Слышь, да не было там ничего, в СССР!

(Ироническое письмо о лжи, прикрытой ложью, называемой правдой)

Текст посвящается современной пишущей молодёжи, смачно льющей патриотические слюни за воротник пионерским зорькам, «расцвету наук», красным флагам, Гагарину, всяческим «первомаям» и всякому другому совковому мифотворчеству. Которое они, по незнанию да по неопытности ощущают каким-то нескончаемым фастфудом, чудо-фейерверком, равным «великим достижениям советского народа и его непрестанно растущему благосостоянию». Слышь, друг, да в помине там не было ничего такого!

Была загустелая, забронзовевшая беспросветная тьма невы́сказанностей, нереализации, ограниченности, приниженности, принуждений, недоступности всего и вся...

Давай по пунктам. Согласен?

День Победы. Вопросов нет. Празднество на века. Даже не притронусь, поверь.

На этом, к сожалению, плюсики кончаются.

Первомай. Студентов гнали стадом, вытаскивая из общаг за шкварник, пугая несданными зачётками, немедленным исключением из института, училища. Для регионального студиозуса вылететь из вуза значило потерять всё и вернуться в проклятую деревню. Где его будут сечь розгами до конца его гнусных дней: «непрестижные» пастухи, конечно, тоже зарабатывали, и неплохо.

Высшее образование – вот предел мечтаний советских родаков.

В итоге: инженер с окладом в 100-120 рэ. Больше ничего. До гроба, блин. (Между прочим, жаргонизм «блин» этимологически родом оттуда, из «эзопового» СССР.)

Деревня, добавлю,жила довольно сносно за счёт некоторых форм хозрасчёта и кооперации – хотя основные средства и дотации шли всё-таки с города. Иначе крышка. В сёлах огромную роль играла также кооперация местного партийного руководства с руководством городским, областным: для злоупотреблений и воровства – поле непаханое, причём малоконтролируемое и стопроцентно неконкурентное. Знатной доярке могли дать надбавку, а могли и не дать.

Как считаешь, пойдёт она после этого на демонстрацию? Побежит, только шуба завернётся.

Здоровые заводские мужики, работяги-инженеры, интеллигенты и прочая гордо топали в строю, естественно, за отгулы, прибавку к жалованию. За очередной тухлый прогиб перед начальством. ...Видишь ли, друг, там Гоголь отдыхает, как надо было прогибаться, подстраиваться и канючить.

Притом что за невыход на парад их также изощрённо наказывали, ещё и деньгами. Учи́теля, например, лишая дополнительной полставки. Что смерти подобно: прощай июльская поездка на юга.

Именно на праздник выдавались разнообразные «тринадцатые», «четырнадцатые» зарплаты, подъёмные. Назначались карьерные повышения, по служебно-партийной линии и пр.

Вообще советское бытие шло от праздника к празднику – совершенно неэффективное производство в предпраздничную пору награждалось, премировалось, поощрялось, обвешивалось знамёнами и орденами. Всё наряжалось в невообразимой красоты ленинскую серпасто-ёлочную атрибутику, – поднимая таким образом патриотический дух населения на невероятные высоты – и непрестанно обещая, обещая, обещая... Чмокая, чавкая, слюнявя, гундя с кремлёвских партсъездовских трибун.

Сдабривая бесконечное «обещалово» пышными пьяными вечеринками-застольями в домах культуры, кафе, ресторанах, – где народ уплясывался и упивался до чёртиков; уютными вечерами вспоминая затем минувшее непотребство вплоть до следующих торжеств.

Образование. Да, бесплатное. Читающая страна. Да, Союз писателей, композиторов, Большой-Малый театры.

То-то они с младых ногтей бредили заграницей.

Тот, кто мало-мальски смог выглянуть за рамки дозволенного (как правило, люди искусства), остервенело мечтали «туда» съездить. И ездили, кто ж против. И сбегали нафиг.

Они и обернулись впоследствии опорой перестройки, краеугольным камнем, свалившим социалистическое «самодержавное» хозяйство.

Школа – самое безобидное советское учреждение.

Разумеется, в основном припоминается хорошее – шарады, забавы, пионерские лагеря, игры-зарницы. Беспечное детство. Летний отдых.

