял на встрече бывшим партизанам необходимость похода партизанской бригады стратегическим планом прорыва ленинградской блокады, разработанным Верховным Командованием, чтобы оттянуть и связать крупные войсковые соединения финской армии, дезорганизовать тыл противника.

Но в связи с обстановкой под Сталинградом планы изменились — в результате партизанской бригадой фактически пожертвовали. Один из участников того разговора — Иван Комиссаров выразил свои впечатления от этой информации:

«Получается, мы с ребятами оказались, будто червяки на крючке, — приманкой. Выходит так, что под неосуществившиеся планы командование положило целую бригаду? Я не великий стратег. Я знал только приказ. Но не потому ли <…> все мы в бригаде не знали, куда на самом деле должны идти?» (Гнетнев, 2011: 244).

Кто повинен в той несоразмерной цене, которая оплачена многими человеческими жизнями? Современные исследователи подвергают сомнению трактовку Куприянова:

"Были ли у верховного командования такие планы или их не было, и имеем ли мы дело с мифами, нам еще предстоит узнать.

Может быть, ничего подобного в реальности и не существовало, а генералами в Беломорске (военной столице КФССР) двигало понятное и вполне земное желание попасть в сводку Совинформбюро, отметиться громкими боевыми делами перед Верховным Главнокомандующим."

1 сентября 1942 г. Советское информбюро сообщило сводку о героическом походе партизанской бригады в Карелии.

Просчеты партийного руководства республики в организации подпольной работы в оккупированных районах стоили жизни десяткам карельских подпольщиков и разведчиков. Перенесение в Карелию белорусского, украинского, брянского, орловского, смоленского опыта борьбы на оккупированных территориях являлось одной из роковых ошибок тогдашнего политического и военного руководства республики.

Создание разветвленной и многочисленно сети подпольных организаций в оккупированных районах Карелии было объективно невозможно.

В отличие от партийного руководства Карело-Финской республики, Ю. В. Андропов достаточно быстро сделал соответствующие выводы и доложил в ЦК ВЛКСМ о необходимости внесения корректив в организацию работы на оккупированных территориях.

Удивительный факт: за годы войны зафиксирован лишь один факт предательства со стороны комсомольцев — подпольщиков.

По оценке Н. Тихонова, инструктора военного отдела ЦК ЛКСМ республики, впоследствии ставшего крупным руководителем в Карелии,

«потребность в исчерпывающем знании проблемы, подлежащей решению, деловитость и принципиальная настойчивость уже тогда были присущи Юрию Владимировичу в высшей мере. Действия его при всей основательности были стремительными, умение перестроиться в нужный момент — поразительными» (Чекисты Карелии, 1986: 62).

Две трети территории прифронтовой республики, включая столицу Петрозаводск, были оккупированы финскими войсками. В своих воспоминаниях Куприянов отметил:

«Я много раз в дни войны бывал под артобстрелом, пулеметным огнем и бомбежкой. Там смерть тоже носилась рядом, и много раз в какие-то моменты невольно приходилось вспоминать о ней» (там же).

Действительно, прифронтовые районы жили напряженной жизнью. Нередко люди работали ночью, пользуясь отсутствием налетов вражеской авиации. В подобных же условиях находился и Андропов.

В одном из писем Андропов описал эпизод, связанный со своим участием в формировании стрелкового полка: в июле 1941 г. полк был срочно переброшен закрывать брешь отступающего фронта. Так Андропов оказался в районе боев:

«На днях был на самых передовых (район Суоярви)… Видал теперь, впервые в жизни, настоящую боевую жизнь. Довелось даже пострелять врага. Как я себя чувствовал?

В основном неплохо но, честно говоря, в себя пришел не сразу. Ну, теперь — «мы солдаты стреляные» (цит. по: Шлейкин, 2014: 43).

По свидетельству комиссара партизанского отряда «Комсомолец Карелии» Ивана Инниева, его первая встреча с Андроповым произошла недалеко от Калевалы, комсомольский руководитель часто бывал в отряде (там же: 97).

В своем письме первому секретарю ЦК ВЛКСМ Н.А. Михайлову от 13 марта 1942 г. Андропов написал: «Тут и есть самый настоящий фронт» (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 53. Д. 186. Л. 26). Комсомольский руководитель носил армейскую форму: шинель, гимнастерка, брюки, сапоги. Андропов лично сопровождал многие группы для отправки в тыл врага.

Так, в июле 1943 г. большая группа разведчиков отправилась из Беломорска в расположение 7-й армии в Ленинградскую область — до станции Оять Кировской железной дороги, ближайшей к полевому аэродрому, с которого осуществлялась заброска разведчиков в глубокий тыл врага.

В воинских частях они размещались в землянках, где ожидали вылета самолетов, часто под бомбежкой. Прямо на передовой состоялась встреча Андропова с Федором Вайгановым, бывшим инструктором ЦК ЛКСМ, политработником воинской части.

