Александр Парцхаладзе ИГРА? (Литературая среда)

Вчера неожиданно для себя я получил предложение написать текст, используя любую из пяти предложенных пар фраз - первой и конечной - предполагаемого рассказа. Фразы заинтересовали меня, а последняя пара вообще показалась мне не придуманною, частью моей действительной жизни. Спасибо Светлой Ночке: её игра вернула мне минуты собственного прошлого. К тому же это - первый в моей практике случай, когда я расстался с привычкой писать от первого лица и как-то отделил себя от своего лирического героя:

Посмотрев на часы, он вспомнил вдруг, как его, четырехлетнего, учили по ним определять время. По таким же в точности часам, что стояли сейчас перед ним в витрине антикварного магазина.
Откуда такая уверенность, что был он тогда не трех- или пятилетним?
Дело в том, что часы эти, массивные, черного мрамора, стояли вначале на камине. Но летом 50-го года камин заложили; им к тому времени давно уже не пользовались: дров на него уходило много, жара он давал мало. А там, где стояла его кроватка, тепла от него и вовсе почти не чувствовалось - камин этот согревал когда-то лишь часть залы, ту её часть, где сидели музыканты, отделенную от основного помещения как раз им, камином, находившимся слева от дверей, а ещё идущим от стены к стене выступом, что перегораживал потолок, обозначая место для сидевших на венских стульях скрипачей-товарищей прадеда.
С выступа, как в настоящем театре, свисал занавес: иногда тут вместо музыкантов появлялись актеры, и место это превращалось в сцену для домашних спектаклей.

Сама же зала отапливалась большой стенной печью у выхода на лестницу в сад.
Он не застал прежней эпохи - времени домашних концертов, спектаклей, балов, что давал прадед. Он и самого прадеда не запомнил: старый негоциант, музыкант, игравший задаром в оркестре Итальянской Оперы, умер, когда ему не было и года. Половину дома тогда продали, залу перегородили, отдав часть её новым владельцам. Там, у перегородки, и спал он все детство, а от остального помещения его импровизированную спаленку отделяла задняя стена камина и все тот же занавес, прикрывавший теперь стенку поставленного поперек комнаты орехового буфета.
Да, он помнил отчетливо: тем летом они снимали дачу у самой реки, так близко, что с балкона казалось, что она течет прямо под домом. А когда вернулись, камина в комнате уже не было. Мраморные часы с длинными ажурными черными стрелками перенесли на широкий подоконник, и там они простояли еще четыре года, пока мама не подарила их свому сокурснику, приятелю, собиравшему старинные вещи. Почему не продала, подарила? Ну, они уже давно не шли, эти часы. Но учить определять время удобнее всего как раз по неработающим часам: можно без страха что-то испортить вертеть стрелки, отмеривая обозначенные римскими цифрами четверти на белом циферблате.
Часы были испорчены, но когда конец длинной минутной стрелки оказывался внизу, раздавался мелодичный звон, а когда палец мамы доводил её до верха, часы начинали играть менуэт, и звуки, похожие на звучание клавесина, завораживая, заставляли переживать - он знал, что мелодия вот-вот оборвется.
- Да-да, именно такие часы были когда-то в доме его прадеда. Даже стрелки, кончики которых были похожи на наконечники настоящих стрел, даже едва заметные беловатые прожилки черного мрамора - за стеклом стояли, казалось, часы из его детства.
Не понимая, для чего ему это нужно, он отворил тяжелую дверь.
- Часы в прекрасном состоянии, - заметив его взгляд, уверил антиквар.
- Я бы купил их у Вас, - сказал он вдруг, сам удивляясь своему неожиданному решению, - но я бы хотел сначала проверить, как они
- Конечно, конечно, - и антиквар, совсем как когда-то мама, стал осторожно проворачивать длинную минутную стрелку.
Менуэт, тот самый, из дней совсем, казалось, забытых, заставил его отвернуться и сделать вид, что его заинтересовало стоявшее у стены большое напольное зеркало.
Он увидел в нем себя - седого, потерявшего здоровье и веру, и даже, казалось, память о том, что было дороже всего на свете. Память, которую вернули сейчас эти вот невыносимо нежные звуки.

И ему подумалось, что это, наверное, и есть счастье.