Егор Холмогоров: Учитель приказывает, ученик подчиняется...

Волна неистового сочувствия прокатилась по российским интернетам в связи с приговором, которыйвынес суд во Флориде учительнице английского языка Дженнифер Фихтер, вступившей в связь с несколькими несовершеннолетними учениками.

Все «образовательные усилия»,

которые приписывают  себе порнопедагоги,

отравлены порнографическим ядом 

К тому же, Дженнифер актуализировала в подсознании сотен отставных тинейджеров их мечту о «сексе с училкой». И вот они дружно постят в соцсетях плакаты «Save Jennifer!», подписывают петиции и ругают диктатуру толерантных.

Приговор выглядит и в самом деле несоразмерно жестоким, даже с учетом широко распространенной в США практики досрочного освобождения за хорошее поведение. Большую часть срока Фихтер получила и вовсе за попытки запутать следствие и ложь суду под присягой. Но и шесть лет за сам факт – немало.

Причина, по которой я взялся за этот текст, не имеет никакого отношения к Америке и тамошним гомосексуалам и гетеросексуалам. Давайте будем честны – мы не можем никак повлиять на то, будет Фихтер сидеть и когда выйдет на свободу.

Поэтому меня интересует не столько то, что будет с ней, сколько то, на что повлияют все эти разговоры у нас. Сквозящее в большинстве комментариев снисхождение к сексу между учителями и учениками, особенно в школе – мол, «что тут такого», «подумаешь» – это очень опасная тенденция.

Приведу в пример рассуждения Андрея Бильжо на «Снобе»: «Что, было бы лучше, если бы они тр…лись в заброшенных помещениях со своими прыщавыми сверстницами? Учительница должна быть учительницей во всем. Она ей и была».

Вообще-то, не поверите, господин карикатурист, – да. Гораздо лучше было бы им тр…аться с прыщавыми сверстницами. А учительницей ее нанимали английского языка, а не секс-просвета.

Придумывая оправдания Фихтер, на смягчение приговора которой мы никак повлиять не можем, мы лишь ублажаем преподавателей-педофилов и подталкиваем их к преступлениям. За своими фантазиями о секси-училках, которые эротично надевают лифчик на глобус, многие из нас не осознают, какая страшная реальность и какая бездна боли кроется за подобными отношениями в реальном мире.

Учителя не должны иметь секса с учениками. Вне зависимости от того, достигли те «возраста согласия» или же нет. Вне зависимости от того, хотят ученики такого секса или не хотят, выступают сами инициаторами сближения или же поддаются на ухаживания.

Вне зависимости от того, происходит общение в школьном пространстве или вне его, «в частном порядке», по домам. Вне зависимости от того, идет ли речь о животной страсти, легком увлечении или большой любви. Учителя не должны иметь секса с учениками. Точка.

Учителя не должны иметь секса с учениками. Точка. (фото: кадр из видео)

Все это не абстрактные декларации, а результат «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет» человека с немаленьким педагогическим опытом. Обобщение довольно большого числа наблюдавшихся ситуаций и слышанных совершенно правдивых историй.

Нравится нам это или нет, но секс – это основной биологический инстинкт человека. До достижения определенного возраста и гормонального фона подавляющее большинство людей хочет секса, причем нужна специфическая аскеза, воспитываемая цивилизацией (контроль над аффектами), моралью (верность), религией (воздержание), чтобы человек подходил к выбору партнера, руководствуясь другими мотивами, помимо своего желания.

Это значит, что люди используют для достижения желаемого любые пути, способы, уловки и ухищрения: соблазнение, подкуп, обман, насилие и даже, если ничего другое не помогает, – любовь и брак. Власть, то есть возможность навязать свою волю так, что подчиненный не может отказаться без драматических последствий для себя, является одним из излюбленных способов достижения секса. Вся мировая культура полна садистскими фантазиями и темой наложниц, рабынь, пленниц. За любой Анжеликой гоняется то король, то султан.

 Отношения власти использовались, используются и при каждом удобном случае будут использованы для получения желанного секса.

Что такое школа? Это принудительное режимное учреждение полузакрытого типа с ярко выраженными отношениями власти и подчинения. Учитель приказывает, ученик подчиняется, и иначе быть не может, если мы хотим знать хотя бы «дважды два».

В современном мире школа является одним из важнейших агрегаторов жизненных шансов.