В июне 1944 г., когда Андропов сопровождал группу на полевой аэродром в поселок Девятины Вологодской области для отправки в Шелтозерский район, было получено сообщение о начале наступления морских пехотинцев Онежской военной флотилии на Петрозаводск (Чекисты Карелии, 1986: 56–58, 60).

Он стал первым представителем руководства республики, кто прибыл в освобожденный Петрозаводск на военном катере Онежской флотилии.

В воспоминаниях Г. Н. Куприянова нередко выпячивается его собственная роль как руководителя партизанского движения в Карелии. В первом варианте рукописи книги «За линией Карельского фронта» ее автор утверждал, что

«в вещевом мешке каждого партизана, уходившего в тыл врага на задание, непременно был томик «Краткого курса истории ВКП (б)»…

Большого труда партизанам стоило убедить автора в необходимости снять это нелепое утверждение» (Гнетнев, 2011: 7).

В изложении бывшего политрука, помощника комиссара по комсомолу партизанского отряда «Железняк» С. П. Татаурщикова этот эпизод представлен следующим образом:

«Еле убедил. Говорю: Ну не было такого, Геннадий Николаевич! Ведь каждая иголка на счету. Я даже свой кольт в походы перестал носить, а вы с “историей партии”… А ведь генерал Куприянов в числе других руководил партизанским движением, считался авторитетом в истории войны на территории Карелии и лучше многих знал предмет, о котором писал…» (Гнетнев, 2011: 7).

Конечно, странный факт, когда читаешь и сопоставляешь с ним боевые донесения о походах партизанских отрядов в тыл врага. Например, в донесении отряда «Боевые друзья» о дальнем месячном походе, включая территорию Финляндии, отмечалось, что во время выхода партизан в этот рейд груз партизана достигал 50–55 кг (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 53. Д. 188. Л. 188).

Несомненно, все это было известно генерал-майору Куприянову. Тогда где мотив подобного приукрашивания военной действительности?

Может быть, партийному руководителю хотелось показать успешные результаты работы спецшколы ЦК Компартии республики, готовившей кадры для отправки в тыл врага, в учебной программе которой изучение «Краткого курса истории ВКП (б)» занимало почти вдвое больше времени, чем военная и специальная подготовка? (см.: Веригин, 2009: 258).

Бывший партизан, народный писатель Карелии Дмитрий Яковлевич Гусаров, автор ряда документально — художественных произведений о партизанской войне в Карелии, свидетельствовал:

«…Вновь и вновь убеждаюсь, сколь поверхностно, легкомысленно и «по-вождистски» занимался партизанским движением член Военного совета фронта, первый секретарь ЦК республики Г. Н. Куприянов. Да, многое в партизанских делах делалось столь безответственно, диву даешься.

Теперь это ясно. И как хорошо, что тогда, в годы войны, мы, рядовые партизаны, ничего этого не знали и свято верили, что все делается нашими руководителями самым лучшим, единственно возможным образом. Это помогало нам сохранить бодрость, веру, преданность, и это помогало одержать победу, хотя она в партизанской борьбе достигалась иногда слишком большой ценой» (Гусаров, 1996: 57).

18-летний Дмитрий Гусаров добровольцем прибыл в Карелию из Свердловской области и летом 1942 г. был зачислен бойцом в партизанский отряд «Боевые друзья», затем стал командиром отделения разведки.

Партизанский отряд в боевом походе. Карельский фронт.

В 1944 г. тяжело ранен в ногу. Невольно вспоминается образ этого человека, опиравшегося на трость, его неторопливый рассказ о готовящемся романе-хронике «За чертой милосердия», когда он приезжал в мою родную Сегежу в 1975 г. и выступал перед нами — школьниками, вспоминал сегежские места периода своей боевой молодости.

Это был настоящий урок мужества, памяти. Такие ощущения живут во мне до сих пор.

Оценки Д. Гусарова созвучны данным, приведенным в документальной повести О. Н. Тихонова (Тихонов, 1971).

Тексты радиограмм, отправленных Г. Н. Куприяновым и И.В. Власовым в адрес разведчиков, работавших в тылу противника, являются документальной иллюстрацией невысокой компетентности и оперативности партийных руководителей в организации подпольной работы в тылу противника, нередко занимавшихся не своими функциями.

Последствием подобного руководства становились факты провалов целого ряда групп, а также предательства со стороны некоторых их членов.

Показать собственную главную роль — такое стремление политических руководителей часто бросается в глаза при изучении документов. Обратим внимание на следующий факт.

В изложении подвига Героев Советского Союза Марии Мелентьевой и Анны Лисицыной в представлении к награждению, подписанном Г. Н. Куприяновым и председателем президиума Верховного Совета КФССР О. В. Куусиненом, карельские героини названы в качестве связных ЦК Коммунистической партии Карело-Финской ССР (РГАСПИ. Ф. М-7. Оп. 2. Д. 834. Л. 1-3; Д. 754. Л. 7). На самом деле М. Мелентьева являлась инструктором ЦК ЛКСМ, А. Лисицына — связной ЦК ЛКСМ республики. Заслуга в привлечении их к подпольной работе принадлежит лично Ю. В. Андропову.

