Пуговичная история

На модерации Отложенный

Жили-были пуговицы. Местом постоянной прописки был им старый изрядно поношенный мундир, служивший много лет своему хозяину, мелкому чиновнику, едва ли не единственной теплой одеждой.

Поначалу их было ровно семь. Наверное, когда-то в молодости они были хороши собой, но прошло столько лет, что пуговицы и сами забыли об этом. Со временем они потускнели, а рисунок стерся так, что разобрать его решительно не составляло никакой возможности.

Первой потерялась верхняя, самая романтичная. Она все время страдала от того, что была постоянно прикрыта воротником, и поэтому картина окружающего мира ею воспринималась ограниченно и весьма искаженно. В один прекрасный день, при выходе, оказалось, что верхняя соскочила с кителя и была такова. Некоторое время пуговицу искали, но через несколько дней она была благополучно забыта. На место беглянки никто не был водворен, а недостаток этот весьма удачно скрывался длинным шарфом, обернутым вокруг шеи на художественный манер.

Второй сбежала нижняя. Она была самая замкнутая из всей компании и вечно помалкивала. Никто не знал, что у нее на уме. Так вот, со своими тайными мыслями, нижняя исчезла. Момент ее ухода не был отмечен остальными. Просто вдруг оказалось, что нижней нет на месте. Как-то так получилось, что отсутствие ее не сказалось на общей картине застегнутости и замена не состоялась.

Нижняя не играла ведущей роли в общественной жизни, но после ее побега остальные пришли в большое волнение. Их не заботила судьба пропавшей нижней, лишь только собственная. В виду таких событий было объявлено общее собрание, хотя и без него все пуговицы находились на местах, отведенных им в табели о рангах.

- Надо серьезно обсудить сложившуюся среди нас нездоровую ситуацию, - взволнованно произнесла четвертая сверху. Она была центровой и в душе чувствовала себя главной в этом ограниченном обществе. Остальные дружно закивали в знак согласия.

- Нас осталось всего пять, - продолжала четвертая, видимо избравшая себя председателем собрания. – Если сбежит еще одна, всех остальных заменят в полном составе на новые.

- И куда нас? На помойку?! – истерически вскрикнула вторая снизу с чуть заметной щербинкой по краю.

- Я не хочу на помойку, - с дрожью в голосе прошелестела ее соседка сверху.

- Я тоже не мечтаю, - злобно ответила ей щербатая.

- Давайте поклянемся не покидать своих мест и отдать всю жизнь до остатка делу служения…, - начала пафосно средняя, поддерживая председательский имидж.

- А давайте! – громко подхватила вторая сверху. И все одобрительно загудели. Тут же незамедлительно была принесена клятва верности и пуговицы, уставшие от волнений, угомонились на ночь.

… На следующее утро во время обряда застегивания была по неосторожности сломана ножка третьей сверху пуговицы. Безвременно усопшая была отправлена в мусор, а мундир временно заменен на не менее потертое пальто. Пуговицы притихли в тоскливом ожидании конца славной и многолетней службы.

                Настал вечер. Появился хозяин мундира, и пуговицы в предчувствии сжались от страха.

           В самый апогей всеобщего ужаса вдруг случилось неожиданное. Вместо того, чтоб срезать старые пуговицы, на место сломавшейся была крепко пришита новая. И что это была за пуговица, хочу я вам сказать! Она сверкала слегка потертым золотом. Два грозных льва в лапах держали щит под короной, оглядываясь при этом в разные стороны, видимо, в поисках врагов. Она была так хороша и так спесива, эта новенькая. Остальные взволнованно осматривали вновь прибывшую, не решаясь заговорить. Наконец средняя, набравшись храбрости, прокашлявшись, спросила:

- Вы к нам надолго? Одна или как?

Гербовая скосила глаз, но высокомерно промолчала. Пуговицы еще больше разволновались. Они не были готовы к такому повороту событий. Еще несколько раз пытались они заговорить с новенькой, но она так и не снизошла до разговоров.

             Лишь через несколько дней, когда старые пуговицы рукой на нее махнули и перестали обращать внимание, новая, наконец, подала свой голос. Как и ожидалось, тон ее был барским и снисходительным до всех остальных:

- И всегда у вас скукотища такая?

- Ну отчего ж сразу скукотища? – возразила ей средняя.

- Да то и скукотища, что уж неделю живу в этой серости, и ничего ровным счетом не происходит, - с ленцой ответила гербовая.

- Надо полагать, что ваша прошлая жизнь была наполнена приключениями, - ревниво возразила ей средняя, чувствуя, что теряет ключевые позиции на фоне явно проснувшегося интереса к новой пуговице со стороны остальных.

- Да ужж… - мечтательно произнесла гербовая. – Могу порассказать вам о том, как живут в приличном обществе.

- Просим, просим, - нестройным, но оживленным хором заголосили остальные. Одна лишь средняя, надувшись, промолчала.

              И потянулись долгие зимние вечера наполненные рассказами о парадных выездах и дружеских попойках, мимолетных романах и внезапных дуэлях, свечах в канделябрах и переливах искр в винных бокалах. Пуговицы восторгались, ужасались, ошеломлялись и грустили от того, что не довелось испытать таких сильных ощущений в их скромной, наполненной канцелярщиной, жизни. Справедливости ради надо отметить, что гербовая снисходила до рассказов под настроение. Часто приходилось ее уговаривать, льстить и унижаться. Несла она себя высоко, любила, когда остальные суетились вокруг, создавая для нее особую атмосферу.

            Мундир был уже совершенно выношен, пуговицы окончательно потускнели и стерлись и вид имели весьма непрезентабельный. Одна лишь гербовая продолжала сиять, невзирая на обстоятельства.

           Так прошли остаток зимы и весна. Приближалось северное, не обремененное жарой, лето. В один из дней, когда опала белым снегом черемуха и окончательно отступили холода, мундир был вынесен на помойку и выброшен вместе со всеми пуговицами.