Метафизика рассвета

                                                             
   Я
   огромней мiра,
   просторней неба
   и выше бога.
   А посмотришь - вроде маленький, глупый, с походкой какой-то птичьей.
   Я гораздо старше их всех, и, к тому же, знаю о них так много,
   что мои бесконечности их бесконечностей бесконечней,
   вечности вечней,
   а энергии энергичней.

   Это связано с тем, что во мне существуют
   гуглоплексы всяческих там вселенных:
   параллельных, перпендикулярных, диагональных и разных прочих.
   И они всё множатся в чертогах моих нетленных,
   возникают, взрослеют, сталкиваются, гаснут и снова рождаются в недрах отчих.

   А душа моя - калейдоскоп времён, пространств, измерений.
   В ней мiров и эонов столько, что не снилось ни гностикам, ни джайнистам.
   Там летают фениксы и пегасы, поэты толпами бродят,
   и каждый десятый – гений.
   Разноцветные кварки друг к другу ластятся,
   боги воруют бессмертье,
   и птицы щебечут над полем чистым.

   И бигбэнгов во мне, словно в бурном море бурунов.
   Не вода в них бурлит, бьёт ключом кварк-глюонная плазма.
   В ней горит, не сгорая, пророк мой Джордано Бруно
   и кричит не от боли, а от героического энтузиазма.

   У меня не три, а немеряно ипостасей,
   эволюций, форм … Душ во мне, как у дурака махорки.
   И живут они все в любви
   и полном согласьи,
   неслиянно и нераздельно,
   не прося ни водки, ни чёрствой корки.

   И ещё скажу тебе безо всяческих политесов,
   что прирост населенья моих мiров
   экспонентой летит куда-то,
   А в твоём мiравейнике
   всего-то шесть с половиной миллиардов живых балбесов,
   не считая иных планетян. …Да и этих не так богато.

   Впрочем, все вы дети мои. И нет у меня бастардов.
   Обитаете в асанкхейях кальп, пронизывая эоны.
   …А у бога времени всего-то шесть тысяч лет,
   да у мiра, возможно, дюжина миллиардов.
   И из этого хронотопа выпрыгнуть так же трудно,
   как зеку сбежать из зоны.

   Ну, а здесь… гуляй - не хочу. Никаких запретов!
   Воспари же над всей этой мысленной круговертью
   апокалипсисов, вздохов брахм, сиратов, голгоф, фаворских рассветов...
   Смертный, радуйся своему бессмертью!

   В многомiрье судьбы людей и богов напоминают деревья.


   И чем больше вселенных родится, тем гуще на древе веток.
   Если ты в этом мiре, допустим, попал под трамвай,
   то в других продолжаешь жизненное кочевье,
   и рука твоя там крепка, глаз - остр, конь - быстр, лук - меток.

   А когда где-нибудь случается землетрясение, или, например, война;
   если кто-то неизлечимо болен, или  смерть совершает требу,
   знай, что есть мiры, где всё не так. 
                                        Там птенцом из окна
   выпадает Игорь, но не вниз, а вверх. И Шагалом летит по небу.

   В тех мiрах Прокопыч стал академиком. Лёня здоров. У Танюшки детишек много.
   Леннон жив. Березовский беден, но честен.(И даже не вешался!) Гжегож заведует Ватиканом.
   А в одном из мiров гениальный поэт Серёга
   бросил пить, курить и считать меня графоманом.

   Мессалина там по ночам превращается не в Лициску,
   а становится святой Либератой. И никто не зовёт её потаскухой.
   Иисус не предал Иуду. Агасфер на Ваганьковском получил  прописку.
   Дездемона с мужем приглашают Кассио на групповуху...

   ...И когда сонной улицей, вдоль аптеки бреду устало,-
   На фонарь гляжу, вспоминая Экклезиаста...
   ...Если грустно мне, и если воздуха мало...
   ...Я дышу присносущим светом с усердием  исихаста.

   Отступает тоска. А я потихонечку вспоминаю
   Кто я... Где я... Куда иду... Происшёл откуда...
   ...А подёрнутый рябью канал превращается в стаю
   белых чаек. И улетает в сторону моря.
   Или показывает иное чудо.

    И опять узнаю' на обшарпанных стенах, в плесени узорах заморских,
   родные лица, глаза. Начинаю различать голоса в гуле ветра и громыханье трамвая.
   И глядят на меня, говорят со мной пророки
   Ал-Халладж, Эверетт, Иоахим Флорский,
   Николай Фёдоров, Бах, Андрей Рублёв, 
   и многие, чьих имён не знаю.

   А потом, возвратясь домой, творю мiры, подбирая слова, как по шапке Сеньку.
   Негромко бренчу на псалтири, проявляя к ближнему милосердье. 
   И, в коан Трисмегиста канув, трансгрессирую помаленьку
   из атмана в брахман,
   из мiра в Мiр, 
   из себя в тебя, 
   из жизни в бессмертье. 
     

   …Утро. Выхожу из дома. Ширкает метла во дворе.
   Горький дым над землёй плывёт, в ноздрях вызывая жженье.
   Это дворник, гастарбайтер Сурт, в мiровом костре
   жжёт листву и мусор, не дождавшись  Преображенья.