Непонятным образом ряд представителей карельского комсомольского подполья оказался в Перечне подпольных партийных организаций, действовавших на оккупированной территории в 1942–1944 гг.

В их числе: М. Мелентьева (обозначена в списке как связная Шелтозерского райкома партии), А. Питкянен — руководитель подпольной партгруппы Петрозаводска (?!), Т. Щербакова — руководитель Шелтозерского райкома партии (?!), П. Маунумяки — связной Петрозаводского горкома партии (?!), Э. Аалто — руководитель боевой дружины Петрозаводского горкома партии (?!), М. Филатов — руководитель партийной подпольной группы района Калевалы (?!) (Шлейкин, 2014: 64).

То ли некомпетентность организаторов партийного карельского подполья подвела, то ли желание приукрасить собственную роль в отчете для Москвы.

Бойцы партизанского отряда «Полярник» в первом боевом походе

Наконец, вызывает немало возражений роль Г. Н. Куприянова в освещении факта, связанного с попыткой ликвидации Карело-Финской союзной республики в 1944 г. по инициативе командования Карельского фронта.

Возможно, учитывая тогдашнюю конъюнктуру (массовые депортации ряда народов), генералы Карельского фронта поставили этот вопрос в ЦК ВКП (б), основываясь на данных о сотрудничестве представителей финно-угорского населения с финскими оккупационными властями, обосновании слабости партизанского и подпольного движения в Карелии.

В этом случае Карелия утратила бы статус республики (не только союзной, но и автономной).

Возможно, последствием этого решения могла быть дальнейшая депортация местного карело-финского населения в Сибирь. Предотвратить подобную акцию позволило решение этого вопроса, которое было принято И. В. Сталиным.

Определенную роль могли сыграть Г. М. Маленков и другие руководители страны. Представляется, что, защищая карело-финское население от голословных обвинений в пособничестве оккупантам в период войны, Г. Н. Куприянов отстаивал не только интересы республики, но и собственное положение в номенклатурной иерархии.

Можно утверждать, что на протяжении всех военных лет И. В. Сталин получал оперативную и достоверную информацию о ситуации на оккупированной территории Карело-Финской ССР.

Материалы, основанные на докладных записках, статьях Андропова о героических делах и подвигах комсомольцев и молодежи Карело-Финской ССР, в том числе представителей карельского, финского, вепсского народов, поступали, как правило, от первого секретаря ЦК ВЛКСМ Н. А. Михайлова в адрес партийного и государственного руководства СССР (И. В. Сталина, Г. М. Маленкова, А. С. Щербакова, А. А. Андреева, К. Е. Ворошилова, П. К. Пономаренко и др.), широко были представлены в газетах и журналах, в передачах и репортажах Всесоюзном радио. Заведующий военным отделом ЦК ВЛКСМ Д. В. Постников, у которого с Андроповым сложились дружеские отношения, в своих письмах настойчиво требовал: «Давай материал» — для радио, «Комсомольской правды», в журнал «Смена».

19 января 1942 г. Постников написал Андропову:

«Я ваш полпред и буду отстаивать интересы Карело-Финской республики. Меня и так прозвали — Верный сын Карело-Финского народа» (цит.

по: Шлейкин, 2014: 67).

По инициативе Постникова «Комсомолка» отправила в Карелию собкора.

В январе 1942 г. прозвучала молодежная передача Всесоюзного радио, посвященная комсомолу Карелии, в марте 1942 г. транслировалась новая радиопередача, регулярно передавались сообщения по радио. Радиосектор отдела пропаганды и агитации ЦК ВЛКСМ постоянно получал информацию из Карелии.

Материалы о молодежи Карелии, включая трофейные экспонаты, были широко представлены на постоянной Всесоюзной выставке «Комсомол и молодежь в Отечественной войне», которая открылась в Москве в 1943 г. Можно привести также пример, связанный с инициативой молодых карельских партизан: в октябре 1943 г. было принято решение о написании коллективного письма И. В. Сталину по поводу принятия боевых обязательств.

В начале 1944 г. на имя Сталина отправлялись рапорты о ходе выполнения принятых обязательств.

Оснований для принятия решения о какой-либо депортации в Карелии объективно не существовало. По подсчетам современных исследователей, общий процент всего населения Карелии, оказавшегося в зоне оккупации и причастного к коллаборационизму (политическому, военному, экономическому, культурному и пр.) составлял не более 3,5% (Веригин, 2009: 412).

В условиях военного лихолетья на плечах Андропова легла огромная ответственность, требующая колоссального физического и эмоционального напряжения.

По оценке современников Андропова, отличительным качеством его как руководителя молодежи являлось «стратегически широкое понимание войны» (Чекисты Карелии, 1986: 65), что выражалось не только в организации военной работы, но и в стремлении мобилизовать молодежь в тылу прифронтовой республики на оказание помощи фронту (в лесу, на рыбных промыслах, в колхозах и совхозах, МТС, в школах).