Далее скажу о себе. Говорить за всех – нечестно.

Первой травмой для меня, пацанёнка в коротких шортиках, стала октябрятская присяга. Второй – комсомольская.

Я не хотел туда. Не верил ни в присягу, ни в заветы Ильича, ни в обещания «отдать жизнь» за что-то неведомое.

Представляете, к примеру, вас, сегодняшних, – раскрепощённых, джинсово-рваных, – вдруг куда-то потащат, поставят в ряд, гаркнут, заставят кому-то присягнуть. Под это дело будете с десяти до двух, каждый день(!) читать и учить наизусть неинтересную книгу про чьё-то долгое боевое прошлое, – а потом каждый будет про него рассказывать, по очереди. Потом ваять сочинение, строчить стихи, вешать о прочитанном стенгазету.

И ежели ты взбрыкнёшь и скажешь «достало, не хочу!», тебя будут три часа елозить и разбирать на пионерско-комсомольском собрании. Затем вызовут в школу родителей, вставят им по заднее число, позвонят матери на завод, в партком: мол, ваш сын не хочет зубрить «великое» произведение и говорить лозунгами, поэтому, товарищи, примите меры.

А если ты пришёл/ пришла на краснознамённый сход в брюках-клёш или юбке, на сантиметр короче положенного, – тебя исключат из отряда, выкинут к чертям собачьим из комсомола, а значит, из жизни. Ты станешь изгоем, и тебе уже не поступить в «нужный» вуз. Мать, покрывшись сединой, сразу обветшает и сляжет. Ведь её сын/ дочь не хочет почётно зваться пионером-комсомольцем, не учит стих про «те события», и вся жизнь отдана коту под хвост. Позор, позор, какое горе, какой стыд!

И отец назовёт тебя «подонком», потому что его лишили премии после звонка директора школы руководству: «Да выучи ты этот долбаный Устав, выучи эту ублюдочную книгу!» – в сердцах крикнет он тебе.

И будет прав.

В данном гешефте кроется гвоздь, стержень социализма – сделать так, чтобы от тебя в конце концов отстали – сделать, сотворить никчемное, нелюбимое дело, неинтересную вещь, деталь, песню, концерт. В итоге быть как все, в общем строю. Понимая, – это понарошку, не по-настоящему. Просто так надо, и всё.

Тошнит от вечных собраний? Плюнь-разотри. Посиди нехотя часок на планёрке – опосля иди спокойно заниматься каратэ. Кстати, запрещённым.

Несмотря на классические книжки про войну, лётчиков и героев-пионеров, я успел выудить в Жюле Верне и Джеке Лондоне какие-то другие, непонятные всуе нотки, разводящие мысли с официальной постановкой вопроса о нужности человека только партии и исключительно социалистической экономике. Плюс музыка – рок, джаз. Радио. Блюз.

Когда за громкий «брежневский» анекдот на улице меня потащили в милицию, я страшно испугался. Когда приятель, в старших уже классах, внезапно надолго пропал, как оказалось, на «малолетку» – за спекуляцию джинсами – я ощетинился. Когда, уже в Питере, нас палками и пинками гнали из вожделенного рок-клуба – журналистов, поэтов, музыкантов, тех, кто никогда ни в каких Союзах не состоял и не собирался, – я озверел.

В вузе – доминировали «история партии», «марксистско-ленинская этика и эстетика» и т.д.

В армии сначала – политзанятия. Потом уже военное дело, приправленное жёсткой дедовщиной.

Тогда же пошли первые цинки с Афгана, первые воюще-стонущие по дворам матери, молодые, не старые совсем... Десятилетие войны, тысячи погибших. Ультимативное, безапелляционное замалчивание в СМИ. Нельзя – потому что скоро парад.

Работа на гражданке (про военных и милиционеров умолчу – отдельная тема) – достаточно свободно. Но малооплачиваемая.

Там, где зарплата чуть повыше – милости просим: партбилет, рекомендации, связи, знакомства. Или – дуй в трудяги-гегемоны – тут ограничений нет. Можно было зашибить деньгу́, через обусловленное количество годков получить квартиру. Повиснуть под завершение скорбных дней на площади, на стенде почёта. Кататься загород в сад с огуречными шести сотками. И быть счастливым. Но...