Хорошая школа, хорошие оценки – шансы повышаются. Плохая школа, плохие оценки – шансы катастрофически снижаются. Таким образом, реальная власть учителя гораздо выше, чем власть священника (Страшный Суд неизвестно когда еще будет) и даже чем власть полицейского и тюремщика (еще неизвестно, придется ли вам с ними столкнуться). Учитель может сломать вам жизнь одной закорючкой на бумажке.

Обычно подобные инциденты сдерживаются, во-первых, публичным характером школы, тем, что все у всех на виду, во-вторых, дисциплинарной вертикалью самой школы, строго завязанной на директора и завуча, в-третьих, такой призрачной, но все-таки важной вещью, как педагогическая этика.

Но представим себе, что плотина треснула. Скажем, пришел в школу молодой географ и пропил глобус. Большая любовь с десятиклассницей. Она страстно его жаждет. Он смущается, но не может преодолеть влечения. Ее родители думают, что парень вроде хороший. Директор полагает, что «да ему самому еще за парту, дело молодое». И вот, к зависти своих одноклассниц и пофыркивая свысока на парней, девушка крутит роман с молодым учителем.

А рядом в той же школе есть учитель пения. Ему сорок лет. Он не юноша и не красавец, но представительный такой мужчина. Тонкий психолог, который отлично умеет говорить с девочками лет этак тринадцати. Они без ума от него и поверяют все девичьи тайны – в кого она влюбилась, кто в кого влюбился, у кого папа алкоголик, у кого мама разводится. Он с каждой поделится советом, каждой окажет сочувствие, каждую погладит по головке. Самый добрый человек в школе. Такой добрый, что зовут его все по отчеству.

Пока в плотине нет трещин, это спящая мина. Но как только трещины появляются, как для «друга всех девочек» загорается желтый, а то и зеленый свет. Задушевные беседы идут уже у доброго человека на коленях. Он готов с каждой дополнительно заниматься пением дома (ведь каждая девочка хочет хорошо уметь петь под гитару, это почти как вальс танцевать во времена Наташи Ростовой).

В итоге определенное развитие голосового аппарата у девочек и в самом деле происходит. Знаток всех тайн знает, кого можно припугнуть, на кого можно надавить в момент, когда ребенок максимально беззащитен, кому можно поклясться в вечной любви, а с кем лучше не связываться. И уж точно ему ведомо, как заставить всех лгать и молчать.

Это уже не трещина в плотине. Это огромная брешь, в которую потоком несется мутная вода. И вот уже энергичный завуч, который вообще-то был бы спортсменом и хорошим семьянином, получает от среды сигнал, что «можно». Для начала – девочки-оторвы, с которыми всегда можно оправдаться тем, что они сами хотят и им все равно с кем.

Но основной инстинкт – это основной инстинкт, а власть есть власть. Представление о границах допустимого и недопустимого стирается. И вот уже немного похихикавшая с ним девочка, решившая, что ее и в самом деле зовут в лес в индивидуальный поход, слышит, как ей приказывают раздеться.

Изнасилования, принуждения, ранние аборты, извращения, кому погорячее – групповые оргии, высокий риск самоубийств из-за беременности, страха раскрытия всего родителям, из-за «любовного» психоза и ревности. Вот такая вечная молодость…

Самые большие негодяи во всех этих историях, конечно, родители. 90% подобных историй происходят из-за того, что они молчат, не верят своим детям, не слышат сигналов о помощи, думают, что обойдется. В лучшем случае, их защита распространяется на своего ребенка, но «поднимать вопрос» они попросту боятся.

Родители, даже столкнувшись с проблемой, предпочитают молчать, «не раздувать» и не поднимать скандала, от которого якобы «всем будет хуже». Закручивается спираль молчания, которое становится тем глуше, лицемерней и подлее, чем более ужасные вещи происходят.

В конечном счете мне известен только один работающий механизм, когда порнократию в школе действительно удавалось прекратить – это когда уже прошедшие через такую атмосферу выпускники и старшеклассники самоорганизовывались и брали дело спасения утопающих в свои руки.

Кто-то шел в полицию и доводил дело до конца. Кто-то собирал материалы и выставлял порнопедагогам коллективный ультиматум – либо они навсегда исчезают из всех школ в этой стране, либо материалам будет дан ход. Но ни на проверяющие органы, ни на родителей надежды нет – все только самим.