По характеристике известного карельского партизана С. П. Татаурщикова, в послевоенные годы возглавлявшего комсомол Карелии, Ю. В. Андропов был «требовательным, взыскательным, не прощающим грубых ошибок, допущенных из-за безответственности. Но в то же время очень внимательным, чутким, понимающим нужды людей» (Тогда они были молодыми … , 2004: 2).

Чтобы объективно оценить трудности, с которыми пришлось столкнуться в Карелии молодому комсомольскому руководителю Андропову (за неделю до начала войны ему исполнилось 27 лет), следует отметить не только специфику этого сурового таежного края и особенности северного народа, но и оставшиеся от гулаговских времен реалии ББК, Сегежлага и других бывших довоенных советских строек.

Так, в приказе НКВД СССР №001318 от 17 октября 1940 г. в числе 65 Управлений ИТЛ ГУЛАГа значились: Управление Сегежского ИТЛ и строительства НКВД (сокращенное название — Сегежлаг, п/я №252); Управление Беломорско-Балтийского ИТЛ и Комбината НКВД (ББК, п/я №251).

Первое управление располагалось в Сегеже, второе — в г. Медвежьегорске (Сегежа входила в состав Медвежьегорского района) (См.: ГУЛАГ … , 2000: 261, 263).

Известно, что партизанское пополнение прибывало в том числе и из мест заключения. После оккупации финскими войсками основной части КФССР значительная часть территории Советской Карелии являлась районом, который контролировался прежде бывшим гулаговским ведомством, включая лесоповалы, «командировки» и т. п.

Самая молодая партизанка Карельского фронта Наталья Сидорова (1922 г. рождения) с начала войны до освобождения Карелии была медсестрой взвода разведки отряда «Вперед». А судьба у нее оказалась непростая.

В 1938 г. забрали всех мужиков ее карельского хутора, а отца особой «тройкой» НКВД осудили и расстреляли. Молодая партизанка показала себя в партизанском отряде героически: она была награждена орденом Красной Звезды, медалью «За боевые заслуги».

Воевала она против тех, кто пришел вроде бы освобождать таких, как она представителей «родственного» народа, пострадавших от произвола большевистской власти. Как понять горячее желание сражаться с врагом, проявленное дочерью раскулаченного и расстрелянного отца?

Такая же история случилась и с другой карельской девушкой — Евдокией Тарасовой: ее отец с двумя братьями на карельском хуторе был раскулачен в 1937 г., все три брата расстреляны (как впоследствии выяснилось, они были несправедливо оклеветаны).

Матери с пятью детьми, младшему из которых только исполнилось 4 месяца, было предписано освободить жилье в 24 часа. Дусе, старшей из детей, было в ту пору 13 лет.

Ей, члену «семьи врага народа», пришлось познать голод и скитания.

С началом войны Дуся Тарасова стала медсестрой Пряжинского истребительного батальона, прошла 10 месяцев обороны и отступления. Понять, что побудило карельскую девушку воевать с теми, кто вроде бы пришел освобождать таких, как она, было непросто — это требовало проявления смелости. Встреча с Андроповым, по ее словам, «определила» судьбу.

После расформирования истребительного батальона с марта 1942 г. она работала медсестрой в поселке Лейгуба около Сегежи — писала в райком комсомола письма с просьбой отправить на фронт. В конце июля 1942 г. 18-летнюю Евдокию Тарасову пригласили в ЦК ЛКСМ, к Андропову. После разговора он спросил:

«Хорошо ли вы подумали, написав заявление с такой просьбой?»

Сомнений у девушки не было, она заявила: решение твердое. Андропов направил ее в спецшколу НКВД КФССР, которая базировалась в поселке Шижня около Беломорска.

В разведшколе Евдокия стала радисткой. В 19 лет в составе специальной разведгруппы НКВД «Аврора» в июле 1943 г. ее десантировали на самолете в Шелтозерский район.

В августе группа разведчиков была окружена и внезапно атакована во время сеанса связи. Евдокия Тарасова получила 5 пулевых ранений, целый год она находилась в финском плену, пыталась бежать.

Юная разведчица подвергалась допросам и пыткам, но не выдала никакой информации. Финские офицеры были крайне удивлены мужеством карельской девушки, ведь они знали о ее расстрелянном отце.

По тогдашним финским законам полная ответственность для женщин наступала в 21 год, поэтому Евдокию не расстреляли — военный суд приговорил ее к пожизненной каторге.

После освобождения состоялась вторая встреча Евдокии Тарасовой с Андроповым в начале июля 1944 г.

Она пришла рассказать о судьбе разведгруппы Я. В. Ефимова, секретаря Олонецкого подпольного райкома партии. Судьба свела их в финской тюрьме. Андропова интересовали подробности — именно он отправлял группу на задание. В итоге разговора обещал ходатайствовать о награждении посмертно Якова Ефимова и Ульяны Кузьминой.

С наградами не получилось, но разведчиков не забыли: они не оказались в числе без вести пропавших. Андропов предложил Е. Тарасовой должность инструктора в Прионежском райкоме комсомола (Судьба страны. Судьба чекистов ... , 2013: 98–100; Аникеева, 2004).