Продукты. По блату. Вещи, мебель – по большому блату. Книги – по колоссальному блату. (В домашней библиотеке могло затесаться крамольное, недозволенное. А это уже статья.) Хочешь Бердяева? – достанем. Но предупреждаем – от сумы до тюрьмы...

Литература. По блату, во всех смыслах. Напечататься – нереально. Надо обязательно состоять в Союзе писателей.

Чтобы в нём состоять, надобно иметь опубликованные книги. Чтобы опубликовать – нужно ползком и на корточках прошерстить по сотням бюрократических коридоров. Под унизительные насмешки обитающих там, там же самопечатающихся и самовоспроизводящих необходимые партотделу литкадры.

Писать не про Советский Союз и его рекорды нельзя. Статья.

Можно повествовать про отдельные недостатки, но, сука, смотри у меня! Статья.

Можно запросто отдать пропащую даром жисть-жестянку за одну-единственную опубликованную, выклянченную в Совписе книженцию, так же как за приобретение какого-нибудь полного собрания сочинений.

В политику – только через партию. В партию – однозначно переступив через самого себя и свою совесть, оттого как впереди большой и нелёгкий путь от секретаря райкома – с побегушками, унижением и оскорблениями; – и не факт, что прорвёшься выше. Или... – родиться сыном кого-то из «высших». Тогда ты на коне.

Блат и кумовство приветствовались. Извращённая мораль приветствовалась: днём коммунист, ночью баптист. Поощрялась тройная, блин, мораль – ложь, прикрытая ложью, ложью же погоняемые, называемые настоящей правдой.

Не прощалось отстаивание принципов и упёртость, свойственные героям Диккенса. Ведь ты принадлежишь партии. Партия принадлежит народу. Народу принадлежит государство, принадлежащее партии.

Радио, ТВ, СМИ – всё относится к партии и только партии. Как она скажет, так и наваяешь. Напишешь не так, посадят – коли ты не Роллан Быков или Эльдар Рязанов. Их немного, неприкасаемых. Но и они не бессмертны, как показала практика.

Да, к слову, история про настоящих преданных бойцов-партийцев, коммунистов связана в основном с военным временем и людьми оттуда. Мы же говорим о периоде застоя – наиболее длительном и образцовом для социализма. Никаких движений, реформ, завоеваний...

Аха, слышу крики про Космос, промышленность, турбины!Промышленность. Промышленности практически нет. Она функционирует сама в себе, производя никому не нужный ширпотреб. Но поскольку ни у кого ничего за душой особо не было, то покупали то, что изготовляли собственноручно.

Дома-турбины-заводы непременно возводились, куда без них, – обаче Союз грохнулся бы значительно раньше. Всё было покрыто невероятными, немыслимыми, не поддающимися здравому смыслу, в десятки раз превышающими проектную стоимость расходами, приписками, липовой отчётностью. Туфтой. Да и сырьевую экономику никто не отменял – на этом и держались. Нефть – всему голова.

Есть узловые предприятия, на которые уходит практически весь бюджет – и которые тащат на своих плечах весь СССР со всеми его достижениями: военно-космический комплекс с нацеленной на него группой «инновационных», как бы сейчас сказали, научно-технических институтов, академгородков, более менее финансирующихся.

Невероятно огромные деньги уплывали в страны соцлагеря, – при первой подвернувшейся возможности изменивших «большому брату» с капиталистической «заразой», тут же позабыв об астрономических долгах.

Главное, что небывалые триумфы «науки и техники», создаваемые в угоду ядерному паритету, – абсолютно не влияли на реальное благосостояние людей.

Но поскольку доллар стоит меньше рубля, газ-нефть-соболя улетают в загранку и цены в общем-то низкие и сравнительно доступные – людям со средней зарплатой на жизнь хватало.

Хватало на отдых, жилищный кооператив «в долгую» и на детей. Блага́ типа автомобиля или иностранной бытовой техники – удел избранных. Удел простого человека-обывателя – ковёр на стену и польский гарнитур по полугодовой записи. 

Избранными, повторюсь, были партийные боссы.

