пред-фашизм

Герой всегда завѣдомо обреченъ: сколько подвиговъ онъ ни соверши, онъ все равно однажды уйдетъ изъ этого мiра, и самъ герой это знаетъ, и все, что остается здѣсь послѣ него, это его слава



Интересно перечитывать Флобера послѣ Гобино. Уже хотя бы оттого, что о Карθагенѣ они оба пишутъ почти одними и тѣми же словами. Вообще, Флоберъ – безспорно, одинъ изъ предтечъ фашизма. Для него настоящiй человѣкъ – непремѣнно гигантъ, противоборствующiй непостижимымъ и могучимъ силамъ, управляющимъ этимъ мiромъ, какъ Мато, святой Юлiанъ Милостивый, Ioаннъ Креститель и святой Антонiй. И неважно, побѣждаетъ онъ при этомъ или нѣтъ. Важно именно бросить имъ вызовъ, иначе человѣкъ – не человѣкъ, а мокрица, вродѣ всѣхъ этихъ Бюваровъ, Пекюше, Омэ, Бовари. Но не будучи героемъ, буржуа всячески тужится и пыжится, изображая героя. Такъ, при Наполеонѣ I, - когда Бовари-отецъ служилъ военврачомъ (и попался на какихъ то гешефтахъ), во Францiи подражали античным героямъ; а при Наполеонѣ III, когда творилъ Флоберъ, подражали уже этимъ подражателямъ Первой имперiи. Буржуа у Флобера недочеловѣкъ потому, что не имѣетъ корней въ землѣ, на которой живетъ. Положимъ, крестьяне у него тоже не столпы человѣчества, но они, въ отличiе отъ буржуа, способны къ истиннымъ страстямъ и полной самоотдачѣ, пусть даже ихъ предметъ ихъ привязанности – просто попугай, какъ Фелисите въ "Простомъ сердцѣ".

--------

Мѣдь – особенный металлъ. Она служитъ обыденнымъ, каждодневнымъ нашимъ надобностямъ, мирнымъ и военнымъ, какъ желѣзо и сталь, но обрабатываютъ ее подобно драгоцѣннымъ металламъ. И если процессъ изготовленiя стальнаго меча или плуга явенъ кузнецу, то мѣдныя орудiя появляются на свѣтъ изъ литѣйной формы цѣльными, точно такъ же, как младенец выходтъ изъ материнскаго чрева. Таковы же и образы НС (Гумилёлва) , и прежде всего – его собственное "я". Это тоже можно сравнить съ революцiей. Литературная критика въ Россiи практически родилась зараженною французскимъ соцiализмомъ, утверждая какъ нерушимый догматъ, что каждый человѣкъ всегда есть лишь продуктъ общества, и требовала отъ авторовъ только вскрывать это влiянie общественныхъ условiй и обстоятельствъ на ихъ персонажи. Разница между прозой и позiей сводилась къ тому лишь, что въ послѣдней объектомъ "общественнаго развитiя" являлась сама личность автора. И даже для символистовъ, тщательно создававшихъ въ литературѣ свои alter ego, чѣмъ производили скандалъ на скандалѣ среди публики и критиковъ, этотъ мѣдный голосъ Гумилева, былъ скандальнымъ потрясенiемъ основъ и завѣтовъ.

И на самомъ дѣлѣ именно НС, а не Брюсовъ и не Вячеславъ Ивановъ возвратилъ у насъ поэзiю къ ея истокамъ – къ симпатической магiи, воздѣйствующей на предметы черезъ ихъ подобiя – въ данномъ случаѣ не рукотворныя, но рожденныя сознанiемъ поэта (греч. ποιητής – прежде всего "дѣлатель", "творецъ"). И если сравнить НС съ Брюсовымъ, первымъ отъ перваго до послѣдняго своего опуса писавшимъ въ образѣ своего литературнаго двойника, или съ Триродовымъ изъ "Творимой легенды" Сологуба, то проекцiи своего "я" у символистовъ неизбѣжно выглядятъ карикатурами, неадекватными окружающей ихъ дѣйствительности. Дѣло въ томъ, что символисты цѣликомъ и полностью и концентрировались на собственномъ "я", замыкались въ немъ; все, что лежало за предѣлами онаго, было только объектомъ для его воздѣйствiя (какъ это, впрочемъ, и положено магу, – даром, что ли и Брюсовъ и Сологубъ занимались чернокнижiемъ). Лирическiй герой Гумилева не только существуетъ самъ по себѣ, а не какъ слѣжствiе внѣшнихъ причинъ, т.обр., облекаясь въ мѣдный доспѣхъ, непроницаемый для критики, къ такому непривычной. Онъ не страдаетъ и той иллюзiей, представляющей весь внѣшнiй мiръ чѣмъ то вродѣ протоплазмы, покорной заклинающей волѣ мага (отсюда, кстати, и сологубовы "недотыкомки"). Гумилевское "я" существуетъ неразрывно съ мiромъ, которое оно же само и творитъ, и тѣмъ самымъ утверждаетъ себя какъ плирому. Я нарочно поставилъ здѣсь этотъ богословскiй терминъ, потому что величайшая тайна человѣческаго духа заключается въ его причастности къ нетварному Божеству, въ лонѣ Коего онъ рождается. И поэтомуЕсть Бог, есть мир, они живут вовек,
А жизнь людей мгновенна и убога,
Но все в себе вмещает человек,
Который любит мир и верит в Бога. НС сознательно не былъ магомъ-чернокнижникомъ, т.е., не прибѣгалъ к помощи иныхъ духовъ, не желая ни въ чемъ быть имъ обязанными. Его магiя – сугубо человѣческая или, если угодно, эльфiйская, т.е. то, что Толкинъ (кстати, бывшiй всего четырьмя годами его моложе) назвалъ "вторичнымъ творчествомъ".

http://ondriaw.livejournal.com/?skip=30&tag=%D0%BB%D0%B8%D1%82-%D1%80%D0%B0

метка - литература