В начале войны в руководстве карельским комсомолом появились кадровые проблемы в связи с уходом на фронт многих его работников. Бывший секретарь ЦК ЛКСМ республики 23-летний карел Иван Вахрамеев, по рекомендации Андропова назначенный комиссаром партизанского отряда «Вперед», воевал два с половиной месяца и пал смертью храбрых в бою в октябре 1941 г

В декабре 1941 г. погиб член бюро ЦК ЛКСМ офицер-пограничник Василий Матвеев. Погиб также бывший инструктор ЦК ЛКСМ В. Конашков — инструктор политотдела 7-й армии.

В 1943 г. погиб бывший секретарь ЦК комсомола республики Федор Тимоскайнен, направленный в оккупированный Петрозаводск секретарем подпольного партийного горкома.

Небольшой аппарат ЦК ЛКСМ, размещавшийся в военной столице республике г. Беломорске в двух одноэтажных домах, укрепили бывшие партизаны, вернувшиеся после ранений и лечения в госпитале: Николай Королев, назначенный секретарем ЦК ЛКСМ, и Николай Тихонов, ставший инструктором военного отдела ЦК ЛКСМ по работе с партизанскими отрядами. Вторым секретарем ЦК ЛКСМ работал Иван Петров, секретарем по пропаганде и агитации — Петр Ихалайнен, секретарем по работе со школьной молодежью — Федор Кузнецов.

По свидетельству Ф. Кузнецова, первого секретаря ЦК ЛКСМ республики Юрия Андропова отличал «талант вожака»:

«В ЦК комсомола военной поры было 5 секретарей. Ни по возрасту, стажу работы среди секретарей большой разницы не было. Но по опыту жизни, умению и остроте понимания обстановки того времени Ю. В. Андропов превосходил всех нас… он уже в те годы обладал редкостным даром организатора» (цит. по: Шлейкин, 2014: 54).

Андропова отличало умение подбирать кадры — это редкое качество констатировали многие. Местные комитеты пополнялись опытными работниками.

Так, Екатерина Федорова после ранения в партизанском походе была назначена инструктором Беломорского горкома комсомола. Собственные впечатления о первой встрече зимой 1942 г. Н. Тихонов описал следующим образом: Андропов

«…подробно и заинтересованно расспросил о действиях бригады. Рассказывая, я чувствовал, что Юрий Владимирович досконально осведомлен и о боях бригады, и об условиях, в которых мы действуем, и о нужде в оружии и одежде. Но он слушал вдумчиво и внимательно.

Мне показалось, а позднее я убедился в этом, что ему всегда было важно, как человек рассказывает, что при этом испытывает, какие проблемы нащупывает. Это был его способ познания людей, которым он доверял серьезное дело

 Он располагал к себе редким сочетанием простоты, душевности и строгой требовательности» (Чекисты Карелии, 1986: 45).

В комсомольской среде Ю. В. Андропов выделялся своим интеллектуальным уровнем.

Об этом свидетельствуют, в частности, его статьи и материалы для молодежных газет и журналов. Неслучайно главный редактор «Комсомольской правды» Борис Бурков писал Андропову и просил присылать материалы.

Читаешь андроповские тексты, и невольно ловишь себя на ощущении — насколько глубоко и нестандартно авторская мысль схватывала и оценивала происходящее.

Осмысление ситуации, понимание реалий военного времени, стремление найти подходы к молодежи с учетом новых вызовов времени — характерные черты аналитического склада ума молодого комсомольского руководителя.

в первые месяцы войны более 10 тыс. комсомольцев Карелии ушли на фронт — около 30% всей организации республики (Чекисты Карелии, 1986: 44).

В январе 1942 г. в комсомольской организации КФССР осталось 2 934 комсомольца (до войны в республике насчитывалось более 32 тыс. комсомольцев) (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 6. Д. 2. Л. 149). В комсомол пришло новое совсем юное поколение 14–16 летних подростков.

Нельзя было не учитывать особенности возраста и запросы подростков в таком возрасте. Андропов акцентировал внимание на различии возрастных особенностей комсомольцев старших (25–26 лет) и младших возрастов — 14–16-летних.

В статье «О некоторых недостатках работы райкомов» (13 страниц машинописного текста) Андропов размышлял о необходимости понимания «значения работы», важности воспитательной функции. Он предлагал «искать новые формы работы, добиваться четкости и высокой организованности в каждом деле», подчеркивал значение «живого общения с комсомольцами» (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 6. Д. 107. Л. 122-123, 128).

Андропов на Карельском фронте

Тексты размышлений Андропова публиковались в виде брошюр, статей в «Комсомольской правде», в журнале «Смена», в республиканской газете Карелии «Ленинское знамя».

Постановка одного из важных, по оценке Андропова, вопросов — о производственной деятельности комсомольцев, помощи предприятиям в условиях острой нехватки рабочих кадров.

В 1942 г. на промышленные предприятия республики пришли более 200 подростков (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 6. Д. 259. Л. 6). На плечи подростков, которые составляли нередко 40–50% состава рабочих, легла обязанность выполнения производственного плана, в том числе выпуска оборонной продукции.