Из народа же в «избранниках» ходил следующий субстрат граждан: халдеи-официанты, таксисты, кабацкие музыканты и швейцары. Они гоняли на дефицитных машинах и, на зависть лохам, обменивали меньшую жилплощадь на бо́льшую. (Признак достатка в СССР.) Любого из них, в принципе, элементарно упаковать за решётку за их «бизнес», поэтому некоторые служили по совместительству гэбэшными стукачками. В чём, кстати, был определённый извращённый кайф – стучали, «барабанили» они так же хреново, как относились к советской власти. То есть спустя рукава, – никого в итоге не сдавая: у самих рыльце в пушку.

Если сын стал официантом, мать может спокойно умереть – его будущее в надёжных... чаевых.

Таксистом – отец-учёный мог позволить себе Пицунду в феврале.

Учёные до смерти жили в родительской квартире.

Учителя разрывались за полторы-две ставки с утра до вечера, до инфаркта.

Кино – по большому счёту, удел столичных счастливчиков.

Театр прилично обретался только в мегаполисах. Прославленные актёры подрабатывали в кино, что являлось неким круговоротом популярности, привлекая зрителей обратно в театр. К тому же в столицах позволительно некоторым образом идеологически «хулиганить», – дабы не упасть в грязь лицом перед иностранными гостями. Процветал эзопов язык, иносказательность, достигавшие порой невероятных духовных пределов.

Великих людей советского искусства мы прекрасно знаем. Намного меньше сведений о сгнивших по тюрьмам и расстрелянных по идеологическим и «барыжьим» интересам и статьям.

«Идеологическое хулиганство», антисоветизм, нежелание ходить в строю или жажда делать, творить-изобретать всенепременно своё, без надзору, без чего вряд ли представляет сегодняшнее существование молодёжь, – до 5 лет.

Торговля кроссовками, джинсовкой, «винилом» – до десяти лет лишения свободы. Торговля валютой (биржевые спекуляции) – от 15-ти до расстрела.

Поэзия – не оплачивалась, кроме «общепризнанных» единиц. К тому же близка к антисоветизму. Тюрьма, высылка из страны. Психушка в лучшем случае.

Творчество. Антисоветизм. Статья. Зона.

Окромя, знамо, госконцертов, москонцертов, официальных вернисажей etc., то есть государственной системы культуры, полностью подвластной цензуре и ленинской идеологии.

Переступить предписание, устав, напортачить, спеть под конец выступления одну западную песню считалось высшим шиком и проявлением независимости. Подобно неприличным причёскам, одежде, манере поведения. За что, впрочем, раскрепощённые дети и «неправильные» родители становились врагами на все оставшиеся дни. За причёску.

Да, были категории людей, приближённые к власти, вполне обеспеченные пайком и спецмагазинами. Но то мизер по сравнению со страной.

В СССР сосуществовали два мира.

Мир приближённых. С обслуживающим персоналом этих приближённых – учёными, телеведущими, певцами, актёрами Большого театра, Мосфильма. С вероятностью посмотреть заграницу, приобрести одежду, обувь, любые книги, музыку, фильмы. (Действовали специализированные кинотеатры «для своих».)

И мир простого народа, трудящихся – с бесплатным образованием, Большим театром и филармонией. С потенциалом за 15 лет заработать на жигуль, а накопить на квартиру – никогда, – разве лишь обменять по хитрой схеме. Иначе статья.

И про Гагарина...

А что Гагарин? Приказали – «поехал».

Не допёр до стратосферы, послали бы другого. Тот не долетел, послали третьего.

Тут ситуация мало чем отличается от нынешней. Ракеты падают – идёт процесс постижения тайн сущего и непрерывного развития знаний, космической и военной науки.

Страна росла, вознося героев на пьедесталы, это нормально. Иначе бы мы не дотянули до сегодня.

Уверен и согласен – Россия неизменно великая, величайшая страна, невзирая на совковые недовольства. Счастлив, что привелось поглядеть-поучаствовать и там, и там. Поживём – увидим, как говорится.

Нам не впервой подниматься... вопреки логике событий.

И может, именно Гагарин был той отправной точкой, ощущением духа долгожданной свободы, крушением запретов, – с чего началось непрестанное поступательное движение советского строя к развито́му капитализму.

Где мы сейчас и пребываем в благоденствии и сытом умиротворении. 

 Фунт Игорь