 |
Что знали об Украине до войны?
Ничего. Нуль.
Что поразило там?
Удивило, с каким воодушевлением встречало местное население: хлеб, соль, транспаранты, частью даже на немецком языке. Жители, когда мы проезжали, приветливо махали, выстроившись вдоль дороги. Для нас – после Польши – подобный прием явился неожиданностью. Похоже, здесь нас с нетерпением ждали.
Изредка – бывало и такое – какие-то люди, проводя рукой по горлу, кричали нам вслед: «Гитлер капут!» Мы на них внимания не обращали: наводить порядки в тылу не относилось к нашей задаче.
Не только, когда побеждали – и в самом конце войны сталкивался с преданными нам украинцами. Как-то раз, это случилось где-то под Киевом, где точно, уже не помню, во время отступления, мне поручили разведать, не успели ли русские войти в одну деревню. На дороге к ней видели пушку – требовалось выяснить, чья она. Отправились в разведку вчетвером, на легковом автомобиле. Пушку – неисправное трофейное орудие, явно брошенное еще при наступлении – нашли в кювете, никого поблизости не оказалось – уже хорошо. Остановившись, долго разглядывали дома в бинокль – ничего подозрительного заметить не удалось. Поехали дальше.
И вот мы уже на окраине деревни. Выгружаемся из машины – вдруг дверь хаты напротив отворяется, на крыльцо выходит приземистый старик-украинец: «Красные здесь!»
- Где красные?
Указывает рукой в сторону церкви: «Там, на церква». (Так в оригинале)
Оказалось, русские, заняв деревню, обмывали в храме это событие.
Впоследствии я часто вспоминал того старика. Меня занимало, кем он был. Почему решил нас предупредить? Что стоило ему не выйти из дому или, выйдя, промолчать – и я бы, наверно, не сидел сегодня здесь.
Лемберг\Львов
...Прежде чем войти в пыточную камеру во дворе управления ГПУ, пришлось смыть толстый слой крови, покрывавший пол. До сих пор пятна крови на стенах, видные до самого потолка, свидетельствуют о жестоких пытках, осуществлявшихся здесь до прихода немецких войск.»
То, что наши солдаты увидели собственными глазами в Лемберге и других городах – в пятницу мы опубликовали аналогичное свидетельство из латвийского города Либау (Лиепая) – является не единичным случаем, а методом. Это практика жестокого истребления большевиками политических противников, опробованная сперва на гражданах и крестьянстве собственной страны и перенесенная впоследствии на другие национальности. Миллионы людей, чье единственное «преступление» состояло в том, что они не являлись большевиками, должны были распрощаться с жизнью. Они были принесены в жертву режимом, могущим – поскольку он не имеет никакой моральной основы – удержаться у власти лишь благодаря террору.»
Кстати, о фотографиях. Фотографировать не запрещалось?
В каждой части были свои порядки. У нас, если что и запрещалось фотографировать, так только образцы нового вооружения. Хотя ни для кого не было секретом – стоит оружию попасть на Восточный фронт, как, самое позднее, через три дня оно будет известно противнику. У меня было много фотографий – их отобрали в плену. Осталась лишь малая часть, дома, в Германии.
............
Жалоб на солдат от местного населения мне лично ни разу не пришлось выслушать. Нам же особенно ничего нужно не было. Бывали, конечно, и перебои в снабжении, но это случалось на передовой. Так, что, если и брали у хозяев, то какую-нибудь мелочь, луковицу, например. Я всегда спрашивал разрешения. Реквизиций не устраивали.
Надо сказать, порядки у нас были строгие – никакой разболтанности. Дисциплина поддерживалась жесткими методами. Своими глазами видел на Украине служащего вермахта, повешенного своими же – на груди доска с указанием преступления. Что он такого совершил, уже не помню. Раз пришлось выступать свидетелем в военно-полевом суде по делу одного из моих солдат. К счастью, суд его оправдал.
Как развлекались, когда была возможность?
Местные женщины нас не привлекали, были неаппетитны. В их облике не имелось ничего женственного: замызганные телогрейки, платки – один нос торчал. Может, будь они по- другому одеты, было бы иначе. А так, за все время помню только два случая, когда меня кто-то заинтересовал. Однажды мы, четверо офицеров, квартировали у одной ученой дамы со степенью, кажется, по истории. Так вот, за хозяйкой мы ухаживали, флиртовали с ней. Вечерами устраивались танцы. И говорили обо всем на свете – она неплохо владела немецким. Но нас было четверо, да и дама отличалась строгими нравами. Вольности не допускались.
|
|
Походную кухню всегда окружали местные – повара отдавали им то, что оставалось от солдат. Иногда и консервы – у нас скапливалось, к примеру, много рыбных консервов, их не все любят. В Славянске зимой 43/44 года к кухне приходила попрошайничать хорошенькая девчонка, продвинутая – платка, во всяком случае, не носила. С ней я поприжимался немного, все было, однако, довольно невинно. Позже получил от нее письмо на ломаном немецком языке, что-то вроде «не забуду твоя крепкую поцелую». – Крепкий поцелуй! Больше-то ничего и не было.
|
11О том, что восьмого будет капитуляция, мы узнали на день раньше. Весь день седьмого топили в болоте ценные вещи, в первую очередь, всю оптику, личное оружие: ничего не должно было достаться русским. Были сохранены лишь перочинные ножи, блокноты, карандаши, фотографии – их отобрали потом при первом же шмоне. Разграбили собственный обоз. Каждый переоделся в новенькую, с иголочки, форму, привели себя в порядок, побрились, почистились. Старые тряпки побросали. Подошедшие восьмого красноармейцы – здорово обтрепанные, им досталось не меньше нашего – все подобрали, набив ношеным барахлом свои вещмешки. В сравнении с ними, нашими конвоирами, мы выглядели просто шик. В плен шли, как наши отцы в восемнадцатом году: непобежденными, с гордо поднятой головой.
Боевое расположение духа продержалось, однако, недолго. 8 мая стояла сильная жара. Солнце пекло адским огнем, губы спекались от жажды. Наконец, конвой, как и мы истомленный зноем, позволил привал на каком-то латышском хуторе, где смогли напиться из колодца. Воду черпала местная крестьянка. И вдруг эта женщина, улучив момент, когда ее не слышали красноармейцы, обратилась к нам едва ли не с ненавистью в голосе: «Мы никогда не простим вам того, что проиграли войну!» – Настроение у всех тотчас испортилось, остаток пути шагали понуро.
|
1111
Комментарии
Комментарий удален модератором