Так, на лесозаводах наладили изготовление лыж для бойцов Красной Армии и партизан, делали волокуши для перевозки раненых, винтовочные приклады, ящики для противопехотных мин и другую необходимую для фронта продукцию.

В своей брошюре под названием «Учиться у народа» Ю. В. Андропов констатировал следующий факт:

"в суровой боевой обстановке войны, полной трудностей и лишений, молодежь закалилась, стала взрослее и мужественнее. По его наблюдениям, именно понимание военной обстановки формировало в них новые черты, новые качества и новые запросы. Мастер цеха на одном из лесозаводов представлял директору подростков:

Вы не глядите, что с виду огольцы. Они у меня по суткам могут работать и все понимают, потому что теперь война» (Андропов, 1943: 2)."

Выполняя срочные заказы фронта, подростки по суткам не выходили из цехов. Но при этом Андропов подчеркивал: необходимо учитывать особенности подросткового возраста, «полные юношеского озорства». На одном из лесозаводов десятки подростков ежедневно приезжали на работу на самодельных самокатах.

Пришли к директору завода с просьбой организовать стоянку «ногомобилей» (как они сами называли свои самокаты). Директор далеко не сразу, но в итоге решил эту проблему — во дворе завода появилась стоянка для самокатов. Другой пример: в одной промартели подростки чинили валенки, забравшись на крышу мастерской.

Оказалось — им так было удобнее. Но при этом план они выполняли на 250-300%. В подобных нестандартных ситуациях надо было найти формы работы с молодым поколением. И находили: среди подростков — рабочих предприятий развивалось движение двухсотников — стахановцев военного времени (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 6. Д. 107. Л. 127–129).

Тыл прифронтовой республики держался в том числе на их подростковых плечах. Данный факт является серьезным аргументом против приведенной выше уничижительной фразы Г. Н. Куприянова о том, что «в комсомоле республики остались одни девушки-подростки пионерского возраста»).

Тем более, что о реальном состоянии комсомольской организации республики партийный руководитель прекрасно знал. Тенденция устойчивого и быстрого роста комсомольских рядов отмечалась на заседании бюро ЦК КП (б) КФССР 10 мая 1943 г., на котором рассматривался вопрос «О состоянии роста комсомольской организации республики и работы с вновь принятыми в комсомол».

Постановление партийного органа республики за подписью Г. Н. Куприянова было направлено для информации в ЦК ВЛКСМ (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 6. Д. 107. Л. 119).

В материалах Андропова приводился еще один случай.

В ЦК ЛКСМ КФССР прислали письмо из секретариата И. В. Сталина: к Верховному Главнокомандующему напрямую обратилась группа 14–16-летних подростков — рабочих депо Кемь: они информировали, что организовали партизанский отряд из 12 человек, выбрали командира и комиссара, проводили подготовку к партизанской деятельности.

От имени членов отряда командир Костя Полетаев писал:

«…становится совестно самому перед собой, ведь тысячи таких, как мы отдают свою жизнь, чтобы спасти Отчизну, а мы — все еще в тылу» (там же: Л. 130–131).

В этом случае также важно было найти подход к подросткам.

Ю. В. Андропов неоднократно в своих публикациях обращался к теме патриотизма и героизма молодежи. Главный фактор изменений в сознании молодежи, по его мнению, заключался в следующем:
«Мы только теперь по-настоящему поняли, что мы имели и чего нас хочет лишить подлый враг. И именно это стало неиссякаемым источником патриотизма нашей молодежи» (Андропов, 1983a: 21).

С началом войны, по его оценке, у молодежи появилось чувство особой ответственности за свои поступки. Сильное воздействие оказывали условия непосредственной близости фронта (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 6. Д. 9. Л. 51).

Критерием патриотизма стала помощь фронту. Призыв к девушкам республики выпускницы Повенецкой средней школы Лены Орловой овладеть специальностью шофера, тракториста сразу же получил поддержку. Л. Орлова собиралась учиться на врача — помешала война. Она написала в газету:

«Мы станем врачами, инженерами позднее, после победы — сейчас необходимо трудиться там, где больше всего нужны Родине» (там же: Л. 49).

В республике началось освоение в кратчайшие сроки профессий шоферов, трактористов для работы на предприятиях, лесозаготовке. В основном это были учащиеся 9–10-х классов. Руководители предприятий отмечали:

«Никогда на тракторах и автомашинах не работали такие грамотные, квалифицированные кадры» (там же: Л. 48–49).

В условиях войны Андропов утверждал необходимость заниматься развитием содержания воспитательной деятельности среди молодежи, основой которой должно быть патриотическое воспитание.

Его понимание данной проблемы заключалось в тезисе: «Воспитывать молодежь на традициях народа — это и значит учиться у народа мудрости, мужеству, любви к своему Отечеству» (Андропов, 1943: 9).

Связывая понятие об Отечестве с представлением о родном крае, Андропов видел ключ к пропаганде великих дел народа в освещении местных фактов из жизни народа, близких для молодежи.

