Террор знаков. Ждите новых разоблачений и приговоров.

Сергей Медведев:

Тем, кто потешается над Александром Ивановичем Бастрыкиным, заявившим, что Яценюк в 1994м пытал русских в Чечне, и вопрошающим, какие грибы он курил, отвечу: никакие. Бастрыкин все делает правильно, поступает по законам дискурса. А дискурс, если кто еще не понял, у нас уже давно сталинский.

Сталинизм — это не ад и Пакистан, а террор знаков, о котором писали Гройс в "Стиле Сталин" и Рыклин в "Террорологиках". Семиотическое короткое замыкание, чистый символический обмен, означающие без означаемого.

Вот тут недавно скончался прекрасный питерский художник Евгений Ухналёв, ему в возрасте 17 лет дали 25-летний срок за то, что он хотел сделать подкоп из Ленинграда в Москву, подвести его под Мавзолей и убить там Сталина.

В этом приговоре совершается, как сказал бы Гуссерль, феноменологическая редукция, реальность выносится за скобки, признается несуществующей, остаются только чистые знаки. Это и есть террор знаков, что даже пострашнее "красного террора", при котором убивают "за дело" (контрреволюцию, принадлежность к неправильному классу и т.п.).

Апокалиптическая катастрофа 1937го в том, что убивают "ни за что", и все с этим соглашаются: и следователь, и подсудимый, и читатели газет. Это не абсурд, это триумф семиотики. И сейчас происходит точно то же самое: распятый мальчик в Славянске, фашисты в Киеве, Яценюк, пытающий русских солдат, — это опять террор знаков, чистый символический обмен.

Никто в него не верит, но все играют в эту игру. Логика ее такова, что она должна производить все больше знаков, находить новых врагов в немыслимых контекстах, давить гусей танками, выкидывать в окно айфон, искать украинских шпионов в русской глубинке — если это символическое производство прекратится, то тут же обнаружится его пустота, обман.

Машина террорологики штампует все новые приговоры: начав с "двушечки" Пусси Райот, она уже дошла до 20 лет Сенцову и не думает останавливаться. Ждите новых разоблачений и приговоров и не торопитесь объявлять их клиникой и абсурдом: если велосипед остановится, то он упадет.