В качестве положительного примера приводился успешный опыт проведения в комсомольских организациях республики собраний по истории Карелии, особенно о совместной борьбе русского и карельского народов против иноземных захватчиков. У молодежи собрания вызвали огромный интерес.

Андропов рекомендовал активно пропагандировать народные танцы, которые отражают лучшие черты характера народа — их воспитательное значение неоспоримо. Поэтому в районах были проведены семинары организаторов песни и танцев. Полезным начинанием признавалась поддержка традиционных народных игр (там же: 2–3, 5, 10–11).

Создание агитбригад в районах также стало инициативой Андропова. Песни народов, воспевающие ратные подвиги своих богатырей, прославляющие народную стойкость в борьбе против иноземных захватчиков, оказались мало известны. На одном из предприятий поселка Сегежа он поинтересовался: какие народные песни знает молодежь? Только двое ответили, что знают песни о Ермаке и о Стеньке Разине. После этого комсомольским работникам было рекомендовано ездить в села с патефонами:

«Первоначально это казалось несколько странным: пристало ли секретарю райкома являться на молодежное собрание с патефоном и пластинками? Книжки, свежие газеты, плакаты — это понятно, но патефон… Ответ дала сама сельская молодежь, которая самым искренним образом приветствовала это начинание.

И комсомольские активисты увидели, что ничего зазорного в нем нет… И до собрания, и после собрания молодежь слушала песни и записывала их текст» (Андропов, 1983b: 29–30).

Особенно это было актуально для районов, где отсутствовала радиотрансляция.

Так, во фронтовом Лоухском районе в избах-читальнях и красных уголках по этой причине нельзя было послушать радио (Андропов, 1943: 9, 11).

Андроповское требование «добиваться четкости и высокой организованности в каждом деле» в полной мере относилась, в первую очередь, к нему самому. В этой связи примечательно письмо Андропова, отправленное 25 декабря 1941 г. Д. В. Постникову

В этом письме Андропов сообщал, что организовал в Карелии производство финских ножей, а также предметов повседневной необходимости (шашки, шахматы, домино, бритвы и пр.).

Все это было крайне необходимо и востребовано бойцами партизанских отрядов, а получить было негде из-за эвакуации предприятий на восток. Оказалось, например, что партизанские ножи-финки, незаменимые в походе, были далеко не у каждого бойца: терялись они часто во время партизанских рейдов.

Работники Наркомлеспрома Карелии оказались неповоротливы в этом деле — пришлось Андропову создавать, по его словам, «комсомольскую промышленность». Так, недалеко от линии фронта, в рабочем поселке Сегежа после эвакуации оборудования Сегежского комбината на Урал остался ремонтно-механический завод комбината, ставший военным заводом №103.

10–16 января 1942 г. Андропов побывал в командировке в Сегеже и решил конкретные вопросы.

Наряду с производством минометов, мин, автоматов, ремонтом военной техники на заводе стали изготавливать финские ножи и другие предметы «комсомольской промышленности».

Андропов писал Постникову: 

«Ты, конечно, сейчас думаешь: “Вот собака этот Андропов, опять лезет не в свои сани”. Это, конечно, слегка имеет место… в чужие дела мы и сейчас еще лезем, но уже реже» (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 53. Д. 186. Л. 8).

Конечно, недоброжелателей после этого у руководителя комсомола республики прибавилось. Андропов относился к ситуации с присущей ему иронией:

«Одно ясно: жить стало веселее, а все остальное приложится» (там же: Л. 9).

По его инициативе в январе 1942 г. была организована выставка военных трофеев, с целью наглядной агитации в Беломорске, Кеми, Лоухах, Сегеже проводилось оформление вокзалов, домов, мостов.

Нередко приходилось преодолевать непонимание, в частности, в лице работников политотдела Карельского фронта, с которым, по словам Андропова, «отношения не сложились» (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 47. Д. 42. Л. 148).

О том, как Андропов «лезет не в свои сани», в качестве положительного примера после возвращения из командировки с Карельского фронта заведующий военным отделом ЦК ВЛКСМ Д. В. Постников рассказал первому секретарю ЦК ВЛКСМ Н. А. Михайлову и другим секретарям, с которыми имел продолжительные беседы. 

Инициативам Андропова была дана высокая оценка. Постников сообщил об этом в своем письме и просил послать ему и секретарям финские ножи на память об андроповском производстве. 9 января 1942 г. Н. А. Михайлов отправил Андропову письмо. В нем отмечалось: 
«Мы считаем, что вы сделали очень много хороших дел».

Но одновременно подчеркивалось, что «это ни в коей мере не означает, что у вас нет недостатков…». О чем шла речь? Михайлов обратил внимание: хозяйственно-производственными делами заниматься необходимо, но при этом не следует забывать о массово-воспитательной работе, политическом воспитании молодежи — то, чем должна в первую очередь заниматься комсомольская организация (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 53. Д. 186. Л. 11).

На данное письмо Андропов ответил Михайлову 13 марта 1942 г. Он высказал свое мнение по поводу проблемы инициатив и починов:

«У нас в последнее время появились прямо “мастера инициативы” — они каждый день начинают с выдумывания чего-то нового… Иногда неплохо на таких неугомонных инициаторов плеснуть холодной водой и опустить их на землю. Получается красивая видимость “кипучей жизни”, а за всем этим скрывается застой в работе» (там же: Л. 24).

Оценка любой инициативы, по Андропову, должна быть следующей: недостаточно поднять вопрос (создать «шум» или принять решение), главное — реальная работа.

Важно закрепить почин — получить результат. Андропов сформулировал алгоритм решения данной проблемы: инициатива («поднять вопрос») — организовать работу — получить результат (там же: Л. 25).

Изложенная установка стала его правилом. Примеров реализации андроповского правила можно привести немало. В условиях перестройки работы комсомола на военный лад в первые месяцы войны ЦК ЛКСМ командировал на производство 1930 девушек, в том числе 590 человек — на курсы шоферов и трактористов, они окончили их и работали по специальности (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 53. Д. 186. Л. 28; Ф. М-7. Д. 3809. Л. 23).

Так, на Сегежском ЦБК по инициативе райкома комсомола 32 девушки-комсомолки, выполнявшие неквалифицированную работу, стали токарями, слесарями, фрезеровщицами и успешно справлялись со своей новой работой.

Выполнение норм доходило до 300%. Одновременно многие изучали программу всевобуча, освоили специальности связистов, пулеметчиков, медсестер, снайперов (Андропов, 1983b: 24).

В январе 1942 г. ЦК ЛКСМ поддержал инициативу комсомольской организации лесозавода №2 г. Беломорска об организации работы в течение двух часов в неделю во внерабочее время для нужд фронта. Так в республике зародилась традиция комсомольских «вторников» — развернулась работа по оказанию помощи фронту.

Во время «вторников» организовали пошив маскировочных халатов, починку и стирку белья и обмундирования, изготовление для фронта накомарников бойцам, минных ящиков, лыж, лыжных палок и колец к лыжным палкам, строили бани, ремонтировали дороги, проводили дежурства в госпиталях, разгрузку вагонов, заготовку и распиловку дров.

Почин комсомольцев получил широкое распространение среди молодежи республики на протяжении всех военных лет.

В 1943 г. комсомольские организации республики поддержали инициативу под названием «гектары обороны», задачей которой стала обработка комсомольцами участков земли и отправка всего выращенного урожая в действующие фронтовые части 

Важнейшим направлением деятельности Ю. В. Андропова в прифронтовой республике в годы Великой Отечественной войны являлась организация подпольной работы и партизанского движения на оккупированной финскими войсками территории.

Послевоенный рост

После разгромного ленинградского дела карьера Андропова должна была пойти вниз. Так поначалу и было.

Но опала прошла и 21 июня 1951 года при содействии Отто Куусинена по решению ЦК ВКП(б) переводится в Москву в аппарат ЦК ВКП(б), где работает вначале инспектором ЦК. В качестве инспектора курировал работу партийных организаций прибалтийских советских республик.

Участвовал в работе комиссии, посещавшей советских военных, участвовавших в Корейской войне, в частности посещал Мукден
Затем работал заведующим подотделом Отдела партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП(б).

В мае 1953 года Андропов переходит на работу в МИД СССР

В МИДе Андропов возглавлял 4-й Европейский отдел(Польша, Чехословакия) и стажировался в скандинавском отделе под руководством Андрея Александрова-Агентова, в октябре 1953 года был назначен советником-посланником в Венгрии.

С июля 1954 года по март 1957 года посол СССР в Венгрии.

Андропов(слева) в Венгрии

Играл активную роль в подавлении антикоммунистического восстания в Венгрии. Ему также удалось убедить Яноша Кадара возглавить венгерское правительство, сформированное Москвой.

По другим данным (воспоминания В. А. Крючкова, находившегося в то время на дипломатической работе в посольстве СССР в Венгрии) Андропов в ответ на просьбу венгерского руководства отказался ставить перед Москвой вопрос о вводе советских войск в Будапешт

Для Андропова эти события стали трамплином наверх

Михаил Суслов.

В Венгрии Андропов сблизился с секретарем ЦК Михаилом Сусловым, который после 1956 года перевел Андропова в Москву и добился его назначения на работу в центральный аппарат ЦК

Практически в это же время Суслов возвышает начинающего комсомольского секретаря М.Горбачева и А.Яковлева, оба позже стали могильщиками СССР

Для Андропова, Горбачева и Яковлева Суслов стал билетом в высшие сферы власти

.....

Военные страницы жизни Юрия Андропова в целом не содержат ничего компрометирующего, он был неплохим организатором, вдохновлял людей,  хотя ничего особо выдающегося не делал.

В этом контексте интересен вопрос--был ли комсомолец Андропов тогда настоящим защитником страны и советской власти? Может он потом стал предателем, связавшись с Сусловым и Хрущевым?

Или он уже тогда в годы войны был предателем и антисталинистом?

Думаю отвеа на этот вопрос мы вряд ли когда нибудь узнаем.